Бессердечный принц. Раскол - Яна Мелевич

Я перестала считать после десятого или одиннадцатого тела, которое нашли у стены Алексеевского равелина. Перед глазами встало бледное и залитое кровью лицо Ивана Лукашина, одного из ребят Далы.

«Мы победили?» — тихо спросил он и улыбнулся, когда его товарищ, Гвадла, кивнул в ответ.

После этого Лукашин потерял сознание, немного пожил, а потом скончался на руках у лекарей. Через несколько минут после начала эвакуации пострадавших. Быстро, молча и практически без мучений.

Остальных спецназовцев раскидали по машинам скорой помощи, Далу и тяжело раненного Рябова повезли в ближайший госпиталь. Первой требовалось срочное восстановление резерва, а второму — операция.

Но, даже стоя одной ногой в могиле от кровопотери, мальчишка попросил полицейских позвонить жене Ивана Романовича. Боялся, что ее слабое сердце не выдержит шока от смерти любимого мужа, о которой она узнает из новостей.

— Сколько? — не оборачиваясь, спросила у Влада, когда он незаметно подошел ко мне со спины. Наложенная шина и слой бинтов виднелись из-под теплой шинели, накинутой кем-то на плечи.

Кто бы сомневался, что на приказ императора он плюнет с высокой колокольни и останется здесь до утра.

— Двадцать шесть погибших, включая четырех ребят из отряда Далы, трех черносотенцев и ведьму. Анна, кажется. Раненых не считаю.

Влад отнял от губ дрожащую руку с электронной сигаретой, выдохнул дым и указал на главу ковена, которая присела на корточки возле тела погибшей. Рядом, опустив головы, стояли две потрепанные ведьмы.

Одну из них, Ядвигу, я узнала. Она пришла к нам на помощь вместе с Алексеем, воздушным магом и черносотенцами.

— Двадцать шесть человек… — протянула глухо.

— Большая часть погибла после слома щитов при открытии первого разрыва, остальные пали в бою с призраками и абасом.

— Ясно.

— Их может быть двадцать семь, ваше сиятельство. Савельев получил травму головы, но вскоре придет в норму. Остальные более-менее на ногах: переломы, ушибы, ранения, магическое истощение, ожоги первой и второй степени у ведьм.

Я посмотрела на Влада, но за маской титанического спокойствия не увидела эмоций. Однако внутри него бушевал настоящий океан из чувства вины и невыплеснутого горя.

— Макса доставили в реанимацию, — он потер переносицу, затем несильно сжал ее и покачал головой. — Не знаю, выживет ли.

Я дернула плечом, когда ветер с Невы принес с собой влажные капли и немного снега. Все-таки дождь на третий месяц зимы — более чем странная штука.

— Должен, — бросила коротко.

Перед глазами встала сценка, как из фильмов про постапокалипсис. Вокруг летали осколки зеркал, шуршал под ногами пепел, кружила по воздуху пыль со снегом. В центре неспешного вихря парил Макс. Раскинув руки, он висел в метре над землей и не шевелился. Из ран сочилась кровь, разгулявшийся ветер трепал черные волосы и полы его пальто.

Понадобилось три часа, чтобы магия Макса, которая, словно неприступный щит, защищала хозяина от любой напасти, позволила лекарям приблизиться к нему. Сам ли он создал такое чудо, или душа зазеркалья не позволила ему погибнуть — неважно. Главное, его сердце по-прежнему билось, и источник не выгорел до конца.

— Где Егор?

— Увезли в Москву. Император сказал, что у него возьмут кровь для дальнейшего обследования.

— А потом?

Я плотнее закуталась в спасательное покрывало, которое засияло золотыми бликами в предрассветных лучах.

Зуб на зуб не падал, дрожь била ключом. За несколько часов на ночном морозе в полураздетом состоянии я промерзла до костей. Но заставить себя уйти или сесть в предложенную машину и уехать домой, не могла.

— Цесаревич рассказал императору про их с Довлатовым синхронизацию потоков. Иначе парень выгорел бы, а мы погибли. Поэтому Егора, вероятно, попытаются завербовать. Разумеется, если он согласится сотрудничать.

Растерянно похлопав ресницами, я повернулась к Владу и уточнила:

— Разве для синхронизации маги не должны иметь стихийную совместимость и одинаковый уровень? Как хаосник поделился силой с обычным магом?

Влад бросил взгляд на Алексея, стоящего подле графа Орлова, и посмотрел на меня.

— У меня нет ответа. Но тот факт, что Довлатов не только жив, но и при действующем источнике, говорит сам за себя. Напитавшись от Егора, он использовал два энергозатратных заклятия. Одновременно. Если нам удастся понять, как они синхронизировали потоки в момент боя, есть шанс, что другие смогут делать так же.

— Хм…

— И еще кое-что, Оль. Дружеский совет.

Я вскинула брови, но промолчала на такое панибратское обращение. Сегодня мы пережили достаточно, чтобы перестать видеть друг в друге врагов государства. Впрочем, следующие слова Влада еще сильнее ввели в ступор:

— Император и граф Орлов, а также архиепископ, знают о твоем даре хаоса. Будь осторожна. Тайна больше не тайна, и постепенно она просочится в высший свет. Да и князь Андрей с матерью могли что-то заметить, поэтому врагов у тебя прибавится.

Кивнув, я осторожно размяла промерзшие пальцы. Взвешивая многочисленные за и против, в конце концов, решилась и проговорилась:

— Императрица желает от тебя избавиться. Она считает, что ты попытаешься занять трон вместо брата.

Влад с любопытством посмотрел на меня и склонил голову. Его взор несколько раз прошелся по мне. Серые льдинки в глубине радужек напомнили о другом человеке, который стоял всего в нескольких метрах и недовольно сводил брови, глядя в нашу сторону.

— Мне же не нужно знать, откуда ты это взяла? — цокнул языком Влад.

— Нет, — отрезала я. — Просто будь чуточку осторожнее. У цесаревича мало тех, кто готов пожертвовать жизнью за него.

— А ты готова?

Я мотнула головой, не желая отвечать на провокационный вопрос. Усталость опустила на плечи тяжелые ладони, желание оказаться подальше от всего, что ждало нас в унылом будущем, вонзилось острой шпилькой куда-то в поясницу и подтолкнуло вперед.

Как только я отошла от Влада и двинулась к Алексею, он кивнул графу Орлову и шагнул мне навстречу.

— Тебе нужно домой. Журналисты разъехались, зеваки разошлись, так что дороги свободны. Полиция выведет тебя из крепости и посадила в императорский лимузин. Отец не против.

Резкий, словно карканье вороны, голос прошмыгнул мимо куцых эмоциональных барьеров. Мне захотелось наорать на цесаревича, ударить по широкой груди, а потом прижаться к ней носом и выплакать всю накопившуюся боль.

Воздух застрял где-то в легких и помешал нормально вдохнуть. Пришлось прикрыть глаза, посчитать до десяти, а потом выпускать из плена весь переработанный кислород. Иначе у меня бы случился приступ удушья на ровном месте.

—