Боксер 3: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
Войдя с Сеней в наш номер, мы ожидаемо обнаружили в нем уже знакомого нам Дениса Бабушкина, развалившегося на кровати. Его ботинки тоже валялись как попало посреди комнаты. «Какой хозяин, такие и ботинки», — усмехнулся про себя я. «Зимой, наверное, по комнате точно так же разбросаны куртки и свитера».
Хотя тренировки, как мы уже знали, он посещал неохотно, навыки у него, похоже, никуда не девались: лежа на спине, он умудрялся боксировать с воздухом — и, надо признать, смотрелось это весьма прилично. Если бы этот сюжет снять, а потом видео перевернуть на девяносто градусов, кто-то мог бы вообще не заметить подлога: тренировка и тренировка, одиночная. Когда вокруг него начала кружить муха, влетевшая в распахнутое окно, Бабушкин резко подпрыгнул и поймал ее одним кулаком в тот самый момент, когда она начала взлетать к потолку. Раздавив ее в кулаке, он с видом человека, исполнившего важный долг, снова развалился на кровати в прежней позе. Да, насчет его спортивного таланта нам не врали. Такое, знаете ли, и не каждому трезвеннику удастся!
Услышав, что мы вошли, Денис повернулся к нам, сощурился и все с той же нахальной интонацией, с которой уверял тренера, что не пил, воскликнул:
— Ну че, мелкие, дружить будем? Не боись, солдат ребенка не обидит!
Я внимательно оглядел его, держа паузу. Нужно было показать, что мы не собираемся искать его расположения и, как говорится, заглядывать в рот, ожидая одобрения на каждое свое действие. В молодежном коллективе обычно так — если с самого начала дашь понять, что готов на все ради расположения «вожака» или того, кто себя им считает, то все оставшееся время будешь на побегушках. Этот вариант мне не подходил категорически. Я знал эту подбухивающую публику, уверенную в собственном величии. С ними только дай слабину — тормозов у них уже не будет никогда. Так что моей задачей было сразу обозначить уважительное, но независимое отношение.
— Будем, — ответил я ему. Хочет дружить — я не против, дело хорошее. Но только на моих условиях, а не его. В конце концов, это он хочет нашей дружбы — значит, требования выставлять не ему.
Денис довольно кивнул и сказал:
— Тогда замочек на двери проверните, — и с этими словами он на ощупь полез рукой в тумбочку и достал оттуда чекушку водки.
Ну вот и начинается. Ну почему у алкашей дружить обязательно означает бухать? Ну нравится тебе — сам и пей, почему ты не можешь без того, чтобы заставлять других, которым это на фиг не надо?
— Ну что, — весело подмигнул Денис, открывая бутылку, — по пятьдесят грамм за знакомство?
— Ой, — смутился Сеня. — А что, надо?
— Надо, Федя, надо! — Денис достал из тумбочки три граненых стакана и начал разливать водку.
— Я вообще-то Сеня, — робко заметил мой приятель.
— Да? — Денис непонимающе посмотрел на него и, что-то сложив в голове, снова просиял: — Ну значит, надо, Сеня, надо!
— Денис, а ничего, что у нас через пятнадцать минут отъезд на рыбалку? — спросил я.
— И что? — удивился Бабушкин. — Наоборот! Какая же рыбалка без полтишка на дорожку? Давай, иди сюда!
Я подошел. Но в тот момент, когда он занес бутылку, чтобы налить водки нам с Сеней, я резким движением перевернул наши стаканы вверх дном. Атлет-алкоголик недоуменно уставился на меня — чего-чего, а такой реакции он явно не ожидал.
— Не понял? — переспросил он настороженным тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Судя по его реакции, я был первым из новичков, кто вообще заговорил с ним на равных.
— Ничего, еще поймешь. Да, и ботинки свои убери, — спокойно, но жестко проговорил я, глядя ему прямо в глаза.
Глава 7
Денис закашлялся. На его лице было написано недоумение — видимо, не каждый день ему приходилось получать отпор от тех, кто, по идее, должен бы ходить перед ним на цыпочках, пытаясь угодить и всеми способами заслужить покровительство. Впрочем, с этим недоумением он справился быстро, использовав для этого привычный способ. Пока он опрокидывал в себя стакан с водкой и шумно занюхивал рукавом, мы с Сеней переглянулись. Я заметил, что мой приятель явно испугался. Можно понять: старший, наглый, явно сильнее и с определенным кредитом безнаказанности… Я дружески подмигнул Сене: мол, не боись, парень, все будет нормально!
Тем временем Денис отдышался после полтишка и снова уставился на меня.
— Слышь, мелкий, ты че там сейчас брякнул, а? — недобро сощурившись, переспросил он.
— Я говорю, ботинки свои убери, — спокойно ответил я. — По комнате пройти мешают.
— Ну так тебе мешают — ты и убери, — хмыкнул Денис.
Я пожал плечами — мол, как знаешь, с самым спокойным видом, будто пошёл исполнять его поручение, взял его ботинки и поставил ему на кровать. Подошвами вниз, разумеется.
— Ты че, совсем ошалел? — вспыхнул спортсмен-алкоголик. — Ты вообще соображаешь, че ты делаешь? Ты понимаешь, перед кем ты сейчас выпендриваешься и что я с тобой могу сделать? Да ты у меня под плинтусом будешь прятаться всякий раз, когда я захожу! Ты на коленях прощения просить будешь, если мне не понравится, как ты на меня зыркнул! Да ты ко мне будешь разрешения спрашивать, чтобы в столовой ложку ко рту поднести! Да я…
Да, крепко его с полтишка-то развезло! Вон как речевой аппарат прорвало. Или он всегда такой, независимо от состояния и количества выпитого? Я, конечно, понимал, что часть этих угроз вполне обоснована — в том смысле, что он действительно может претворить все это в жизнь. И тут, конечно, самым разумным было бы балансировать между достоинством и собственной безопасностью. Кто-нибудь другой на моем месте просто-напросто обошел бы его ботинки стороной — в конце концов, они же не на моей подушке стояли, а на полу. Но ведь дело-то
