Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур
Но сами крестьяне, в массе своей, ни о чем подобном и не помышляют. Они жаждут решения "в лоб". Их будоражит в первую очередь малоземелье. И видят кратчайший путь к этому в отъеме барских и церковных земель. Отгородиться от этой проблемы, или загнать внутрь штыками уже нельзя. Единственный способ быстро остановить брожение в этой бочке, у которой вот-вот сорвет крышку со всем, что на ней стоит, а это и мы с вами, - это решать земельный вопрос. Разумно. А не рубя с плеча. В нашей истории это с переменным успехом делал Столыпин, пока его не грохнули. Если его энергию немного перенаправить с обязательного и немедленного разрушения общины в сторону более активного наделения землей тех, кто из нее и так готов выйти...
Ведь для прекращения брожения достаточно удалить дрожжи. А если дать активным людям России возможность зарабатывать и брать столько земли, сколько они могут вспахать, то им никакая революция не нужна уже будет! Вот где необходима Маньчжурия!
А старая община - это готовый источник кадров для крупных сельхозхозяйств, которые благодаря передовой агрономии и сельхозтехнике, позволят собирать урожаи с десятины в два-три раза большие, чем сейчас собирают общинники на своих наделах. Именно при них нужно создавать машинно-тракторные станции, у которых и частники начнут со временем арендовать технику и трактора, чинить свои собственные, когда обзаведутся. И элеваторы, и консервные заводы. Все это будет привязываться к крупным сельхозхозяйствам. К их организации можно будет и иностранный капитал допустить.
Пусть крупное германское юнкерство не зарится на Малороссию, как на главного конкурента или объект военного захвата, а само приходит сюда со своей агрокультурой. Нужно дать им налоговые льготы, гарантии, чтобы кайзер и рейхстаг поняли, что с нашей помощью продовольственная безопасность их Фатерлянда будет обеспечена. Вдумайтесь только, немцы собирают у себя в три-четыре раза больше зерна с десятины, чем у нас! И при этом в малых хозяйствах жнут до сих пор серпом!
Конечно, с ростом производительности крестьянского труда, количество потребных рабочих рук на селе будет уменьшаться. Но для городских заводов, которых нам через пару лет надо будет строить десятками, а лет через пять-семь уже сотнями, эти высвободившиеся на селе люди будут крайне необходимы.
- Значит там... В вашей истории, Петра Аркадьевича...
- Да, увы. В Киеве, осенью 1911, когда...
- Нет. Не надо об этом. Главное, что я в нем не ошибся. Могучий он человек...
И знаете, что, Михаил... Если Вы не возражаете, давайте мы пока на эту тему закончим.
С меня на сегодня хватило. Понимаю, что Вы устали очень, но все-таки попрошу: Вы мне тезисно постарайтесь набрасать на бумаге то, что Вы мне сегодня и вчера рассказали, чтобы я мог подумать по каждому пункту... Совсем не хочется ошибаться. Совсем...
- Конечно, сделаю... Однако, можно я закончу свою мысль, Ваше Величество?
- Слушаю Вас, Михаил.
- Необходимо не откладывая брать под контроль Земство. Не на словах, а на деле. И взваливать на земские органы решение крестьянского вопроса наравне с правительством. Кроме Петра Аркадьевича, я прошу Вас вызвать князя Вяземского. Он - лучшая кандидатура из всех имеющихся. Если во главе Земства Вам удастся поставить его, при Столыпине во главе правительства и Дурново в роли начальника полиции, все предпосылки к недопущению смуты на селе у России будут.
- Ну, что-ж... Хоть и обижен князь на меня. Но раз Вы говорите...
- И, кроме того, не плохо бы было заручиться поддержкой графа Льва Николаевича Толстого. Или хотя бы разъяснить ему суть задуманного в отношении села, для начала. Несмотря на все его странности последних лет, авторитет в обществе у него огромный.
- Думаете, он поймет? Сомневаюсь я очень в этом.
- Думаю, что попытаться стоит.
- Ну, что-ж. Значит поедем в Ясную Поляну в ближайшее посещение Москвы. Вызывать сюда человека в таких годах - не правильно...
* * *С этого дня дело, наконец-то, пошло на лад. Осознав мрачные перспективы "политики страуса" на троне, и уяснив, что уже к 20-м годам в мире не останется ни одной неограниченной монархии среди развитых стран, Николай скрепя сердце решился на введение основ парламентаризма.
