Виктор Зайцев - Прикамская попытка – 2
До Казани добирались без особых проблем, устраивая на берегу лишь ужины и завтраки, на ночь все перебирались на суда. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Плаванье по течению под парусами шло спокойно и уверенно. Все наши пассажиры понимали ситуацию, кроме нескольких учителей, бросавшихся из крайности в крайность. Один из них, Мефодий Хромов, за время путешествия надоел даже терпеливым гайдукам. Высокий, худой, тридцатилетний шатен, с унылым свисающим носом на узком лице, всю дорогу агитировал не опасаться бунтовщиков. Нашу пересадку на суда он воспринял оскорблением и требовал ускоренного движения вверх по Каме против течения, с привлечением бурлаков и местных крестьян. На чём основывался этот учитель голландского и английского языков, считая нас непобедимым отрядом, способным разогнать десять тысяч восставших, не знаю. Порой у меня возникали подозрения в его связях с английскими агентами, действующими в стане Пугачёва. Так нелепо выглядела уверенность Хромова в нашей неуязвимости.
Чтобы избавиться от надоедливого учителя, пришлось дать ему в руки все карты, как говорится, инициатива наказуема. К немалому моему удивлению, Мефодий оказался неплохим организатором, быстро нашёл три бригады бурлаков за небольшие деньги. Потому при нашем плаванье по Каме скорость снизилась не принципиально, как я опасался. Есть ветер, нет его, наши кораблики монотонно двигались против течения, проходя до тридцати вёрст в день. Аккурат на восьмой день мы добрались до Елабуги, сразу свернув к противоположному от города берегу. Длинные хвосты дыма от разгоравшихся домов и сараев заметны были издалека, особых сомнений в том, кто хозяин в городе, не возникло даже у педагогов.
Три бригады бурлаков моментально исчезли в прибрежных зарослях, даже не заикнувшись об оплате последнего дня пути. Учитывая полное безветрие, нам пришлось встать на якоря почти на середине Камы. Спрятаться на Каме невозможно, наши корабли были слишком велики, чтобы укрыться в прибрежных кустах. Повернуть вниз по течению мы не пытались, безветрие могло нас развернуть и посадить на мель или выбросить на берег. Бросить груз и своих пассажиров, чтобы уйти по берегу, я не мог. Слишком много мы вложили в них сил и средств, одни прицелы чего стоили. Да и не ушли бы мы пешком от конных казаков далеко, порубили бы в поле на куски, два десятка ружей в таком деле не спасут. Зато я не сомневался, что Пугачёв спешит вниз по Каме к Казани, оставалась надежда, что разграбление наших кораблей он доверит небольшой банде, а основное войско двинется на запад.
День едва перевалил за полдень, как нас заметили из захваченного города. Наши неуклюжие манёвры не могли не заметить на берегу. Громкие крики радости разбойников при виде очередного купца, попавшего впросак, самого приплывшего им лапы, достигли наших ушей. Бледные лица напуганных женщин и учителей служили ярким доказательством их хорошего слуха. Отправив всех в каюты, мы принялись сооружать укрытия от стрел и пуль, наваливая вдоль бортов мешки с тканями и немногочисленную мебель. Опасаясь поджога, команда спешила полить всю палубу и надстройки водой. Я очередной раз инструктировал своих ребят, больше для гайдуков и Клааса. Повторяя, что вести огонь по нападающим будут только стрелки, вооружённые «Лушами», задача остальных бойцов — наблюдение.
К тому моменту, когда от берега к нашим кораблям устремились десятка три лодок различного калибра, парни успокоились и заняли свои места. Пришёл и мой черёд обнажить ствол Никитиной «Сайги», он давно доверил мне её, опасаясь показывать такое оружие в столице. Если на его ружейном заводе едва ли не каждый месяц вылавливали соглядатаев, да вербовщиков ружейных мастеров, страшно представить, что произойдёт с его домом, когда там появится карабин. Тогда оружие превратится из средства защиты в угрозу для своего владельца, приманку для всех, от Тайной канцелярии, до Демидовых, Строгановых и английских агентов. При наших встречах Никита, никогда не страдавший шпиономанией, только покачивал головой, рассказывая, как нагло ведут себя иностранные агенты в Петербурге.
