Павел Дмитриев - Поколение победителей
В мужчине легко прослеживалось сходство с портретом из учебника истории. Высокий и широкий лоб, скорее даже начинающаяся лысина, вытянутый овал лица, высокие брови домиком, нос картошкой, прихотливо изломанные губы. Глаза крупные, живые и внимательные. Среднего роста, в хорошей форме. Одет неброско, в совершенно классический темно-серый костюм с белой рубашкой и нейтральным до незаметности галстуком. Впрочем, вблизи становилось заметно, что костюм хорошо пошит, и ткань на него пошла далеко не из сельского продмага.
– Екатерина, правильно? – Вождь резко, как-то рывком приблизился. – Пожалуйста, поговори пока с Верой Борисовной, моей женой. Она полностью в курсе событий, ждет тебя. – Не вникая в реакцию девушки, повернулся ко мне: – Петр, то, что ты рассказывал товарищу Музыкину, правда?
– Безусловно, только правда. – Не стал добавлять издевательски-киношное «и ничего кроме правды», вдруг эта американская формула и тут известна?
– Было бы интересно послушать сию историю…
Я заметил, как при этих словах у уходящей девушки губы вытянулись от едва сдерживаемого смеха. Не иначе, она вспомнила подвиги Шахерезады.
Пришлось не торопясь повторять все рассказанное ранее Петру Степановичу. Особо добавил только срочные вещи, то, что смог вспомнить о середине шестидесятых. Это безвременная смерть Королева на операционном столе при весьма, казалось бы, безобидном диагнозе, затем катастрофа, в которую попал Комаров при спуске нового космического аппарата, и гибель Гагарина в тренировочном авиаполете. Увы, для всех трех трагедий я не вспомнил даже приблизительных дат, мог сказать только, что два случая произошли раньше шестьдесят восьмого года, когда разбился первый космонавт[38].
Кроме того, удалось вспомнить, что из всего состава Президиума ЦК учитель истории особо выделяла Косыгина. Пятилетка шестьдесят пятого – семидесятого вообще называлась «золотой» или «косыгинской». Никогда более экономический рост СССР не был столь велик. Увы, после тысяча девятьсот семидесятого большинство его идей «заматывалось» в Политбюро. Тут мне осталось только сокрушаться – ну не историк я, не повезло вам, товарищ Шелепин, с попаданцем.
На этом Александр Николаевич жестом подозвал охранника и попросил принести поесть чего-нибудь легкого. Затем опять насел на меня, заставил рассказывать о распаде СССР. Не ожидал, что это будет интересовать Шелепина больше, чем события шестидесятых. Пришлось вспоминать на ходу, склеивать нечто цельное из давно слышанного и благополучно забытого. Причем бутерброды с сыром под крепкий сладкий чай здорово помогали этому процессу.
К моменту смерти Леонида Ильича в восемьдесят втором в Политбюро (так назвали Президиум ЦК) собралась могучая группа руководителей ЦК республик – Алиев, Рашидов, Кунаев, Шеварднадзе, Щербицкий, Пельше. Это из полутора десятков членов с правом голоса, немалая сила и в ключевых комитетах. Не думаю, что они сильно радели об интересах СССР в целом, скорее перетаскивали ценности и ресурсы поближе к своим уделам. Запомнился из-за своей абсурдности только один факт: в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году Гейдар Алиев возглавлял реформу советской школы. А потом занимался социальным развитием СССР и БАМом. Я долго удивлялся, неужели не было в ЦК КПСС никого, кто лучше разбирался в этих вопросах?
Несменяемые два десятилетия региональные вожди превратились в маленьких царей независимых государств. Они попросту отказались подчиняться новому Генеральному секретарю. Первым был Кунаев, при попытке его замены на «варяга-русского» в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году Алма-Ата ответила откровенным бунтом со штурмом здания ЦК и человеческими жертвами. Волнения смог погасить Назарбаев, еще бы, они по его сценарию и прошли. Горбачеву пришлось, скрипя зубами, смириться с ним как с первым секретарем ЦК Казахстана[39]. Внешне все выглядело красиво, но пример подали. Москва перестала контролировать регионы, распад СССР стал реальной угрозой.
