Юрий Корчевский - Ушкуйник
Однако Михаил был уже достаточно опытен в деловых контактах, чтобы не выказывать недовольство. У каждого народа свои привычки, и их надо соблюдать. По поговорке «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».
Напился Михаил безвкусного чаю, от души поел халвы да дыни. Пора и честь знать. Поднялся тяжело. Ибрагим пропел сладким голосом:
— Может, желаешь, чтобы мои девочки помогли тебе расслабиться после долгого и трудного пути? Увидишь сам, они большие умелицы в этом. А танцуют — засмотришься! Хочешь — из Бухары, хочешь — из Персии. А нравятся беленькие — у меня и русская есть!
Отказался Михаил — спешил на ушкуй. Купец проводил его до калитки в заборе, рядом с которой дожидался подросток.
— Проводишь уважаемого гостя до причала, Митяй!
Подросток склонился в поклоне, приложив руку к груди.
Мишка шёл медленно, с нескрываемым интересом разглядывая город. Узкие улицы не впечатляли — везде глухие стены глиняных заборов. Конечно, за ними, как и у Ибрагима, могут быть сады, бассейны, богатство и роскошь. Но найти нужный дом почти невозможно — заборы выглядят одинаково. Станешь на перекрёсток и не знаешь, куда идти. Однако подросток шёл по переулкам уверенно, и вскоре Мишка увидел причал и ушкуй.
— Слава богу, вернулся, живой! — запричитал Павел. — Дело-то уже к вечеру. Ушёл с басурманами — где тебя искать? Вот и Кости нет до сих пор.
— Вернётся и он! — Михаил почему-то был в этом уверен.
И правда, вскоре объявился Костя. И тоже не один — его привёл мальчишка.
— Хозяин, дай парню какую-нибудь монету. У меня нет ничего.
Михаил достал медный пул и отдал мальчишке.
— Веришь ли, забрёл в город, а выйти не могу: одни стены вокруг, и все они совершенно одинаковые. — Мишка засмеялся.
— Был я уже в городе, видел. Костя отвёл его в сторону:
— Охрана тут у них слабая, на силу ханского войска надеются. Зато я дворец самого хана видел. Ворота золотом сияют.
— А я вот не успел, — огорчился Михаил, — всё торговыми делами занят был.
— И как — смог чего-нибудь продать?
— Всё! И с прибылью.
— Мой тебе совет. Не покупай товаров на все деньги. Так, купи чего-нибудь, чтобы подозрений не вызвать. Всё едино скоро на меч возьмём. И заметь — без денег. Одно плохо — невольников у них полно. Если с собой брать — задержат нас, не дойдут до Вятки пешими. А на ладьи да ушкуи сажать — это ж сколько кораблей потребуется! А у нас и судов мало, и людей. Ладно, давай спать — устал я что-то.
— И вправду, тяжёлый день сегодня выдался, — согласился Михаил.
Все улеглись спать, а рано утром были разбужены криком муэдзинов, призывающих правоверных на утренний намаз.
Вскоре к ушкую подошли Ахмед и Ибрагим с толпою рабов. Невольники выгрузили брёвна с ушкуя и унесли их в город. Затем, ведомые вчерашним подростком, пришли слуги и принесли ковры, купленные вчера. Раскатали корабельщики персидские изделия и ахнули:
— Красота-то какая!
А Костя снова исчез. Ну что же, его воинское дело такое. Вернулся он лишь под вечер, когда стемнело, да ещё человека с собой привёл, и, похоже, раба: одежда — сплошь рванье старое, в ухе — серьга.
Отвёл Костя Михаила в сторонку.
— Мы можем его укрыть? Тот обвёл глазами судно:
— Разве что под палубу, на носу.
— Хорошо. Ты все свои дела завершил?
— Брёвна продал, ковры купил.
— Сейчас, немедля отплыть можем?
— Надо с Павлом посоветоваться.
— Зови.
Павел, услышав о желании Кости, воспротивился.
— Не дадут басурмане ночью выйти — вон, на краю причала, на северной стороне его, охрана стоит. Да и протоку я не знаю. Наскочим на мель — беда.
— Тогда покуда спрячь этого человека, — тихо попросил Костя.
Павел вопросительно глянул на Михаила. Тот кивнул головой:
— На носу, под палубой спрячем. И коврами завалить придётся. А вообще-то, если найдут его, не миновать всем нам палача.
— Знаю, — оборвал его Костя, — только человек он очень нужный. Он из нашенских, нижегородских — почти земляк. В плен попал о прошлом годе. И самое для нас главное — воин он, десятником был. Досконально знает, где здесь охрана, где склады. Короче, если возвращаться, то только с ним.
Они прошли на ушкуй. Бывшего пленника определили в маленький отсек на носу судна. Сверху уложили ковры.
— Слышь-ка, мил человек, — обратился к нему Павел, — сиди тихо, как мышь. Ни чихать, ни кашлять не моги. Как только будет можно, мы тебя освободим.