Своим бойцам я запретил стрельбу залпами, приказав максимально экономить патроны и стрелять исключительно наверняка. Собственно, они и сами понимали, что наша жизнь продлится до окончания боеприпасов, не дольше. Поэтому первым открыл стрельбу я, с расстояния триста метров по ближайшим лодкам. Не трогая подвижные фигуры гребцов, мишенями выбрал рулевых и вооружённых разбойников, сидевших неподвижно. Подстрелив пару-тройку человек в одной лодке, переносил огонь на другое плавсредство, стараясь, навести страху на большее число новоявленных пиратов. После появления нескольких трупов в лодках, да ещё в за несколько секунд, разбойники начинали озираться, пытаясь узнать, как дела у соседей. Никто не предполагал, что стреляет один человек, скорострельность карабина была совершенно неприличной для аборигенов.
Самым логичным предположением разбойников стала уверенность, что на судах засели не меньше полусотни стрелков. Потому, не успел я расстрелять третий магазин, как любители лёгкой поживы развернули свои лодки к берегу. На наших корабликах установилась непривычная тишина, прерываемая доносившимися с берега криками, да мерным журчанием воды вдоль бортов. Самое время подкрепиться и определить караульных на ночь, чтобы отправились спать. Ради этого пришлось распечатать часть нашего неприкосновенного запаса — консервов. Неизвестно, сколько придётся просидеть в осаде, вдруг неделю или больше, потому после ужина все, кто умел, занялись рыбной ловлей. Соли у нас достаточно, запасёмся вяленой рыбой надолго.
Несмотря на продолжавшиеся в городе грабежи и поджоги, желающих добраться до наших кораблей не нашлось. Мы не сомневались, что наше потрошение отложили на ночь, когда моя дальнобойная «Сайга» лишится своего преимущества. К счастью, ночь обещала быть ясной, даже половины луны, появившейся на небе, хватит нашим стрелкам. По воде далеко разносятся звуки, потому с началом сумерек пассажиры были отправлены спать. Караульные замерли на постах, вслушиваясь в плеск речной волны, да осматривая свои сектора обзора. Я тоже забрался повыше, сон не шёл, тело не отошло от дневной духоты. Засмотревшись на лунную дорожку, едва не проворонил того момента, как подобрался Ван Дамме.
? Герре Андрей, — присел рядом голландец, — не удовлетворите моё любопытство?
? Нет, герре Клаас, не смогу.
? Вы даже не спросили, что меня интересует, — мой быстрый ответ стал неожиданным для капитана, — или не доверяете мне?
? Доверяю, господин капитан, потому и не хочу обманывать, — я всмотрелся в лицо собеседника, полускрытое тенью шляпы, — не спешите узнать все наши тайны. Их больше, чем хотелось бы. Давайте будем постепенно знакомиться друг с другом, тем более, что Вы тоже скрываете своё прошлое.
? Хорошо, не будем спешить, — кивнул Клаас, — каковы планы нашего спасения? Надеюсь, это не является тайной?
? От Вас нет, сидим в осаде, отстреливаемся, пороха и пуль хватит на тысячу врагов, еды достаточно, рыбы наловим сколько угодно. Однако, у меня предчувствие, что ждать нам придётся недолго, думаю, не больше пары дней.
? Ваше спокойствие меня удивляет, тридцать человек против десяти тысяч разбойников, это…., — голландец закашлялся, не подобрав сравнения.
? Слева, — прервал нас шипящее сообщение караульного на носу.
? Справа три лодки, — добавил часовой с кормы.
? Герре Клаас, поднимайте наших бойцов, только тихо, — отправил я капитана будить спящих парней.
У нас впереди многодневная осада, не будем изводить себя неуместным бодрствованием, опасность надо встречать в отличном самочувствии. Парни осторожно пробирались к своим местам, проверяя гранаты. Именно на них надеялся в ночном, на мои осколочные изделия. В темноте и суматохе ночного боя взрывы гранат наверняка воспримут орудийными выстрелами, нам такая реклама пригодится, пусть бунтовщики думают, что на корабликах есть пушки. На каждого из бойцов приходилось всего две гранаты, потому мы заранее оговорили команду для гранат и очерёдность. Нам нужно было поднять как можно больше шума минимальными средствами. Но, перед этим, стоило попробовать удержать нападавших вдали от кораблей. На сей раз, стрельбу мы начали, когда до первых лодок оставалось метров пятьдесят, не больше.
— Щёлк, щёлк, блюм, — сухо разлетался звук одиночных прицельных выстрелов, прерываясь шумом падавших в воду тел.
? А-а-а, — закричал раненый, захлёбываясь в тёмной воде реки. Его крик стал своеобразным сигналом для нападавших, начавших пальбу из подручных средств. Вскоре лодки затянуло густым дымом сгоревшего пороха, сработавшим не хуже дымовой завесы, позволившей самым юрким приблизиться к нашему паруснику вплотную.
? Гранаты, — выкрикнул я, подавая пример.
