Андрей Архипов - Ветлужская Правда
– Еще кусаться вздумал! Вот батя взгреет тебя, Микулка, как останетесь одни… Воевода, моя промашка! Этот шалопай даже слушать не захотел, что гости у вас! Сразу ринулся между ног, да еще и зубы свои в ладонь по пути успел засадить!
Чувствуя, что через мгновение его унесут из горницы прочь, мальчишка еще раз затравленно взглянул на купцов, стоявших чуть в сторонке, и бросился на колени перед воеводой, ужом выскользнув из цепких лап охранника. Дружинник только охнул, оглядывая свой очередной укус, в то время как малолетний волчонок заторопился, захлебываясь скороговоркой:
– Трофим Игнатьич! Алтыша потравили! Булгарцы!
– Ты что несешь, полоумный? – Воевода тут же наклонился к нему, в то время как полусотник попытался успокоить нахмурившихся купцов, осторожно отступивших к стене. – Какие булгарцы?
– Эти! – Указующий перст мальчишки вытянулся в сторону Юсуфа. – С этими двоими приплыл важный боярин, я их вместе на пристани видел! Он с Алтышом говорил наедине около пажити, а потом они пошли к Агафье на постоялый двор и там сели вечерять! Я на торгу прибирался и видел, как тот булгарец что-то все время подливал буртасу из своей баклажки! А теперь Алтыш катается по земле, и судороги его бьют…
– А Масгут… боярин тот?
– Не знаю, я сразу сюда побежал! – Мальчишка бросил озлобленный взгляд на купцов и ожесточенно добавил: – Чтобы остальных не потравили… Еще я шум на пристани слышал, но решил сначала сюда податься, а ребята за знахаркой побежали!
Воевода тут же развернулся к купцам и вопросительно приподнял бровь, слегка склонив голову набок. Мягкость из глаз исчезла, как испарился и неловкий хозяин, удивлявшийся чужим обычаям. Остался лишь воин, спокойно оценивающий – куда ударить. Юсуф почувствовал, как сердце глухо стукнуло и провалилось куда-то в пятки, а холодная капелька пота скользнула по спине. Он все-таки постарался взять себя в руки, понимая, что еще не все потеряно, но в голове продолжала суматошно биться одна мысль:
«Заломает голыми руками! Ну, Масгут, ну… Если ты нас отдал им на растерзание!..»
Тем не менее остатки самообладания у него все-таки сохранились, и купец решился заговорить.
– В баклаге виноградное вино, я лично слышал от Масгута, что он хочет развязать им язык вашему пленнику. Однако я видел и то, что он сам прикладывался к этому зелью… после захода солнца, – нехотя произнес Юсуф. Со стороны казалось, что он выдержал взгляд ветлужца довольно-таки стойко, но на самом деле спокойствием у него в душе и не пахло, и это вылилось в многословное толкование событий. – Я простой купец и ничего не понимаю в делах наместника, однако уверен, что вам дадут ответ на все предъявленные обвинения. Только поторопитесь донести до Масгута свои печали – в верховьях Ветлуги его ожидают срочные дела, и вполне вероятно, что он отплывет не попрощавшись! И еще… Помните, что любой неверный шаг с вашей стороны будет донесен до наместника Мартюбы в самом невыгодном для вас свете!
Дверь вновь с грохотом распахнулась, и на пороге возник очередной черный вестник. Им вновь оказался подросток, всклоченные вихры которого разметались по лицу, закрывая глаза.
«Тот самый, что встречал нас на пристани… Ого! Да он уже в полном доспехе! И откуда у этого несмышленыша кольчуга? – чуть не вырвалось вслух у Юсуфа. – У ак-чирмышей лишь каждый пятый или шестой имеет хоть что-то похожее на это одеяние! А тут…»
Тем временем мальчишка даже не пытался отбросить волосы в стороны или отереть с лица выступивший пот и лишь вглядывался в полумрак избы, пытаясь кого-то найти. Наконец его глаза остановились на воеводе, и он, не обращая внимания на выскользнувший из рук и покатившийся по полу шлем, зачастил:
– Трофим Игнатьич, как ты и повелел три часа назад, Дмитр привел четыре детских десятка с самострелами. Однако ему пришлось с ходу вмешаться в раздрягу на пристани: охранение не справлялось и…
– Что там? – оборвал подростка воевода, хотя тот и так докладывал довольно толково и сжато.
– Говорят, что булгарцы потребовали досмотра у новгородцев, а те, естественно, отказались. Мол, это не ваша земля, валите, откуда пришли… Короче, я побежал сюда, по пути дернув ребят Вышаты.
– Этих зачем?
– Тротуары в баррикады выставляем с помощью полиспастов![28]
– Яснее говори! Не время мне голову морочить! – повысил голос воевода. – Загородки для скота на пажити поставили на свое место, что ли?
