Константин Калбазов - И пришел с грозой военной…
– В мою канцелярию поступила рукопись одного офицера. Что удивительно, проблемы, рассматриваемые в этом труде, те же, что затронули и вы. Просто поразительно, насколько одинаково могут мыслить люди. Я не спешил подписывать эту работу в печать, так как сначала хотел поговорить с вами, но если вы считаете, что печать книги в Мукдене – не ваш уровень… Что же, я отдам распоряжение о напечатании этой работы, так как считаю, что эта книга действительно необходима, и именно здесь. Правда, труд не столь разносторонен, как ваш, автор затрагивает только новую тактику для легких сил…
– А вы не боитесь, что это может быть плагиатом? – резко поинтересовался Макаров.
– Не думаю. Быть может, это ваш ученик – тогда неудивительна такая тождественность мысли.
– Как фамилия офицера?
В ответ на это Алексеев безразлично пожал плечами, словно не понимая, чем могло быть вызвано такое неудовольствие Макарова, и позвонил в колокольчик. На зов тут же явился адъютант.
– Лейтенант, кто являлся автором той рукописи о новых принципах тактики?
Адъютант, конечно, сначала удивился забывчивости наместника, но затем быстро сориентировался и, изобразив напряженную работу мысли, после некоторой паузы наконец ответил:
– Если не ошибаюсь, ваше превосходительство, кажется, Наумов, но я сию минуту могу посмотреть по журналу и доложить точно.
– Быть может, Науменко? – поинтересовался Макаров.
– Так точно, Науменко, – без паузы подтвердил предположение адмирала лейтенант.
– Это ваш ученик? – полюбопытствовал Алексеев.
– Нет, сослуживец. Когда-то мы вместе служили, и он так же, как и я, был увлечен принципами основополагающей роли в ведении войны на море легких сил. – По тому, как ответил Макаров, Алексеев пришел к выводу, что между ними действительно когда-то пробежала черная кошка и злопамятный Макаров все еще не забыл об этом. Наместник решил это использовать. – Я уверен, что речь может идти только о тождественности мысли.
Алексеев вновь сделал для себя зарубку, обратив внимание на то, что Макарову это высказывание далось с трудом, а сама работа больно задела за живое.
– Степан Осипович, я вскорости отбываю в Мукден и прослежу за напечатанием этой книги в первую очередь, после чего приложу все усилия для того, чтобы она была как можно быстрее переброшена в Артур. Но прежде мне хотелось бы получить ваше авторитетное мнение. Я понимаю, что вы ограничены во времени, но не могли бы вы ознакомиться с этой работой до моего отбытия в ставку? Мне не хотелось бы потворствовать плагиатору, если это окажется так. И позвольте вновь предложить вам напечатать ваш труд в Мукдене.
– Благодарю, ваше превосходительство, но я считаю, что мой труд должен быть опубликован под эгидой военно-морского ведомства, и никак иначе. Но обещаю вам, что, как только получу рукопись, со всем вниманием и тщанием ознакомлюсь с нею.
Когда новый командующий эскадрой убыл, Алексеев тут же вновь вызвал к себе адъютанта и приказал сегодня же передать рукопись Науменко Макарову и подготовить распоряжение о немедленном ее напечатании в Мукденской типографии. При этом он прямо-таки сиял от удовольствия.
Алексеев не был консерватором, но и о себе был довольно высокого мнения – он считал, что неплохо разбирается в вопросах, касающихся флота, а потому Макаров для него был в первую очередь выскочкой, который позабыл свое место. Но этот выскочка пользовался уважением его величества и был назначен командовать эскадрой личным императорским указом, а значит, с ним необходимо было считаться, но кто мешает слегка попортить кровь неуемному адмиралу?
И вот появляется труд, который абсолютно тождественен работе Макарова, и тот ничего не может противопоставить, так как эта работа полностью перекликается с работой самого адмирала, но в то же время, в отличие от работы Степана Осиповича, выйдет в свет. Алексеев был несказанно рад, что подвернулся великолепный случай и против истины не погрешить, и заодно утереть нос этому выскочке.
Что же касается Макарова, то он ушел от Алексеева действительно сильно расстроенным. Во-первых, он окончательно убедился в том, что его книга не будет напечатана, во-вторых, ему было неприятно, что обошел его человек, которого он знал довольно давно. Макаров, конечно, не питал любви к Науменко, однако должен был признать, что этот человек действительно мог создать подобный труд, так как их взгляды во многом совпадали. А потом, тот не был тем человеком, который осмелится на плагиат, это Макаров должен был признать при всей своей к нему неприязни.