Причем последней каплей, добившей его нет-нет да и прорывавшиеся сомнения, стал приватный разговор с Менделеевым в середине мая, когда они тет-а-тет обсуждали перспективы реформы образования. Вызванный императором на откровенность, Дмитрий Иванович спокойно и рассудительно констатировал, что неограниченная, самодержавная власть подходила лишь для управления в массе своей серым и необразованным обществом. Но сейчас к станку или за сельскохозяйственный комбайн людей тупых и безграмотных уже не поставишь. Да и управление механизмами броненосца или авто не доверишь. Равно как их строительство и обслуживание. Поэтому без резкого повышения образовательных стандартов дальше России не прожить. А грамотным подавай свою долю участия в управлении страной. Грамотных так просто уже не задуришь.
Из имевшихся вариантов трансформации общественного устройства, после углубленного обсуждения с Банщиковым их плюсов и минусов с точки зрения сохранения правящей династии, естественно, Николай остановиться на германском образце монархического парламентаризма. Что изначально и прогнозировал Вадик.
Глава 4. На войне как на войне.
Владивосток. Японское море. Апрель-май 1904 года
Платон Диких по въевшейся привычке мгновенно проснулся от еле слышной трели первой боцманской дудки, свиставшей к побудке. Выработанная за долгие годы службы автоматика рефлексов сработала, и он попытался нашарить концы, поддерживающие койку, и вскочить. Однако ударился правой рукой о переборку, левая схватила воздух, а макушка ткнулась во что-то жесткое. Откуда-то сверху раздалось сонное чертыхание. Открыв глаза, Платон осознал, что пробудился на нижней койке четырехместной каюты. С левой стороны доносился храп его сокаютника, как он теперь вспомнил, такого же прапорщика по Адмиралтейству, из бывших штурманов дальнего плавания...
После неожиданно пышной встречи "корейских" на вокзале, увидев свое будущее место службы и тускло поблескивающий казенник новенького, еще пахнущего заводской смазкой десятидюймового "чуда", он почти "впал в изумление". А утро одного из последующих дней принесло ему еще больший сюрприз. Тогда, после подъема флага он уж было собрался идти в свою башню, его отыскал командирский вестовой с приказом "одеться по первому сроку и ждать каперанга Беляева в катере через двадцать минут".
Платон тогда, тяжело вздохнув, решив, что прибыл, наконец, постоянный командир башни, которую он уже привык считать своей, и его вызвали для встречи нового командира и "передачи дел", побежал переодеваться. На пристани их ожидала пролетк, и Платон, повинуясь взмаху руки командира, уселся на облучке вместе с матросом-кучером.
- На Светланскую, угол Посьетской, к заведению портного Ляо, - прозвучала команда и пролетка тронулась.
Когда они подкатили к портновской мастерской, известной как своими ценами, так и отличным качеством работы, Беляев, выйдя из пролетки, приказал Платону следовать за ним и ничему не удивляться. Быстрым шагом они прошли через зал внутрь мастерской, где Платона немедленно окружили двое портных, заставили его снять бушлат, рубаху и брюки, после чего начали быстро снимать с него мерки.
- Чтобы через четыре часа готово было, - сказал Беляев, - Доставите в Морское собрание дежурному офицеру, а все остальное к вечеру на крейсер. На дежурном катере будут ждать.
- Не извольте беспокоиться, господин капитан первого ранга, - сказал старший из мастеров, - Обязательно успеем, не в первый раз.
- Ну что ж, Платон Иванович, теперь поехали дальше, - сказал Беляев, когда изумленный до невозможности Платон оделся, - Теперь нам с тобой в Первую Гимназию.
Перед гимназией их уже дожидался смутно знакомый молодой лейтенант, кажется, с "Варяга", - припомнил Платон, в сопровождении трех человек, одетых в выходную форму железнодорожных машинистов. Двое выглядели лет на тридцать пять-сорок, а один, помоложе, под тридцатник.
- Доброе утро, Григорий Павлович, заждались мы тут вас, - улыбнулся лейтенант.
"Балк", - вспомнил, наконец, фамилию варяжца Диких.
- Здравствуйте, Василий Александрович, мы тут к портным заезжали.
- А мы еще вчера вечером успели, - понимающе усмехнулся лейтенант, - ну что ж, коли все в сборе - пойдемте.
Широкую дверь гимназии перед ними отворил швейцар. Они вошли, и поднявшись по лестнице, свернули в коридор, заканчивающийся большой дубовой дверью. Лейтенант взялся за ручку, открыл ее, пропуская первым Беляева, а затем всех остальных. В центре кабинета сидел представительный господин в пенсне, с бородкой клинышком, облаченный в мундир министерства просвещения. Он не спеша встал, обогнул стол, и, подойдя, поздоровался с Беляевым за руку.