Сложившийся в Политбюро триумвират Горбачев – Лигачев – Яковлев больше походил на иллюстрацию к известной басне «Лебедь, Рак и Щука». Думаю, Яковлев после десятилетия посольской жизни в Канаде предполагал что-то типа классической президентской республики с всенародно избранным президентом и несколькими партиями в сенате (в моей реальности так позже и получилось). Лигачев надеялся сохранить диктат КПСС, а для тотального очищения выкинуть весь шлак в «советы», там его постепенно замотать текучкой. Оба варианта были по-своему неплохи, но…
В результате получилось что-то среднее. Был реанимирован верховный государственный орган – Съезд народных депутатов СССР, на котором Михаила Сергеевича избрали Председателем Верховного Совета, так он занял два высших государственных поста. Позже Председателя Верховного Совета стали называть Президентом.
С другой стороны, Горбачев смог совершить чудо, буквально за несколько лет, до пленума тысяча девятьсот девяностого года, полностью перекроить состав ЦК КПСС. Списки даже сравнивать невозможно, состав обновился буквально на девяносто девять процентов. Советский Союз стоял нерушимо, и никто даже не мог подумать, что надо спасать не партию, а страну.
Однако предпринимаемые меры помогли, как попытка тушить костер бензином. По СССР покатился вал беспорядков: Чечня, Осетия, Абхазия, Приднестровье, Нагорный Карабах, Таджикистан, Прибалтика… Все разваливалось, в республиках за власть боролись все так же остро. Но в формате Верховных Советов республик, без партийной риторики, это было делать проще. Новый Союзный договор, мягко говоря, буксовал, реально он был вообще никому не нужен. Наивная ставка на «разум» народа оказалась бита.
Более того, предательский удар в сердце Союза был нанесен своими. Борис Ельцин, первый секретарь Свердловского обкома, антагонист Горбачева, выкинутый из Политбюро в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, возглавил Верховный Совет РСФСР. И тут же с немалым энтузиазмом принялся душить давнего оппонента. Кстати подвернувшееся «хлопковое дело» забило последний гвоздь в гроб КПСС, после обнародования материалов начался массовый исход коммунистов из рядов партии. В их числе демонстративно шлепнул партбилетом об стол Борис. Это было начало конца.
Попытки протолкнуть новый Союзный договор, в котором СССР превращался в конфедерацию ССГ (Союз Суверенных Государств), особой поддержки не встретили. Прибалтика уже заявила о независимости, фактически то же самое сделали Грузия, Молдавия и Армения. Все шло к тому, что остальные девять республик все же объединятся и сохранят большую часть Союза. Но в последний момент взыграли амбиции элиты.
Зимой тысяча девятьсот девяносто первого года на сходке в Беловежской пуще СССР попросту разорвали между собой на независимые государства лидеры Белоруссии, России и Украины[40]. Остальных даже не спросили, по сути, сняв с бюджета и отправив в свободное плавание. Президент СССР остался без страны. Он, кстати, до сих пор скитается с лекциями по миру. Тут премию дадут, там в рекламе снимется… Не побирается, но не более того.
По моему скромному мнению (вернее, мнению матери-историка), особой вины последнего Генерального секретаря ЦК в развале Советского Союза не было. Может быть, на его месте более жестокий и сильный лидер смог бы удержать страну от распада. Но без серьезной войны всех со всеми это было совершенно невозможно. Не думаю, что война – хороший выход, в дело под благовидным миротворческим предлогом могли вмешаться США, и тут вообще недалеко было до потери суверенитета и распила России на удобные для управления кусочки.
В общем, подвел я итог, крушение СССР было запрограммировано именно с тысяча девятьсот семидесятого по тысяча девятьсот восемьдесят пятый год, корень бед – неэффективное номенклатурное управление и безумная национальная политика. Слабый Союз не нужен никому, он обуза. Все остальное – следствия. Товарный и продовольственный голод, закупки зерна в Канаде, устрашающая коррупция, вырождение элит, инфляция… Список можно продолжать бесконечно.
Рассказ произвел серьезное впечатление. Его нельзя было описать словами. Собеседник сидел молча и прямо, «как лом проглотил», но при этом его корежило до зубовного скрежета. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он неожиданно поднялся, перебил меня:
– Спасибо. Мне пора. Продолжим немного позже.
– Хотел быть полезен Родине, – я уже убедился, что высокопарный стиль тут воспринимают вполне серьезно, – но плохо представляю себе реалии разработки советских ЭВМ. Если бы получить серьезную аналитическую подборку по этой теме, думаю, попытался бы сделать какие-то полезные выводы. Да и вообще, наверняка можно многое вспомнить, увидев знакомые по учебникам и книжкам события.
