Стивен Кинг - 11/22/63
Она больше не вышла замуж. Больше не уезжала из Джоди. По-прежнему высокая, остеопороз не согнул ей спину. По-прежнему прекрасная, с длинными седыми волосами, достающими чуть ли не до талии.
После завершения речей Главную улицу перекрывают с двух сторон. С каждого конца делового центра, занимающего два квартала, висит транспарант:
УЛИЧНЫЕ ТАНЦЫ, 19.00 - ПОЛНОЧЬ!
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ!
Сейди окружена доброжелателями – некоторых, думаю, я могу узнать, – поэтому я иду к сцене для диджея, сооруженной перед бывшим магазином «Уэстерн авто», где теперь расположен «Уолгринс». Мужчине, который возится с пластинками и компакт-дисками, уже за шестьдесят, у него поредевшие седые волосы и приличных размеров живот, но эти квадратные очки в розовой оправе я бы узнал где угодно.
– Привет, Дональд, – здороваюсь я. – Вижу, вы по-прежнему с горой звука.
Дональд Беллингэм поднимает голову и улыбается.
– Я без нее никуда. Я вас знаю?
– Нет, – отвечаю я, – вы знали мою маму. В начале шестидесятых она приходила на танцы, где вы были диджеем. Говорила, что вы тайком от отца приносили пластинки больших оркестров из его коллекции.
Улыбка становится шире.
– Да, и мне за это крепко доставалось. Как звали вашу мать?
– Андреа Робертсон. – Имя и фамилия к Джоди отношения не имеют. Андреа – моя лучшая ученица по английской литературе, десятиклассница.
– Конечно, я ее помню. – Смущенная улыбка говорит об обратном.
– Наверное, этих старых пластинок у вас уже нет.
– Конечно же, нет. С давних пор. Все записи больших оркестров у меня теперь на компакт-дисках. Я чувствую, вы о чем-то хотите меня попросить?
– Если на то пошло, да. Но просьба будет необычная.
Он смеется:
– А разве бывают другие?
Я говорю ему, что мне нужно, и Дональд – всегда радующийся тому, что может помочь – соглашается. Когда я уже направляюсь к концу квартала, где мэр наливает стакан пунша женщине, ради которой я сюда приехал, окликает меня.
– А как вас зовут?
– Амберсон, – отвечаю я, оборачиваясь. – Джордж Амберсон.
– И вы хотите, чтобы эта мелодия зазвучала в четверть девятого?
– Тютелька в тютельку. Время – это главное, Дональд. Будем надеяться, оно пойдет нам навстречу.
Пятью минутами позже Дональд Беллингэм обрушивает на Джоди песню «На танцах», и танцоры начинают заполнять улицу под техасским закатным небом.
8В десять минут девятого Дональд ставит медленную песню Алана Джексона, под которую могут танцевать даже взрослые. Сейди одна, впервые с того момента, как отзвучали речи, и я подхожу к ней. Сердце сильно бьется, кажется, сотрясает все тело.
– Миз Данхилл?
Она поворачивается, улыбаясь и чуть поднимая голову. Она высокая, но я выше. Как и всегда.
– Да?
– Меня зовут Джордж Амберсон. Я хотел сказать вам, что восхищен вами и вашей работой на благо общества.
В ее улыбке появляется замешательство.
– Благодарю вас, сэр. Я не узнаю вас, но фамилия определенно мне знакома. Вы из Джоди?
Я больше не могу путешествовать во времени, мне определенно не под силу читать чужие мысли, но я все равно знаю, о чем она думает. Я слышу эту фамилию в моих снах.
– Да и нет, – отвечаю я и, прежде чем она успевает продолжить, спрашиваю: – Позвольте полюбопытствовать, что пробудило ваш интерес к общественной деятельности?
Ее улыбка теперь совсем призрачная, чуть подрагивает в уголках рта.
– И вы хотите это знать, потому что?..
– Убийство? Убийство Кеннеди?
– А знаете... наверное, да, в какой-то степени. Я бы хотела думать, что стремилась принимать больше участия в делах своей страны, но, полагаю, началось с этого. Это убийство оставило шрам... – она непроизвольно поднимает левую руку к левой щеке, потом рука падает, – на этой части Техаса. Мистер Амберсон, откуда я вас знаю? Потому что знаю, я в этом уверена.
– Могу я задать еще вопрос?
Она смотрит на меня с все возрастающим недоумением. Я бросаю взгляд на часы. Четырнадцать минут. Почти время. Если только, разумеется, Дональд не забудет... но я так не думаю. Цитируя одну из песен пятидесятых, чему быть, того не миновать.
– «Танцы Сейди Хокинс» в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Кто помогал вам присматривать за молодежью, когда мать тренера Бормана сломала ногу? Вы помните?
Ее рот открывается. Потом медленно закрывается. Мэр и его жена подходят, видят, что мы увлечены разговором, и не мешают нам. Мы в нашей собственной маленькой капсуле, Джейк и Сейди. Как и прежде.
– Дон Хаггарти, – отвечает она. – С тем же успехом я могла приглядывать за танцами в паре с деревенским идиотом. Мистер Амберсон...
