Улан. Танец на лезвии клинка - Василий Сергеевич Панфилов
Рисовал, тем не менее, хорошо и как выяснилось – даже слишком. В Петербурге количество людей, хоть как-то знакомых с техниками живописи, исчислялось количеством пальцев… Ну ладно – с ногами.
Рисовал он на обычных листах бумаги карандашами, но покупателей это не смущало. Достаточно быстро его произведения завоевали определённую популярность. Наибольшим успехом пользовались фигуры неких абстрактных купальщиц и всевозможная обнажёнка, вторыми по популярности шли портреты.
Денег за своё мастерство попаданец не драл – от двадцати копеек до рубля. Но учитывая, что даже на "рублёвые" картины уходило у него не больше часа, то в кошельке парня снова завелось серебро, а затем и золото.
Торговался и занимался продажей Тимофей, имеющий на этом десятипроцентную комиссию. Парню в принципе не нравился сам процесс торга, так он ещё и отнимал порой больше времени, чем сами рисунки.
Глава десятая
Приноровиться к охотничьим лыжам было нетрудно – Игорь частенько катался как на беговых, так и на туристических, так что опыт был. Правда, лыжи восемнадцатого века отличались от привычных очень сильно – короче почти вдвое, шире, подбиты мехом лося и вдобавок – к ним не полагалось палок. Но то ли опыт сыграл свою роль, то ли новые физические возможности, но уже через пять минут попаданец бойко скользил за Афоней – денщиком поручика Рысьева.
Улан несколько дней назад наткнулся на следы медведя и поспешил доложить начальству. Под Петербургом они встречались не часто, да и желающих поохотиться многовато – гвардия в полном составе. Так что выезжали тайком – вроде как на волков поохотиться.
Вот серых как раз было много по окрестностям и попаданец уже успел поучаствовать в нескольких охотах на них. Вспомнил – и дрожь предвкушения пробежала по телу парня – он давно уже скучал по острым впечатлениям.
– Тиха…, – раздался голос проводника и охотники замерли, всматриваясь и вслушиваясь в зимний лес.
– Двигаем, показалось, – облегчённо выдохнул Афоня.
Компания была небольшой – Рысев, Репин, Никифор и Русин, ну и Афоня. Добывать зверя решено было с помощью рогатин, так что экстремал из-за отсутствия опыта был на подстраховке.
– Пришли, – тихонечко шепнул денщик, – вот парует.
Приглядевшись, спортсмен увидел легчайший парок над одним из сугробов. Мда, пройти мимо такого горожанину – как делать нечего. Рассредоточились по поляне – Никифор и Игорь с ружьями чуть поодаль, Репин с Рысьевым – с рогатинами, ну и Афоня – с длинной жердиной.
Слегка утоптали снег – осторожно, чтоб не слишком скрипел, постоянно замирая и прислушиваясь к берлоге. Наконец, приготовления закончены и денщик, перекрестившись, начал жердиной расковыривать снег там, где предположительно находился вход. Делалось это для того, чтобы не ошибиться и встретить зверя в нужном положении. Если же он успеет проснуться, дела могут принять печальный оборот.
Сердце у попаданца колотилось так, как не колотилось во время парашютных прыжков – и ведь ещё ничего не началось!
– Давай…, – негромко приказал поручик и Афоня, крепко сжав челюсти, с силой ткнул жердиной в проход и начал ворочать ей.
– Попал, – от волнения голос денщика стал писклявым, – выжидает… Есть!
И тут медведь вылетел огромной мохнатой торпедой, оглушительно ревя. Рысьев взревел не намного тише, но – тщетно. Зверь был старый, битый – и вставать на дыбки не собирался, попёр "кабаном". Шёл он на поручика – и быстро! Тот сунул было рогатину в морду зверюге, но медведь отмахнулся от неё лапой, сломав как щепку.
– Бах! прогремело ружьё попаданца и кусок свинца впился в мохнатое тело. Не насмерть – позиция была не самой удачной, но зверь хотя бы отвлёкся и развернулся к экстремалу. Егор Репин мгновенно всадил жало рогатины в бок зверю – и снова не насмерть.
Однако матёрый бер всё-таки встал на дыбки.
– Я! – крикнул поручик, выхватывая кинжал, – отвлекай!
Игорь не нашёл ничего умнее, чем кинуть в медведя разряженное ружьё. Глупо, но сработало – тот перехватил оружие лапами, отвлёкшись на мгновение. Командир же тем временем моментально оказался рядом со зверем и ударил его кинжалом в грудь.
Миг – и тут же отступил на несколько шагов назад, настороженно пригнувшись. Мохнатый коротко взревел, по телу прошло судорожное движение и он упал на истоптанный снег, замаранный кровью.
– Ну! – коротко сказал Рысьев, – сделали!
От избытка чувств попаданец взвыл по волчьи – успели уже научить. Через несколько секунд торжествующий вой подхватили и остальные.
Сдирать шкуру и разделывать тушу доверили Афоне, но Игорь напросился к нему в помощники – полезное умение, может пригодиться. Денщик на удивление быстро снял шкуру – не более, чем за полчаса. Правда, попаданец немного помог ему – то тянул за шкуру, чтобы легче отходила, то переворачивал тушу.
– Не, – словоохотливо делился Афоня секретами, – ты не руби, ты по суставчику разделывай.
– Да моим кинжалом можно эти кости рубить! – засмеялся попаданец.
– Вот же голова – два уха, – неодобрительно покачал головой улан, рубить… Рубить-то можно, но не нужно. Может, твой кинжал и выдержит, вот только потом его к кузнецу придётся относить – править. И что, не жалко оружия? Да и быстрей по суставчику-то и мясо дольше храниться.
– Спасибо на науку, Афоня, – серьёзно сказал спортсмен.
– Да с нашим почтением, боярин, – осклабился тот, – всегда помогу.
Во время разделки охотники успели вытащить печень и откромсать себе по куску, сожрав её сырой.
– Да бери, бери, – настойчиво совал ему кусок Никифор, – эт как посвящение охотничье.
– Не, – решительно отмахнулся парень, – мне медвежьего мяса и даром не надо. А посвящение…
Тут он вспомнил свои прыжки через крыши; схватку с кавказской овчаркой, из которой вышел победителем – и это в тринадцать-то лет!
– Посвящение я давно уже прошёл.
Видимо, что-то было в его глазах такое, что сенсей понимающе кивнул и больше не лез. Остальные же члены компании откромсали себе ещё и по куску сырого мяса и теперь делали из него строганину, макая в смесь соли и перца.
– Лошадь бы надо привезти, – озабоченно сказал Афоня, – сей час схожу.
– Сиди, – махнул на него рукой руфер, – сам сбегаю.
Запряжённая в сани лошадь фыркала и упиралась, когда подошла к поляне, но не слишком – не крестьянская лошадка, а уланская. Пусть и не верховая, но и обозных приучают к запаху крови да шуму – на
