Олег Жмылев - Меня избрали Президентом РФ
-Нет. Пусть они все остаются.
-Ну, как хочешь, - сказал я, и понял, что юная особа захотела стать героиней дня.
Девочка улыбнулась, и уставилась в одну из кинокамер.
-Дядь Лёнь, вы пришли узнать – как я себя чувствую?
Однако, школьница не промах. Быстро поборола страх от нашего вторжения в палату, и взяла инициативу в разговоре в свои руки. Но “дядей Лёней” меня называют некоторые друзья моего сына, а вот так на кинокамеру…
-Да. Я пришёл узнать – как ты себя чувствуешь?
Пациентка пожала плечами, состроила задумчивую рожицу и, не отрывая взгляда от ки - нокамеры, кокетливо ответила :
-Мне, конечно, очень приятно, что сам Президент России интересуется моим здоровьем. Дядь Лёнь, я не хочу вас пугать, и поэтому отвечу честно : моё состояние сегодня намного лучше, чем было вчера. И я передаю привет своим подругам Свете и Гале.
Это желание многих, если ты засветился в кадре, то обязательно нужно передать привет всем родственникам и знакомым. И эта девочка не стала исключением.
-Люд, объясни мне, взрослому дяденьке, зачем тебе, такой красивой девочке, у которой есть и мама, и подруги, захотелось отравиться?
Сразу после моего вопроса улыбка сразу же исчезла с лица школьницы и юная особа, хму – ро посмотрев на свою мать, ответила :
-Мама недовольна моими отметками. И за них меня постоянно ругала. Мне надоело слы – шать её крики, и я решила отравиться.
-Ирина Александровна, неужели для вас высокие школьные отметки дочери дороже пси – хического здоровья вашего ребёнка? Я подчёркиваю – вашего ребёнка. Или вы для Людмилы ма – чеха?
-Да нет. Да нет. Я – родная мама Людочки. И как все родители я хотела, чтобы моя дочь отлично бы училась, а потом поступила бы в институт.
-Ну, ма, я тебе сколько раз говорила, что я путаюсь в формулах по физике, химии и алгеб -ре. К тому же, я забываю их и уверена, что они мне в жизни никогда не пригодятся. Так зачем же мне всякой ерундой забивать свою голову?
-Ну и будешь ПэТэУшницей, - прослезилась Ирина Александровна. – С тройками тебя ни в один институт не возьмут.
-А мне и не надо никаких институтов. Я люблю шить и вязать. Дядь Лёнь, я стараюсь придумывать новые виды одежды, но пока только для кукол. И я думаю, что когда-то стану модельером. А зачем модельеру всякие химические или физические формулы? Модельеру нужно уметь рисовать и чертить. По рисованию у меня пятёрка, а по черчению четвёрка.
-Да этих модельеров сейчас пруд пруди, - возразила мама девочки. – Все модели одежды уже напридуманы.
-Не все. У меня очень богатая фантазия и она меня выведет в ведущие модельеры мира.
Я задумался : а юная особа права. Действительно, зачем модельеру знать химические и физические формулы, не говоря уже об алгебре? Я занимаю самый высокий государственный пост, но я не помню ни формулы дискриминанта, ни формул трёх законов Ньютона. И чего? Если бы я их помнил, то я страной лучше управлял бы что ли?
-Да-а. Я теперь поняла, что не нужно было давить на дочку, - Ирина Александровна снова промокнула слёзы носовым платком. – Хочешь быть модельером, будь модельером. Лишь бы была живой. А я-то мечтала, что Людочка станет врачом. Это у нас такая семейная традиция – быть врачами. Мой дедушка был военврачом. Погиб на войне. А моя бабушка почти всю трудовую жизнь проработала фельдшером в деревне. Мои родители – врачи. Я и бывший муж тоже врачи. И вдруг – модельер. Но мы хотели, чтобы Людочка тоже стала бы врачом, и вышла бы замуж за врача.
-Стыда нет – иди в мед, - громко произнесла пациентка.
Но мама юной особы будто не услышала высказывание дочери и продолжила :
-А если Людочка не сможет стать модельером, то ЧТО тогда станет делать?
-А если бы Людочка не смогла бы выучиться на врача, то ЧТО тогда бы делала? – спросил я.
-Как это – не смогла бы выучиться? – Ирина Александровна вытаращила на меня свои красивые глазки, которые через линзы очков казались огромными.
-Ну, не пошла бы у неё учёба. Провалилась бы на вступительных экзаменах, или не сдала бы сессию?
-Такого быть не может. Мы помогли бы. Подсказали бы, чего знаем. А если надо, то и взятку бы дали кому надо.
Юная пациентка захохотала и сказала :
-Лучше быть плохим модельером, чем плохим врачом. Дядь Лёнь, я права?
Я погладил девочку по голове и ответил :
-Конечно, права. Хочешь быть модельером – будь им.
-А как же школа? – воскликнула Ирина Александровна.
