Василий Сахаров - Северная война

  Видимо, ангелы небесные продолжали присматривать за молодым рыцарем, которому уже было не привыкать к тому, что он бегает от язычников, и конь под Зальхом был хороший, поэтому вскоре прямо перед собой, выскочив из леса, он увидел отличный каменный замок. На донжоне висел рыцарский стяг с неразборчивым гербом, а ворота укрепления были закрыты. Это значило, что замок все еще за католиками и в душе рыцаря появилась надежда на спасение.

  - Быстрее! - дергая за поводья, прокричал он, и над его головой пролетела стрела. Она вонзилась в спину одного из передовых всадников и наемник, раскинув руки, упал. Следом за первой полетели новые стрелы. Их было много, и Зальх боялся оглядываться. Однако он все же пересилил себя, бросил быстрый взгляд назад и увидел, что германцев преследует полная сотня врагов.

  'Не соврал Бомм, - машинально отметил Седрик. - Врагов, действительно, много'.

  Конь Зальха, приближая своего хозяина к спасительным стенам, продолжал бежать. До ворот, которые по-прежнему были закрыты, оставалось всего ничего, один рывок, и тут враги сменили тактику. Обстрел прекратился, а воины, которые скакали справа и слева от Зальха, сами по себе стали вылетать из седел. Рыцарь снова обернулся и обнаружил нечто странное. Славяне в черных шапках, которые были совсем рядом, продолжая скакать, раскручивали над головами мотки веревок и метали их вслед германцам. Некоторые из них не долетали до католиков и падали наземь, а другие разворачивались в воздухе и на конце каждой имелась петля, которая падала на тело германца. Затем вражеский конник резко останавливался и разворачивался, скакал в обратную сторону, а воин архиепископа вылетал из седла и, волочась по земле, следовал вслед за своим противником.

  Впрочем, это было мимолетное впечатление. Седрик гнал своего жеребца, который уже устал и едва не валился с ног, дальше, и тут он обнаружил, что коварное и нечестное оружие дикарей свалило его оруженосца, за которого рыцарь чувствовал определенную ответственность. Стена замка, где появились защитники с луками в руках, была уже рядом и Зальх решил рискнуть. Он резко повернул своего коня вправо, одновременно с этим выхватил меч и, проносясь над Танкредом, перегнулся с седла и разрубил натянутую волосяную веревку, которая утаскивала его в плен. Тут же язычники пустили в него стрелы, три штуки и все они попали в рыцаря. Вот только его защита была хороша. Два метательных снаряда клюнули Седрика в шлем и отскочили, а одна ударила в грудь, но под углом и только слегка порвала кольчугу. Затем в воздух взвилось сразу две петли, которые рыцарь не видел. Однако в этот момент он вновь повернул коня, и петли его не схватили. Ну, а после этого защитники замка сами стали стрелять во вражеских всадников и двоих ранили. Славяне, видя это, с диким посвистом, подхватили своих товарищей и унеслись обратно к лесу, а Зальх, спешился и с трудом переставляя подрагивающие ноги, подошел к оруженосцу. Он помог оглушенному Танкреду встать на ноги, и повел его к открывающимся воротам, которые распахнулись лишь после того, как хозяин укрепления узнал Уттенхайма.

  Спустя несколько минут рыцарь оказался в безопасности. Ворота замка вновь отсекли людей от мира, и пришла пора подсчитать потери. Всего отряд Уттенхайма потерял двадцать семь человек: восемь во время первой стычки с язычниками и еще девятнадцать во время бегства. У тамплиеров, которые имели гораздо лучших лошадей, чем наемники, в убитых числился только один человек и священник, в лошадь коего на излете попала стрела, и он при падении сломал себе шею, хотя была возможность, что цистерианец попал в плен.

  Замок, который приютил католиков, назывался Дунборг, а его хозяином являлся богатый барон Хитц. В дружине местного феодала было три десятка воинов и еще сорок крестьян, которые при первом же намеке на появление язычников, вместе с семьями сразу же укрылись за стенами. Германцы были готовы к обороне, тем более что в замке имелись луки и даже запрещенные церковью арбалеты, но язычники, которые находились в лесу, не торопились штурмовать замок и ждали темноты.

  В первых сумерках Зальх и Уттенхайм поднялись на стену и услышали, что в лесу стучат топоры. Наверняка, враги сколачивали штурмовые лестницы и Людвиг, медленно покачав головой, произнес:

  - Да, Седрик, для нас с тобой Крестовый поход начинается неудачно. Один день и половины отряда как ни бывало, а сегодня ночью, как мне кажется, нам придет конец.

  Зальх, который успел помыться, поесть, выпить немного вина и помолиться в замковой часовне, в этот раз со своим командиром не согласился:

  - Нет. Язычникам нас не взять, Людвиг. Им не помогут нечестные уловки, потому что мы в замке, и я уверен, что Святая Дева Мария не оставит нас.

  - Эх, - вздохнул Уттенхайм, - хорошо бы.