Степан Осипович был прав в своих умозаключениях, но отчасти. Дело в том, что Науменко действительно не был способен на плагиат, и тем не менее именно это фактически и сделал, хотя, надо отдать ему должное, и не знал об этом. Дело в том, что Песчанину крайне была необходима консультация от знающего и прогрессивно мыслящего офицера флота. Он собирался вступить в схватку с противником, незнакомым ему, в незнакомых условиях. Он мог предполагать действия противника в своей современности, но в это время существовали другие реалии, концепции и взгляды на одни и те же вещи. К примеру, если при стечении определенных обстоятельств его современники были бы вынуждены отступить и это было бы правильно, то нынешние моряки могли вполне предпочесть героическую гибель или безрассудную атаку, и наоборот. Нюансов было великое множество. Так уж вышло, что в беседах с Науменко Песчанин неоднократно оперировал высказываниями из известного труда Макарова, а Петр Афанасьевич, будучи весьма неглупым человеком, сумел додумать и сформулировать в конечную мысль все разрозненные высказывания Антона, но при этом привнести свое независимое мнение, будучи незнакомым с работой прославленного адмирала. Но именно по этой причине его работа только перекликалась с работой Степана Осиповича, но была полностью самостоятельной.
Светлана была в полном смятении. Она попросту не знала, как быть. С одной стороны, ее удерживала здесь наконец обретшая взаимность любовь. С другой – ее толкала в дорогу любовь к отцу и желание постоянно находиться с ним рядом. Какое из чувств доминировало, она понять не могла, как ни старалась.
Она так и провела все утро, то лихорадочно собирая свои вещи, то вдруг замирая на месте в полной нерешительности. Продолжалось это до той поры, пока не пришел Антон и не обнаружил суматошных сборов.
– Что за столпотворение, Вера Ивановна? – поздоровавшись, поинтересовался он, не скрывая своего крайнего удивления.
Он стал частым гостем – настолько частым, что бывал в их доме каждый день. Еще вчера ничто не указывало на то, что сегодня все семейство будет застигнуто им буквально на чемоданах.
– Переводят нас, Антон Сергеевич.
– То есть как это?
– Верочка, не нужно путать молодого человека. Здравствуйте! – Появившийся в дверях кабинета глава семьи имел весьма недовольный и пришибленный вид. – Вот, как видите, угораздило меня на старости лет получить назначение. Отбываю в Порт-Артур для вступления в командование миноносцем «Страшный», который только что вступил в строй. А мои домочадцы решили ехать со мной.
– Но помилуйте, ведь там идут настоящие боевые действия – как можно забирать с собой семью? – не скрывая своего волнения, произнес Антон.
Но эта реакция была вызвана не столько ведением боевых действий в районе Порт-Артура и не тем, что в опасности могла оказаться Светлана, сколько тем, что Антону была прекрасно известна история этого эсминца, который должен был погибнуть в неравной схватке с японскими кораблями. В день гибели «Страшного» события начали нарастать как снежный ком, вызывая цепную реакцию и раскручиваясь все сильнее, что едва не привело к схватке русской и японской эскадр, но Макаров решил уклониться от боя. Столкновения с Того в этот день не было, но зато произошло другое событие. Возвращаясь в Артур, русский флагман подорвался на мине, в результате чего затонул, – погиб и прославленный адмирал. Известно ему было также и то обстоятельство, что капитан второго ранга Науменко никогда не командовал этим кораблем, и более того – не было такого командира и на других кораблях, даже на тральщиках. Похоже, действия этих прохиндеев уже начали оказывать свое влияние.
Антон и предположить не мог, что назначение было вызвано вовсе не вмешательством его друзей и что здесь он был виноват сам, подтолкнув Науменко к написанию своей книги. Закончив работу, старый моряк не нашел ничего более умного, как направить ее наместнику, которого почитал ярым сторонником флота, коему не чуждо было ничто новое. Так уж сложилось, что его давняя размолвка с Макаровым, а также неуемный характер последнего подвигли Алексеева в пику командующему флотом продвинуть на должность командира эсминца человека, тому неугодного.