-А школа как-нибудь, - ответил я, и, подмигнув Людмиле, вышел из палаты.
Да-а-а. В некоторых семьях существует такая дурь. Если прадед, дед и отец были дворни –ками, то и пацан, когда вырастет, тоже должен стать дворником. А если он, не дай Бог, захочет стать инженером, то всё, считай, что случилась семейная трагедия. Начнут шикать на мальца : “Ты что – самый умный? Предков своих не почитаешь? И в кого таким неблагодарным растёшь? “ И так далее, и тому подобное.
-Дикость какая-то, - шепнула мне в коридоре Татьяна Алексеевна. – Из-за ссоры с матерью решила отравиться. Наше поколение в подростковом возрасте такой дурью не занимались. Ну, может, были какие-то единичные случаи, но сейчас – это приняло массовый характер. Чуть ли не каждый день по нескольку подростков кончают жизнь самоубийством.
-А кто в этом виноват – семья или школа?
-Когда семья виновата. Когда школа виновата. А когда и семья, и школа вместе кошмарят детей.
-И нет на них никакой управы, - задумчиво проговорил я.
Странно. Ещё три года назад я не слышал слова “кошмарят”. Но после того, как его произ -нёс Дмитрий Медведев, слово “кошмарят” стали говорить все кому не лень. И я вроде бы тоже начал использовать его в своей речи. Или мне так показалось? Мне нравится слово “чморить”.
-Подростки сейчас очень импульсивные, - влез в наш разговор заведующий отделением. – Их нельзя сильно раздражать, и сильно ругать.
-А то повесятся, - сказал я.
-Да, да. А то повесятся или отравятся. С ними надо разговаривать спокойно и как со взрос – лыми. И, желательно, найти со своими детьми общий язык, сделав их своими друзьями.
-Значит, сначала нужно воспитать родителей, чтобы они правильно воспитывали своих детей.
-Да. Это дело серьёзное.
-Ну а в чём нуждается ваша больница? – посмотрел я на заведующего больницей.
-Неплохо было бы сделать в некоторых корпусах косметический ремонтик. Оборудование новое есть. Медперсонала хватает. Ну и всё.
-Михал Михалыч, а в каком отделении лежат тяжёлобольные? Хочу с одним из них пооб – щаться.
Бабулька, накрытая одеялом под самый подбородок, громко стонала. В палате-люкс на две кровати пациентка была одна.
Мы поздоровались с больной.
Женщина чуть приоткрыла глаза, посмотрела на Голикову и спросила :
-Дочк, а ты кто?
-Министр здравоохранения, - смущённо ответила Татьяна Алексеевна.
А я понял – почему моя спутница смутилась. А как не смутить-то, если рядом лежит уми – рающая старушка, которая стонет от сильной боли, а министр здравоохранения и социального развития не может ей ничем помочь.
-Помоги мне умереть, - попросила больная, и на её глазах выступили слёзы.
-Вас вылечат, и будет у вас всё хорошо, - пыталась успокоить бабулю Татьяна Алексеевна.
-Хорошо уже не будет, - с трудом произнесла пожилая пациентка. – Жду когда умру, да никак этого не дождусь.
-Елизавета Петровна, да что вы такое говорите, - нарочито возмущённо проговорил леча – щий врач, но не тот, который лечил Людочку. – Мы вас вылечим, и вы ещё внуков своих переживёте.
-А вот этого не дай Бог, - чуть не выкрикнула больная, и посмотрела на меня. – Вы новый президент, Я это знаю. И прошу вас – помочь мне умереть.
-Умереть?! – воскликнул я. – Все жить хотят, а вы, Елизавета Петровна, умереть хотите. – Я вспомнил Людочку, но спросил, - а зачем вам умирать? Поживите ещё. Вот и сведущий человек, - я показал на лечащего врача, - говорит, что вас вылечат, и вы ещё поживёте.
-Нет. Я чувствую, что скоро умру, а умирать я не боюсь. Мне лекарства уже не помогают, и поэтому я не могу терпеть эту боль. Из-за неё невозможно ни есть, ни спать. Ну, помогите мне умереть.
-Как? – зачем-то спросил я.
-Слово такое есть медицинское – эв… Эвтазия что ли.
-Эвтаназия, - машинально поправил я.
-Во, во. Точно, так как вы сказали.
-Елизавета Петровна, но у нас эвтаназия запрещена, - пояснил лечащий врач и покосился на Голикову. – И всех, кто помогает больному умереть, считается преступником.
-Глупости всё это. Помочь, просящему, – это не преступление, а святое дело. Если бы я могла ходить, то повесилась бы, или спрыгнула с крыши.
-Елизавета Петровна, убийство не может считаться святым делом, - возразила министр здравоохранения. – И врач должен лечить больных, а не убивать их.
-А я не врача прошу, а президента. Президент здесь самый главный и он всё может сделать. Ему всё позволено. Кто его осудит?
