ЭТНОС. Часть первая — ’Парадигма’ - Павел Сергеевич Иевлев
— А что именно тебе показалось странным? — спрашиваю я в приоткрытую дверь.
— Ну, вот этот Нагири, — она сунула в рот зубную щётку и говорит невнятно. — Я ефо рифовава. Кофда рифую, я люфей вифу, знаеф?
— Знаю. Я тоже. Хотя и не так, как ты, конечно. И что ты увидела?
— Он как Дерия, — Нагма прополоскала рот и заговорила нормально.
— Счастливый?
— Да. И главное — очень… Как бы это сказать? Простой.
— В каком смысле?
— Обычно в людях много всего. Они думают о разном, о куче вещей беспокоятся, всякой фигней напрягаются, и всё это одновременно. В них всегда шум и суета, хоть уши затыкай. А здешние не такие. Понимаешь?
— Пока не очень.
— Ну вот, допустим, я дома на курсах рисую мальчика. Мы там друг друга рисуем. Я стараюсь специально не приглядываться, но иногда прорывается — он думает о тройке в четверти, что мама больше любит брата, нравится ли он мне, нога чешется, ночью снилась одноклассница, сосед по парте противный, учительница придирается… Он в куче мест разом.
— Ты вот это всё считываешь? — поразился я.
— Ну, не буквально. На ощущениях. Я же очень-очень стараюсь просто рисовать, ты знаешь. А Нагири говорит со мной — и всё. Он полностью здесь, на стуле, и нигде больше. Говорит и думает о том, что рассказывает. Смотрит на меня и думает только обо мне. Прикольно.
— И что он о тебе думает?
— Я не прислушивалась, — быстро сказала Нагма и отвернулась, зардевшись ушами.
— Очень они тут цельные личности, — согласился я, тоже кое-что припомнив. — Уж если чего делают, то от души, не отвлекаясь. Это… впечатляет.
— Вот, и я об чём. Пойдём завтракать?
И мы пошли.
* * *
Возвращались на базу так же — сначала за Мейсером по туманной изнанке Мироздания, называемой Дорогой-с-большой-буквы-Д, затем — по дорогам обычным, через кросс-локус, от гаража к гаражу. Слон ворчал, что надо бы как-то ухитриться раздобыть для отряда своего глойти, раз уж сам он так не умеет. «Глойти» называют тех, кто умеет выходить на Дорогу без всяких артефактных гаджетов, но завидовать этому не стоит, они все на башку не сильно здоровы. Видеть Великий Фрактал дорогого стоит, крыша от такого уезжает только в путь. Так что сам Слон в глойти не рвётся, а вот прибрать такого уникума к рукам не отказался бы. Да где ж их возьмёшь? Была у меня одна знакомая, Лолей звали, да где её теперь носит?
На базе забрали Лиранию. Оказалось, Слон прав — наши с ней календари разбежались на те пару дней, которые мы провели в славном городе Берконесе. Для неё мы отсутствовали всего сутки. Странно, конечно, но и странней бывало. Зато наш отпуск почти не пострадал — к вечеру того субъективного дня нас, слегка офигевших от межмирового джетлага, Слон доставил в последний на маршруте гараж. Мой гараж. У моего дома.
— Зайди, отдохни, — пригласил я его. — А то и переночуй.
— Нет, — отказался он, — это у тебя отпуск, а мне надо базу готовить. Там, где мы будем работать, если судить по фото, боеприпасы разве что к мушкетам добыть можно. Всё с собой тащить придётся. Джабба от такого разорения впадёт в истерику и обратно не выпадет. Так что наслаждайся её отсутствием, пока можешь.
— Не премину, — заверил его я.
Вышли, я закрыл ворота, под ложечкой потянуло сквознячком — всё, отбыл командир по своим командирским делам. На Родине вечер, в окнах горит свет, что-то неразборчиво, но требовательно вещает Онька, так же неразборчиво, но успокаивающим тоном отвечает ей Алиана, заливисто хохочет юный Ярк.
Мы дома. Непередаваемое ощущение. Город Берконес прекрасен, слов нет, но тут… Запахи, звуки, воздух. Родина, в общем.
— Ну наконец-то, — выразила нашу общую мысль Лирания.
— Соскучилась, — подтвердила Нагма.
Ни та, ни другая не родились в этом срезе, но как-то так вышло, что теперь наш дом — вон тот небольшой двухэтажный особнячок, в котором нам уже, если честно, бывает тесновато. Но мы трое теперь тут редкие гости, а Димке с Алианой и детьми места более чем достаточно.
Первая нас углядела с веранды глазастая Онька и, завизжав, ринулась бегом по дорожке. Примчалась, напрыгнула, повисла на сестре. Руки заняты объятиями, Нагме протянула босую ногу. Та её почтительно пожала, сказав: «Привет, мелкая, я тоже рада».
Алиана обняла меня и чмокнула в щёку, Димка поприветствовал издали, Ярк проигнорировал, он занят ужином. В свои два года это очень серьёзный молодой человек, понимает, что действительно в жизни важно.
— Как вы тут? — спросил я сына.
— В целом неплохо, пожалуй, — ответил он. — Онька могла бы уделять учёбе побольше внимания, а играм поменьше, Ярик недавно простывал и три дня температурил, Алька посадила для чего-то прорву помидоров и понятия не имеет, что теперь делать с урожаем. Но ты же не об этом, да?
— Не об этом, — признал я.
— Всё тихо, отец. Никто не искал ни тебя, ни Нагму, ни даже меня.
— А… — я покосился на Лиранию, вокруг которой скачет Онька, приговаривая: «Ну что ты мне привезла, ну что, ну покажи!»
— Нет, их родители не объявились внезапно с претензиями, что я удочерил чужого ребёнка. Но я помню про них. Я буду готов, поверь, и никому её не отдам. Или ты всё ещё мне не доверяешь?
— Доверяю. Просто обстановка нервная. Ладно, пойду разбирать вещи. Выпьем потом или ты занят?
— Занят, но выпьем. Если только немного. С утра за руль, Оньку в школу везти.
Когда мы уселись с ним и бутылкой вина, к нам присоединилась Лирания, с трудом увалившая спать переполненную впечатлениями сестру. Мы сидели, болтали вроде ни о чём, но не могли остановиться. Потом мы дружно решили, что Онька может по такому случаю и прогулять денёк школу, и Димка сходил за второй…
Я смотрел на привычные звёзды на знакомом небе и думал, что, когда тебе за полтинник, дети — это всё, что имеет значение. Димка, Нагма, Алиана, Лирания, Онька, Ярк. Моя семья.
С тех