– Да, воевода, а еще… Еще я твоим словом объявил боевую тревогу в веси: через пару минут все будут изготовлены перед воротами.
– Так… Иван! Ты с торга ратников увел?
– Да, ты же сам сказал, чтобы лишние вои булгарам глаза не мозолили! – Полусотник скосил глаза на купцов и безмятежно добавил: – Да не тревожься, у меня по первому слову полусотня на рысях из веси выскочит! Им только подпруги затянуть!
– Да на кой ляд нам кони на пристани! – рявкнул в ответ воевода, не обращая внимания на подаваемые знаки. – Только ноги поломают на обрыве… Так справимся! Лишь бы детишек ненароком не задеть. А, черт! И угораздило меня позвать их сюда! Да еще Дмитра над ними поставить! Этот так вступится за своих земляков, что потом костей не соберешь…
В наступившей тишине громкое сопение воеводы было прекрасно слышно всем. А перекошенное гневом лицо, покрытое россыпью красных пятен, лучше всяких слов выдавало его состояние. Юсуф даже дышать старался через раз, чтобы не привлечь внимание главы ветлужцев. Попасть под горячую руку хозяев веси совсем не хотелось: купец приезжает торговать, а не драться за чужие доходы.
«Будь ты проклят, Масгут! И зачем я только решил плыть с твоим караваном!»
Слова, вырвавшиеся следом из уст ветлужского предводителя, прямо вторили мыслям Юсуфа в части характеристики доверенного лица наместника:
– Чертов Масгут, решил нас сразу сломать! А все ты, Иван! Новгородцы у тебя, оказывается, возят железо… Микулка, дуй за лекарем в школу! Тимка, постарайтесь с недорослями не встревать в свару, ваши головы важнее! – Воевода выдохнул, провожая взглядом убежавших мальчишек, и вскинул голову, направив кривую улыбку склонившемуся над столом соратнику. – Похоже, Иван, судьба сама все за нас решила. Ну что, облачаться будешь или сначала все-таки голод свой утолишь?
– Заметь, не я это предложил! – неожиданно для всех согласился полусотник и огорченно добавил, хрустя подхваченным со стола огурцом: – С другой стороны, избыток пищи мешает легкости ума, а нам некоторое изящество сейчас очень пригодилось бы… Эй, купцы, не хмурьтесь! Никто вас не тронет, если глупостей не наделаете! Да и предводителя вашего мы особо задирать не будем… Пока не будем! Не самоубийцы же мы! А насчет судьбы, Трофим, ты погорячился… Пойду переговорю с Масгутом, раз виноват! Вот только действительно надену доспех на тот случай, если этот посланник совсем невменяемый!
Юсуф молча оглядывал раскинувшуюся перед ним пажить и в очередной раз удивлялся: казавшийся мирным пейзаж изменился буквально за несколько минут. Даже если он захотел бы сейчас вмешаться в намечающуюся потасовку, то у него это так сразу не получилось бы. Причин было две.
Первая заключалась в том, что весь луг, прежде сиявший белизной своих тесовых дорожек, превратился в ощетинившиеся укрепления, построенные из них же. Причем сделали это несколько пар подростков, в руках у которых были небольшие свертки с двумя или тремя деревянными блоками, через которые были продеты веревки. Что они собой представляли, Юсуф так и не понял, но итоговые результаты были налицо: там, где требовались усилия четырех-пяти дюжих воинов, мальчишки справлялись вдвоем, хотя им и понадобилось чуть-чуть больше времени.
Основания у дорожек были сделаны в форме обрешеток из бревен толщиной примерно в обхват ладоней. На эти квадраты в свою очередь были положены доски и прибиты расточительными хозяевами гвоздями. Разбежавшись по пажити, подростки цепляли один конец своей веревочной конструкции за далеко выступающие концы бревен на краю настила, а второй тянули на другой конец дорожки и крепили за верхние части толстых вертикальных брусьев, служивших опорой для перил. По всей видимости, те были глубоко вкопаны в землю, поэтому даже не пошевелились, когда на них обрушилась весомая нагрузка.
А та была немалой. Стоило мальчишкам потянуть за одну из веревок, как зацепленная сторона настила длиной метров в шесть начала приподниматься и в итоге встала вертикально, образовав гладкий забор высотой почти в рост человека, с узкими амбразурами посередине. Нижние концы бревен провалились в глубокие ямы, скрытые под слоем мутной воды, еще не высохшей после весеннего разлива, и придали устойчивость громоздкому сооружению.
Через некоторое время часть пажити была разделена на неровные прямоугольники, охватывающие полукольцом торговые ряды и в конечном счете большую часть веси на холме. Дома на заливном лугу, где ветлужцы поселили своих торговых гостей, оказались отрезаны от пристани, а крытые черепицей лавки, окружающие торг, теперь представляли собой единый монолит с узкими бойницами, в которых иногда мелькали жала толстых арбалетных болтов.
