Самый лучший комсомолец. Том седьмой - Павел Смолин
— Знаю, — кивнула она. — Полный абсурд.
— И в этом абсурде — вся суть актуально-царствующего поколения буржуев, — развел я руками. — А рок, несмотря на очевидные негритянские корни, популяризовали и развивают белые люди. От рока пожилые упыри тоже плюются, но он — хотя бы «белый» жанр, и, как ни странно, отношение к рокерам у них лучше, чем к джазменам. Ну и стадион джазом собрать сложнее, чем роком.
— Тоже верно, — вздохнула она. — Спасибо, что Лапина осадил.
— Это Екатерина Алексеевна, — покачал я головой. — Мне не по рангу властелинов телевизора осаживать, вон — отдельный канал пришлось строить, чтобы с ним не сталкиваться.
Майя рассмеялась.
— Вы знакомым не желающим считать себя советскими гражданами передайте, пожалуйста, что скоро в Израиль уехать не получится, — шепнул я ей. — Война там будет неизбежно. Если собираются — сейчас самое время.
— У меня таких знакомых нет, — закаменела она лицом. — Все, кто хотел, уже уехали.
Боится.
— Извините за неловкий момент, — покаялся я.
— Ничего, — простила она меня.
— Хватит, — скомандовал Оле звукореж.
Певица повесила наушники на гвоздик и вышла из будки.
— Привет! — помахал я ей рукой.
— А ты чего тут? — спросила она. — Делать нечего?
— Если будешь на меня злиться, твой английский лучше все равно не станет, — не обиделся я. — Семен Степанович, включите.
Он включил.
— Punctured bicycle On a hillside desolate… — после проигрыша полился очень хороший и мелодичный, но безбожно испорченный акцентом Олин вокал. [ https://www.youtube.com/watch?v=cJRP3LRcUFg&ab_channel=TheSmiths][The Smiths — This Charming Man].
Очень удобно воровать «глубоко гомосексуальные» песни, потому что, если заменить «бой» на «гёрл», «гомосексуальность» исчезает, а Оля получает хиты.
Я махнул рукой, звукач выключил.
— Скажешь, что из-за меня? — спросил я.
Певица потупилась — стыдно.
— Не парься, — успокоил ее я. — Все хорошо, полгода назад вообще слушать было невозможно, а сейчас просто царапается. Главное — это прогресс, и он у тебя есть.
— У меня английский еще хуже, — внесла лепту в утешение молодого дарования Майя. — А я его всю жизнь потихоньку осваиваю. У тебя вся жизнь впереди, не торопись, и однажды будешь собирать стадионы.
— Да, — грустно кивнула Оля.
Поднявшись с дивана, товарищ Кристалинская взяла певицу за руку и с улыбкой предложила:
— Пойдем, вокалом позанимаемся, — заговорщицким тоном добавила. — Я тебе такую историю расскажу!
— Нельзя такие вещи при третьих лицах говорить, — обиделся я. — Я теперь от любопытства не усну.
— Мальчикам такие истории слушать нельзя! — усилила Майя груз любопытства, и они покинули студию.
Оля на прощание не забыла обернуться и показать мне язык. Вредина!
— Затереть? — спросил Семен Степанович.
Пленки с Олиными попытками имеет ввиду.
— Конечно, — пожал я плечами. — В диапазоне от четырех до пяти часов, имею ввиду «через», приведу сюда Джона Леннона писаться.
— Интересно, — оценил предстоящую задачу звукач и ухмыльнулся. — У меня битломанов знакомых куча, от зависти изведутся.
— Карго-культ должен быть наказуем! — хохотнул я и посмотрел на часы. — Так-то успею, — поднялся с дивана и пошел в будку.
— Демо номер семь? — проехавшись на кресле — оно у него на колесиках — до шкафа с бобинами, уточнил он.
— Ага, — подтвердил я.
Решил в год по собственному «гиганту» выпускать — народу же Сережка нравится, будут рады. Отписав куплет, покинул «Звукозапись» и вернулся к музыкантам. Клавишник и гитарист успели свалить, а оставшиеся разместились за столом у окошка. Чай пьют. Под рассказ ударника о домашних делах налил себе кружечку и я:
— Пришел, значит, Васька домой вчера, че-то буркнул и в комнату шмыгнул. Люба сразу в панику — «курит!», — изобразил напуганное лицо.
Мы хохотнули.
— Ты, говорит, отец, иди поговори. Ну я постучался, ответа не услышал. Зашел, а он за столом сидит не с той стороны, где всегда. Типа уроки делает. Подозрительно!
Мы хохотнули снова.
— Говорю ему: «что с тобой, сына?». Он, понятное дело, «все нормально». Но я ж вижу, что не нормально. Подхожу, а он лицо воротит. Я его за плечо взял, выпрямил — куревом не пахнет, зато под левым глазом во-о-от такенный фонарь!