  Вскоре на землю опустилась кромешная тьма. Спрятавшиеся в замке люди дружно молили Бога спасти их от богомерзких дьяволопоклонников, а гарнизон Дунборга не спал, и был готов отразить нападение врага. Однако, своим чередом наступил рассвет, а язычники так и не появились. После чего посланные в лес разведчики обнаружили, что он пуст и венеды, которых было не менее тысячи человек, половина из которых являлась конниками, бросив на месте стоянки несколько десятков осадных лестниц, ушли в сторону Гамбурга. Всеми католиками это было расценено как божий промысел и, стараясь не вспоминать о погибших и многочисленных раненых, которые оставались в Дунборге, остатки архиепископского отряда, тамплиеры и священники снова направились в сторону Дании. Война только начиналась, они выжили, и все основные битвы долгой и кровавой эпопеи под названием Крестовый поход были у них впереди.

Глава 7.

  Черные клобуки из сотни Юрко Сероштана закидали отступающих германцев стрелами, а когда католики оказались под прикрытием замковых стрелков, вместе со своими ранеными, которых было двое, стали оттягиваться к лесу. В общем-то, степняки поступили правильно, лоб в лоб против немецкого отряда, который шел на север, не полезли, а придержали противника дозорной группой, и дождались подхода всей сотни Сероштана, следом за которой двигались наши основные силы. Вот только вражеский командир мужиком оказался головастым и опытным. Видать, сообразил, что его специально задерживают, бросил лошадей с телами павших воинов и рванул к ближайшему укрепрайону, которым оказался замок Дунборг. Но ничего, никуда он от меня не денется. Будет ночь, и замок все равно падет.

  - Ранко! - я обернулся назад и среди деревьев отыскал вожака варягов.

  - Чего, Вадим? - откликнулся командир 'Карателя'.

  - Готовь людей к ночному штурму.

  - Как обычно?

  - Да. Один отряд с факелами и лестницами, не спеша, подходит к замку с одной стороны, а твои умельцы, кто лучше всех по каменным стенам ползает, под прикрытием сотни арбалетчиков вместе со мной тихо подойдут с другой.

  - Понял.

  Самород стал отдавать приказы, и люди принялись сооружать штурмовые лестницы, благо, сейчас у нас есть небольшой обоз, а в нем имеется все необходимое, гвозди, веревки, молотки и прочая походная мелочь. Ну, а я, отметив, что кругом царит порядок, и нет никакой лишней суеты, присел под деревом, стал ждать пленников, которых наверняка приволокут черные клобуки, повел затекшими плечами и улыбнулся. А чего? Имею на это полное право. Вот уже две недели вместе с отрядами воеводы Громобоя, Идара Векомировича, княжича Вартислава и еще несколькими мелкими группами до полусотни бойцов в каждой, моя армия бродит по Верхней Саксонии и долбит католиков, где только возможно. Деревенька? Сжечь. Замок? Взять и тоже сжечь. Церковь? Разрушить. Дозорная группа? Уничтожить. Патруль? Перебить. Священник? В петлю его, поганца. Саксы? Под нож. Все это делается как-то привычно и даже весело. Потерь у нас практически нет и мы будто сильный морской шторм, который смывает с берега весь мусор. За нами только дымящиеся развалины, убитые люди с крестиками на шее, вытоптанные поля и трупы вражеских воинов. Словно неводом наши отряды прочесывают все окрестные земли и отлавливают каждого крестьянина, который может помогать будущим крестоносцам. Мы не щадим ни стариков, ни женщин, и только детей не старше десяти лет, отправляем к берегу Венедского моря, откуда корабли моей эскадры перевозят будущих варогов и работниц в учебный зеландский центр.

  Иногда, в краткие минуты покоя, такие как сейчас, моя личность из двадцать первого века спорит со своим оппонентом из века двенадцатого. Я задаю себе вопросы и сам же на них отвечаю, находя оправдание своим поступкам. Жестоко ли мы поступаем? Да, несомненно. А имеем ли моральное право уничтожать мирные поселения и людей, которые виновны лишь в том, что через их деревни пойдут католики? Тоже да. А почему? Да потому что мои воины, особенно венеды, помнят про Старгард, Любицу, Бранибор, Девин, Липск, Яроброд, Рерик, Барлин и многие другие наши города. Некогда там тоже обитали мирные люди, которые не хотели войны, жили по законам Прави и славили своих богов. Но пришли враги, которые перебили всех, кто не принял новую веру и не желал становиться рабом, остальных загнали под ярмо, а славянские города либо разрушили, либо переименовали на свой лад и заселили выходцами из внутренних районов Священной Римской империи и Фландрии. Так было, и сейчас мы не хотим, чтобы Зверин стал Шверином, Волегощ превратился в Вольгаст, а на развалинах венедских поселений пировали вороны. Нет. Мы этого не желаем и потому делаем свое дело, поджигаем чужие дома и уничтожаем любые продовольственные запасы до каких только добираемся. Ведь если есть выбор между жизнью соплеменника и жизнью чужака, настоящий человек всегда выберет своего. Таков закон природы и таковы заповеди богов, а кто против них, тот обычная крыса, которая предает братьев по крови, и место таким выродкам в Пекле.