Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас - Михаил Александрович Михеев
– Почему я здесь? Все просто. Хочу вас предупредить заранее, а не в последний момент. А то с них станется. Куда деваться, мужчины…
Слова ее прозвучали с едва заметными, но притом не допускающими двойного толкования нотками извечного женского превосходства над прямолинейностью сильного пола. Хромов едва не рассмеялся, но сумел все же сохранить каменную невозмутимость на лице. Может, что-то на нем и дрогнуло, но в силу скудного освещения собеседница этого не заметила. А Сергей, выдержав паузу более для того, чтобы справиться с эмоциями, но по виду неотличимую от глубокой задумчивости, поинтересовался:
– В таком случае, позвольте уточнить: о чем вы хотите меня предупредить?
– О, тут все просто. Надо, чтобы вы знали. В целом решение передать властям СССР информацию о войне и последующем мироустройстве одобрено. Да-да, не удивляйтесь, мы стараемся за вами наблюдать, и такой процесс, как визит представителя командования, без внимания не остался. Это будет интересный эксперимент. И еще. Геройствуете вы качественно, вот только рано или поздно вам могут сесть на хвост. Немцы – отнюдь не дураки. Имейте в виду. Если потребуется, обратный перенос в наш мир практически неограничен по массе. Вы сможете увести с собой тех людей, которых сочтете нужным. У нас это не слишком приветствуют, однако и не препятствуют. Немалое число должностей в нашей организации занимают беглецы из сопредельных миров.
– Вот как? – это прозвучало обнадеживающе. Бросать своих людей не хотелось категорически, погибать – тоже. – Но почему не сказали об этом сразу же?
– Потому что тогда вы рванули бы назад еще при первом контакте и людей своих потащили. И еще. Запомните: трофеи не только не возбраняются, но и приветствуются. То есть золото, камни… Впрочем, антикварная техника ныне тоже в цене. И со всего этого вы будете иметь свой процент. Конечно, об этом стоило бы говорить сразу, но тогда появилась бы иная опасность.
– Какая же?
– А что вы бросили бы все, наплевали на эксперимент и занялись банальным стяжательством, – безмятежно пояснила Анастасия. И, не обращая внимания на возмущенное лицо Сергея, усмехнулась: – Прецеденты случались, и не раз. Поверьте, Сергей, у нас имеются определенные планы, и нарушать их нет ни малейшего желания.
– И что же изменилось теперь?
– Теперь? А теперь как в фигурном катании. Обязательную программу вы уже оттанцевали, а произвольная хоть и важна, однако можно обойтись и без нее. Технически можно эвакуировать вас прямо сейчас. В общем, думайте. Решать за вас никто не станет. Возьми, – на ладонь Сергея легли четыре пластиковые коробочки, размерами и видом более всего напоминающие брелки дешевой автомобильной сигнализации. Разве что кнопка всего одна. – Это вызов. Жмешь кнопку – и в течение трех-четырех минут откроется портал. Если все нормально, конечно.
– А если ненормально?
– Повторите попытку чуть позже. Все же аппаратура имеет свои загибы. Но, думаю, серьезных проблем с ней возникнуть не должно. Ладно, все, я пошла, а то Саша и впрямь будет ругаться.
Уже засыпая, Хромов подумал, что в свете открывшихся раскладов потуги Ольги уже не выглядят столь бесперспективными. Но это сейчас было не столь важно, а потому он закрыл глаза и провалился в объятия Морфея. Завтра будет тяжелый день – впрочем, как и всегда.
Неделю спустя они лежали в снегу, разглядывая в бинокли аэродром. Тот самый, который не так давно Хромов не рискнул уничтожить. К слову, на нем мало что изменилось. Самолетов разве что поменьше стало, а так все как в прошлый раз. Только вот под рукой сейчас была не крохотная разведгруппа, а почти сотня человек. С такими силами можно замахнуться и на большее, чем заштатный аэродром.
– Что там? – Игнатьев подполз бесшумно. Так ему, во всяком случае, казалось. На самом же деле, скрип приминаемого снега буквально резанул уши Хромова и в очередной раз заставил его задуматься о том, насколько он успел измениться за это время. – Отдыхают фрицы?
– Отдыхают…
– Ничего, уже недолго. Люди на позициях.
– Это радует. Все, я пошел. Начнешь, как договаривались.
С этими словами Хромов ловко, как ящерица, скользнул в темноту. Конечно, у него не было выучки, как у легендарного спецназа. Но его учила война, очень быстро решающая, кто достойный ученик, а кто мертвая бездарность. Хромов был все еще жив, а это само по себе о многом говорило.
Через полчаса к шлагбауму, перекрывающему въезд на территорию аэродрома, фырча двигателями, подъехала небольшая колонна автомобилей. Впереди штабной «хорьх», с трудом пробивающийся по зимней дороге, следом грузовик с изрядно потрепанным брезентовым тентом. Замыкал колонну гробоподобный полугусеничный бронетранспортер с нелепо торчащим вверх стволом пулемета над кабиной. Сверху над кузовом натянут слегка припорошенный снегом брезент, иначе зимняя езда превратится в пытку.
Подсвечивая дорогу узкими полосками света из фар, на три четверти заклеенных для маскировки и без того подслеповатых, «хорьх» остановился перед шлагбаумом. Здесь светомаскировка соблюдалась куда хуже. Неудивительно, в общем-то: часть тыловая, а в них разгильдяйство всегда процветает. Даже в самой дисциплинированной армии мира. К слову, ничего смертельного в этом не было – до линии фронта далеко, а русских ночных бомбардировщиков после разгрома летом сорок первого осталось совсем мало. Правда, если верить слухам, у самой линии фронта сейчас ночами свирепствуют «этажерки», способные практически бесшумно подобраться и положить бомбу едва ли не в печную трубу. Но, во-первых, их бомбовая нагрузка ничтожна, и эффект получается, скорее, беспокоящий, а во-вторых, сюда они точно не дотянутся.
В свете этого, неудивительно, что фонарь рядом с будкой часового светил, причем достаточно ярко. В желтом электрическом свете было неплохо видно лицо сидящего рядом с водителем молодого гауптмана, брезгливо рассматривающего корявый, сделанный из жерди и кое-как окрашенный шлагбаум. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего и вызвало у часовых приступ острой неприязни. Этот паркетный хлыщ – а капитанский чин для столь юного возраста можно получить, лишь подлизывая задницы в штабах – наверняка может нажаловаться куда надо. И наверняка он сможет найти, к чему придраться. Хотя бы к тому же шлагбауму, позорящему доблестную германскую армию. Докопаться можно и до столба – истина, справедливая для любой армии любой эпохи. А этот придурок, судя по взгляду, хорошо умеет выносить мозги. В общем, неприятности приехали.
Но пока что гауптман молчал. Выждал несколько секунд, вылез из машины и, все так же не произнеся ни слова, затянутой в перчатку рукой сделал часовому жест, который трактовать можно однозначно – подойти. Что-то в этом офицере было странное, но дисциплина взяла свое. И