Но прежде чем она успевает закончить фразу, Дональд Беллингэм обращается ко всем через восемь больших динамиков:
– Итак, Джоди, привет из прошлого, золото, которое действительно блестит, лучшее для лучших!
Голос сменяет музыка, шедевр давно ушедшего оркестра:
Ба-да-да... ба-да-да-ди-дам...
– Господи. «В настроении», – вырывается у Сейди. – Я танцевала линди под эту мелодию.
Я протягиваю руку.
– Пойдемте. Потанцуем.
Она смеется, качает головой.
– Боюсь, мистер Амберсон, те дни, когда я танцевала свинг, остались в далеком прошлом.
– Но вы не так уж стары для вальса. Как говорил Дональд в те давние дни: «Все со стульев и на ноги!» И зовите меня Джордж, пожалуйста.
На улице пары энергично двигаются под быструю музыку. Некоторые даже пытаются танцевать линди-хоп, но никому не удается делать это так слаженно, как танцевали мы с Сейди в стародавние времена. Ничего похожего.
Она берет мою руку, как женщина, которая грезит. И она грезит, а я вместе с ней. Как и все сладкие грезы, эта будет короткой... но быстротечность прибавляет сладости, верно? Я, во всяком случае, в этом уверен. Потому что если время ушло, его уже не вернуть.
Разноцветные фонарики горят над улицей, желтые, и красные, и зеленые. Сейди спотыкается о чей-то стул, но я к этому готов и ловлю ее за руку.
– Извините, я такая неуклюжая, – говорит она.
– Вы были такой всегда, Сейди. Одна из ваших самых милых особенностей.
Прежде чем она успевает спросить, откуда мне это известно, я обнимаю ее за талию. Она обнимает меня, по-прежнему глядя снизу вверх. Свет катится по ее щекам и сверкает в глазах. Наши ладони соприкасаются, пальцы естественным образом переплетаются – и годы соскальзывают, как пальто, слишком тяжелое и узкое. В этот момент мне больше всего хочется одного: чтобы мои надежды оправдались и общественные дела не помешали ей найти хотя бы одного хорошего мужчину, который раз и навсегда избавил ее от гребаной швабры Джона Клейтона.
Она задает вопрос, тихим голосом, едва различимым сквозь музыку, но я ее слышу – всегда слышал:
– Кто ты, Джордж?
– Ты знала меня в другой жизни, милая.
Тут музыка подхватывает нас, музыка уносит годы, и мы танцуем.
2 января 2009 – 18 декабря 2010 Сарасота, Флорида Лоувелл, Мэн
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Почти полвека прошло с того дня, как в Далласе убили Джона Кеннеди, но два вопроса по-прежнему остаются открытыми: действительно ли спусковой крючок нажимал Ли Освальд, а если это так, действовал ли он в одиночку? Ничего из написанного мной в этом романе не позволяет ответить на них, потому что путешествие во времени – всего лишь интересная, но фантазия. Если же вам, как и мне, любопытно, почему эти вопросы витают в воздухе, думаю, я могу дать исчерпывающий ответ, состоящий из двух слов: Карен Карлин. Не просто сноска в истории, а сноска к сноске. И однако...
В Далласе Джеку Руби принадлежал стриптиз-клуб, который назывался «Карусель». Карлин – сценический псевдоним «Маленькая Линн» – танцевала там. Вечером на следующий день после убийства мисс Карлин позвонила Руби. Ей не хватало двадцати пяти долларов для оплаты декабрьской аренды квартиры и отчаянно требовались деньги, чтобы не оказаться на улице. Может ли он помочь?
Джек Руби, которого занимало совсем другое, отлаял ее (собственно, разговаривать иначе далласский Взрывной Джек и не умел). Он никак не мог прийти в себя после того, как обожаемого им президента застрелили в его родном городе, и постоянно говорил друзьям и родственникам о том, какие страдания выпадут теперь на долю миссис Кеннеди и ее детей. У Руби разрывалось сердце от мысли, что Джеки придется вернуться в Даллас на суд над Освальдом. «Вдова станет героиней национального спектакля, – говорил он. – Ее горе будет использовано на увеличение тиража таблоидов».
Если только Ли Освальд доживет до суда и ему не помогут умереть.
В полицейском управлении Далласа практически все хотя бы раз, но видели Джека. Он и его «жена» – так он называл Шебу, свою маленькую таксу – частенько бывали в полицейском управлении. Он раздавал бесплатные пропуска в свои клубы, а когда копы приходили, угощал их выпивкой за счет заведения. Никто не обратил особого внимания на его приход в управление двадцать третьего ноября. Когда Освальда вывели к прессе – тот заявил о своей невиновности и продемонстрировал фингал, – Руби при этом присутствовал. Он принес револьвер (да, опять тридцать восьмого калибра, правда, другой модели – «Кольт-кобра») и собирался застрелить убийцу Кеннеди, но прежде чем успел протиснуться к нему – репортеров набилось как сельдей в бочке, – Освальда увели.