Поржали последний раз за историю. Ровесник мой у ударника сын, хороший пацан, созидательный и немножко бунтующий — не хочет по папиным стопам идти, а хочет стать математиком и программистом — в кружок изучения ЭВМ ходит.
— Говорю — откуда? А он мне, понятное дело, «о косяк ударился». Характер! — поделился отцовской гордостью. — Спрашиваю «а у косяка-то фонарь есть»? У него улыбка от уха до уха сразу: «а у него два фонаря!».
Так-то за такое на учет надо ставить, но зачем ребятам судьбы ломать?
— Я с ним, конечно, воспитательную беседу провел, — добавил ударник для меня. — Но если лезут — как сдачи не дать?
— Обязательно дать надо! — улыбнулся я. — Я с пацанами еще до всего этого за район ходил, имел успехи.
Мужики грохнули, и тут в студию зашли Леннон и Амаана.
— За работу, товарищи!
Глава 10
На студии мы проторчали весь день, и утром Амаана проводила Леннона до аэропорта. С собой он забрал пленку, свои тетрадки с записями, и, по докладам, глубокую печаль от расставания с якуткой. Ничего, уже через пару недель увидятся, на модном мероприятии в Монте-Карло. Оттуда певица в первые сольные гастроли и поедет. Как только Джон разведется, сыграют свадьбу. Степень восторга отечественных битломанов представить сложно, поэтому я и пытаться не стану!
Сегодня у Амааны выходной, заслужила, поэтому, проснувшись, я набрал КГБшную «справочную» и попросил мне отыскать номер поэта Андрея Вознесенского, который в эти времена, по собственным словам из интернета моей реальности, «молодой и наглый поэт». Меня, очевидно, это не смущает — я еще моложе и наглее. Да и где там «молодость», если Вознесенскому сейчас тридцать семь лет⁈
— Записывай… — дежурный товарищ продиктовал номер и спросил. — Ты же знаешь, что у нас здесь еще ночь?
— Ага! — заверил я его. — Спасибо.
Так, набираем полученный номер…
— Утром звони! — рявкнула на меня трубка.
Короткие гудки.
Не понял! А если, например, из Москвы-реки попёрли толпы людей-крабов, и я звонил товарищу Воскресенскому об этом предупредить? Набираем снова. Гудок. Еще один. И еще. Он что, голову под подушку спрятал?
— Вознесенский, — тоскливо ответил голос, поняв, что от назойливо трещащего телефона никуда не деться.
— Здравствуйте, — начал было я излагать цель звонка, но…
— Пошел н***й, мальчик! — поэтом мне такой возможности не дал.
Снова короткие гудки. Нет, не обижаюсь — товарищ решил, что ему не дают спать телефонные хулиганы. Можно подождать часиков пять-шесть и позвонить снова, уже бодрствующему Андрею Андреевичу, но поэты — натуры ветренные, свалит и ищи его потом по всей Москве.
Набираем, слышим короткие гудки — телефон выключил. Понять можно, прощать — не за что, но все равно обидно. Набираем другой номер.
— Здрасьте, товарищ капитан, — поприветствовал я дежурного. — Сергей беспокоит.
— А больше никакие школьники сюда и не дозвонятся, — не удивился он.
— Можете, пожалуйста, отправить пару товарищей на квартиру к поэту Андрею Андреевичу Вознесенскому? — спросил я.
— Задержать? — предложил дежурный.
— Нет, просто очень вежливо попросить включить телефон и принять короткий звонок. Жене товарища Вознесенского за беспокойство вручить коробку конфет, я потом сотрудникам их стоимость возмещу.
— Сделаем, — пообещал он. — Перезвоню.
Коротая ожидание, пожарил себе яишенку и принялся ее наворачивать, свободной рукой рисуя карикатуру о вреде курения: в условной конторе два мужика и одна дама сидят за столами с сигаретами в зубах и с возмущенными лицами смотрят на стоящего к ним спиной, высунувшегося в окно товарища. Текст такой: «Ему, видите ли, нужен свежий воздух. А мы из-за него должны простужаться, губить свое здоровье!».
Скоро утратит актуальность — ближе к лету примут новый закон, по которому курить в госучреждениях будет можно только в специально оборудованных местах, а некурящие товарищи будут получать оклад на пять рублей больше с обоснованием «ну они же на перекур не бегают». Падения акцизных сборов от табачной продукции не боимся — на общем фоне это нынче гроши. Чего, увы, не сказать об алкоголе — все еще немалая долю бюджета. Надо будет «социальный» музыкальный мини-фильм на эту тему снять, вдруг кто из-за него бухать бросит? Плюс одна счастливая семья — это уже очень много.
Телефон зазвонил как раз когда я помыл посуду и протер за собой
