Звезда заводской многотиражки 3 - Саша Фишер
Фу. Нет, ну нафиг.
Я нагнул голову, прикрывая лицо от ветра, и ускорил шаг.
Ни к Феликсу, ни в «Петушок» я не пошел. Пока дошел до Ленинского проспекта, продрог на ветру, как цуцик, не задумываясь заскочил в здоровенный магазин «Книги». Первым желанием было обнять батарею, но я героически его подавил и пошел бродить между прилавками и делать вид, что изучаю ассортимент. Надолго задержался только у отдела с канцтоварами. Купил пару школьных тетрадок в клеточку и блокнот на кольцах. И авторучку.
Перешел в раздел художественной литературы. Бездумно скользил по корешкам с незнакомыми фамилиями. Взял томик в синем переплете, полистал. Вернул на место. Взял другой.
Прелесть книжного была в том, что здесь можно было провести продолжительное время, и никто из продавцов не станет напрягаться и требовать, чтобы ты покинул помещение. Кроме меня здесь было еще с десяток таких же замерзших прохожих, которых явно не произведения классиков и писателей соцреализма интересовали. А купить здесь что-то другое было нереально.
Я медленно обошел весь магазин и вернулся к канцтоварам. Задержался у стенда с открытками. Задержал взгляд на глянцевом прямоугольнике с вставшим на задние лапы медведем. Хм, а ведь, помнится, я такие именно карточки коллекционировал. Каждая открытка стоила три копейки. И в соседнем книжном ассортимент их периодически обновлялся. К шестому классу у меня уже была толстенькая такая пачка художественных фотографий животных. Но медведя вот такого среди них не помню…
— Можно вот эту открытку, пожалуйста. — сказал я, положив на блюдце трехкопеечную монету. — С медведем.
Продавщица с непроницаемым лицом достала из витрины сурового мишку и положила передо мной.
— У меня их младший брат коллекционирует, — объяснил я, хотя меня никто не спрашивал. — А такого медведя у него точно нет.
— Повезло вашему брату, — покивала продавщица. — Такой мишка только один был.
И улыбнулась. Я уже так привык к суровости местных продавщиц, что меня это ужасно обрадовало. Как двойная радуга, практически.
Из магазина я выскочил окрыленный и со всей возможной скоростью помчал к автобусной остановке. К черту бездельников из «Петушка», не убегут. У меня в голове замерцала идея, и теперь надо было поработать над ее воплощением.
Мысль о том, что меня, в смысле, десятилетнего Жана, сейчас может как раз не быть дома, потому что я отправился навестить бабушку, пришла мне в голову уже во дворе. В ярком свете лампы-солнца план вообще начал казаться каким-то… гм… недоработанным. Цель была довольно простая — мне нужно было пообщаться с Михаилом, отцом Жана. Можно было поступить прямо — зайти к ним в гости под предлогом интереса к состоянию Натальи Ивановны. Но тогда там будет моя мама, а это значит, что раскрутить отца на старую историю про перстень и выпускной будет совершенно нереально. Нужно было встретиться с отцом с глазу на глаз. И чтобы это устроить, я собирался привлечь… самого себя.
«Может, позвать Жана в кафе-мороженое? — подумал я, пересекая двор. Вроде бы, среди пацанов, гонящих на катке в импровизированный хоккей без коньков, меня не было. Во всяком случае, знакомого пальто в рубчик там не мелькало. Блин, неужели правда у бабушки? Или сидит дома, все еще наказанный за самовольный побег с уроков в тот раз? Или может уже какую новую проделку устроил?
Я приостановился и усмехнулся. Интересненькое же дельце я собираюсь устроить. Подкараулить пацана, угостить его мороженкой, подарить открыточку… Как раз сделать то самое, от чего все родители своих детей предостерегают. «Не разговаривайте с незнакомыми дядями и не берите у них конфетки!»
Или в восемьдесят первом так еще не делали, и все было в точности наоборот?
Никаких убийц и педофилов, и истории про незнакомых дядь на улице встречались в основном в какой-нибудь «Пионерской правде», когда там про детей-актеров писали. Мол, шла девочка по улице в музыкальную школу, тут ее заметил помреж или, еще того круче, сам режиссер будущего фильма, понял, что вот же она, его главная героиня. И подошел с вопросом «Девочка, хочешь сниматься в кино?»
И никакого двойного подтекста этот вопрос не нес. Девочка действительно становилась звездой экранов на зависть друзьям и подружкам.
Так что незнакомые собеседники на улице воспринимались не как источник опасности, а как новые возможности. Это дверь незнакомцам открывать было нельзя. Потому что, в отличие от маньяков и педофилов, воры и грабители в общественном сознании вполне существовали.
Я зашел в подъезд и остановился возле лифта. Занес палец над кнопкой и замер.
А, нет, стоп… Я же сразу после Нового года заболел. Провалялся все каникула дома, чему был жутко расстроен. Но отец скрасил мне этот больничный тем, что вместо меня сходил в детскую библиотеку и приволок оттуда целый ворох детской фантастики. Помню, что я на него насел потом с требованием рассказать, как ему удалось найти на абонементе столько интересных книжек. Потому что сам я, как ни пытался разглядывать полки, никак не мог найти там чего-то хотя бы близко похожего. Одни только повести о пионерах и их подвигах. Пару названий книжек, которые я читал в те каникулы, я даже сейчас помнил. «Гум-Гам» Велтистова и «Обыкновенная Мемба», про другую планету, которую населяли люди с серебряной кожей. А вот кто написал, не запомнил.
Хм. Получается, что караулить во двое бесполезно. Значит, придется зайти в гости. Ну, такой вот я наглый и навязчивый тип, что поделаешь…
Лифт распахнул двери, я вышел. Ноги автоматически понесли меня по знакомому маршруту. Звонок запиликал, я мысленно проговорил заготовленную фразу и набрал в грудь воздуха.
— Кто там? — раздался из-за двери хриплый голос чуть громче шепота.
— Жан? — спросил я. — Это Иван, помнишь, я приходил насчет Натальи Ивановны. Родители дома?
— Они в гости ушли, — просипел Жан из-за двери.
— Ой, как жалко! — притворно огорчился я. — А с тобой поговорить можно?
— Мама не разрешает мне открывать дверь, когда я дома один, — почти уверенно сказал Жан. Надо же, у него приступ послушания? Хотя ладно, это похвально, на самом деле.
— Ты молодец, — серьезно сказал я. — Приоткрой на цепочке, у меня кое-что есть для тебя.
Некоторое время Жан молчал. Видимо, обдумывал допустимость моего предложения в свете маминых запретов. Потом раздалось бряцанье и клацанье. Дверь приоткрылась В щели показалась мое десятилетнее лицо. Шея замотана шерстяным шарфом, на ногах — толстые вязаные носки.
— Чего вам? — сипло спросил Жан. Взгляд суровый и твердый.
— Вот, держи, — я сунул ему в руку открытку с медведем. — Был сегодня в книжном, почему-то подумал,