— Понял, — глухо ответил тот. — Я хоть на верёвке плыть за ушкуем согласен, лишь бы вернуться на родную сторону.
Лаз в трюм закрыли люком, Мишка навесил замок. А как же — ковры же там!
Спали Павел, Костя и Михаил вполуха и вполглаза. Всё мерещилось — вот выбегут на причал нукеры ханские да примутся обыскивать ушкуй. Судно невелико — всё равно найдут беглого раба. А на пощаду русским, задумавшим помочь пленнику бежать из самого сердца Орды, рассчитывать не приходится.
Едва дождавшись призывных криков муэдзинов к утренней молитве, подняли команду. Обычно после пробуждения умывались, заваривали узвар из сушёных фруктов — яблок да груш. А тут Павел с ходу объявил: «Отдать швартовы, немедля отчаливаем!» Не удивилась команда, привычно уселись гребцы за вёсла. На судне кормчий, можно сказать — второй после Бога, и отец родной, и судья, и все — в одном лице.
Дружно оттолкнулись вёслами от причала и стали выгребать на середину протоки. А там и парус подняли. Ветерок небольшой, но попутный. На вёсла налегли: «И — раз! И — раз!»
Постепенно Сарай остался позади. Костя вопросительно посмотрел на Павла. Кормчий отрицательно качнул головой — рано. И точно. И десяти вёрст не отошли они от Сарая, как увидели идущую навстречу лодку. На вёслах сидело четверо невольников, на носу — двое лучников-кыпчаков, на кормовой скамье — двое татар. Халаты серебром шиты, не иначе чиновники.
— Эй, урус! Стой!
Спустили парус, вёсла вдоль бортов уложили. Лодка бортом к ушкую встала.
— Кто такие? Чего везём?
— Купец хлыновский, Лобанов. Лес в Сарай продавать привозил.
В доказательство Михаил показал медную табличку, которую получил от ханского мытаря на причале. Татары сразу потеряли к судну интерес. Они равнодушно пробежали глазами по палубе, оттолкнулись от ушкуя и поплыли к Сараю.
— Если бы они невольника заметили — быть беде. Даже если кольцо из уха вынуть, дырка всё равно видна будет. А на конях нас догнать по берегу — пара пустяков. Теперь всё время против течения идти придётся — и по Волге, и по Каме, и по Вятке. — Павел обреченно вздохнул.
Так они шли до вечера, и лишь на ночёвке выпустили невольника из укрытия, дали напиться воды вволю да поесть.
— Дыши пока свежим воздухом, парень, а с утра — снова в трюм. Вот пройдём волок казацкий, тогда и на палубу можно. Как тебя звать-то?
— Глебом.
До полуночи Костя разговаривал с Глебом, благо — сам вызвался дневалить всю ночь. И невольник весь день отсыпался. Он был рад нежданному освобождению и не мог наговориться со своим спасителем.
Мишка случайно уловил обрывок разговора, в котором шла речь о дворце хана. Неужели Костя в самом деле хочет в набеге самого хана пленить? Это же невозможно! Слишком сильна охрана, слишком велико войско ордынское. В последнее время Орда не брезговала нанимать наёмников — генуэзскую тяжёлую пехоту, мадьярских конников.
Ладно, поживём-увидим, хочет Костя поговорить — пусть его, а Мишка с командой спать улёгся.
Утром поели и — на вёсла. Ветер был совсем слабый, да и то дул порывами. Когда парус бессильно обвисал, команда бралась за вёсла. Да, вниз по течению было куда быстрее и легче идти.
Наконец миновали переволок. Глеб теперь не прятался, загорал на палубе, чтобы бледностью не отличаться от команды. И одежонку ему подобрали пусть старенькую, но чистую и не рваную. А лохмотья свои Глеб в Волгу выкинул.
Костя ножом распилил ему мягкое медное кольцо в ухе и забросил обломки в воду. Конечно, на мочке уха след остался, и ещё несколько месяцев он будет виден любому, говоря о недавнем рабстве.
Временами Глеб садился за весло, но быстро уставал.
— Глебушка, ты бы не спешил помогать, и без тебя найдётся, кому грести, окрепни прежде, — не выдержал однажды Павел.
— Домой скорее хочется! Можно было бы — на крыльях полетел бы.
Команда сочувственно качала головами. Через неделю вода в Волге изменилась: помутнела, даже вкус стал не такой.
— Кама скоро, — определил Павел. Старый корабельщик знал, что даже речная вода в разных реках на вкус разная. Как-то у костра на ночёвке он похвалился:
— Дайте мне попробовать воду из разных рек, с завязанными глазами угадаю, откуда.
Костя обеспокоился, подошёл к Михаилу.
— Боюсь, казанские татары ушкуй досмотреть захотят. Дырку в ухе у Глеба не скроешь. Сабли далеко ли спрятал?
