Борьба на юге (СИ) - Дорнбург Александр

С фронта особо ничего не довезешь. Дезертиры, установив новую украинскую власть, не пропускают в тыл ни оружие, ни офицеров. И не надо думать, что новоявленные укровласти так резко полюбили большевиков и бескорыстно им помогают, у них имеется собственный шкурный интерес. Украинские сепаратисты на своих "шести сотках" сидеть не желают и жадно облизываются на старинные русские земли, они хотят захватить Харьков и Изюм, а так же Донбасс и Мариуполь. Европа им поможет! На этом дикая украинская орда не думает останавливаться — Дон и Кубань так же должны быть завоеваны. Далее — все до Волги и Кавказа. И после Волги — сколько хватит сил.

Поэтому оружие они не пропускают- понимают, что оно может потом стрелять в них же. И русских офицеров они расстреливают пачками, надеются, что без офицеров на востоке не сумеют организовать сопротивления. Ведь воевать всегда лучше против дивизий, корпусов и армий, лишенных адекватного руководства.

Конечно, те же казаки покупают личное оружие за свой счет- это частная собственность, попробуй его отбери. И все равно отбирают — куда денешься? А вот офицеров казаки часто выдают на расправу, зря те удерживали казаков на фронте, пока другие уже грабили казачьи дома. Редкие исключения — когда казачьи эшелоны прорываются с фронта с офицерами и пулеметами — лежат в области легенд и преданий.

А на Дону оружие и боеприпасы сыграют решающую роль во время гражданской войны. Все ругают атамана П. Краснова за то, что тот сотрудничал с немцами. Так этот атаман покупал у них за счет продовольствия очень нужное на Дону оружие и боеприпасы. Можно ли осуждать человека, который покупает у уголовника пистолет, чтобы он сохранил ему жизнь и здоровье? Не думаю, что оставить оружие в руках уголовника будет лучшим выходом. А когда у казаков были в наличии необходимые боеприпасы, то большевики и мечтать не могли захватить Дон.

А вот когда Мировая Война закончилась и немцы ушли, то победившие союзники Антанты сразу установили жесткое эмбарго на продажу вооружения и патронов для казаков. Даже за большие деньги они его не продавали, играя на руку большевикам. Говорили, что сначала нужно решать все вопросы в комплексе: обсудить судьбу царских долгов, послевоенного устройства и так далее. На самом деле англосаксы по своему обыкновению помогали тем, кто сейчас проигрывает, чтобы потом переметнуться и бойня продолжалась как можно дольше, чтобы все противоборствующие стороны ослабли.

И когда у казаков боеприпасы совсем закончились, наступил закономерный крах. Положение было, как в схватке огромной Годзиллы против маленького Бемби. Озверевшие большевики, перемолов пушками всякое сопротивление в кровавый фарш, вошли на Дон и устроили там безумный геноцид, как негры в Руанде. Захваты заложников, расстрелы по разнарядке 10 или 30 % населения, превратились в ужасную реальность. Казаков хотели уничтожить как сословие и как народ.

Успешное Верхнедонское восстание, которое большевики так и не сумели подавить, опиралась на мизерные ресурсы. Немного холостых патронов, которые казаки сумели раздобыть в лагерях и на полигонах, и одного единственного слесаря, который переделывал их в боевые.

Конечно, на последнем этапе "союзники" вновь совершив стремительный кульбит, переметнулись на сторону казаков и, продавив назначения Деникина, начали помогать ему. На Дон привозили всякий военный мусор: трофеи, захваченные союзниками в Турции, и оружие и боеприпасы, списанные из сокращающихся союзнических армий.

Основной поток вооружения с Запада шел в Польшу, поляки получали броневики, пушки и самолеты, а казаки в основном списанные турецкие винтовки, к которым не было патронов, или списанное ветхое турецкое обмундирование, которое годилось только на тряпки. Но какой толк от мечей, когда уже нет людей? Их не воскресить! Эти поставки оружия в конце гражданской войны были уже как мертвому припарки, война тогда уже была проиграна.

Да и тупо не хотелось порожняком ехать к своим. Так что, везем и готовимся. Пулемет разобрали, сняли щиток и станок и упаковали все части отдельно, в мешки, сшитые из мешковины. Для прочего оружия мы также сшили чехлы, чтобы оно не бросалось в глаза. Денег уже почти не было, даже я чуть было не встрял в большие неприятности с германскими марками, оказавшимися фальшивыми. Пришлось даже резко стрелять, опробуя свой перешитый карман. Ушел успешно, оставив позади парочку бездыханных трупов. Поговаривают, что эти фальшивки печатает какой-то родственник самого Троцкого, чтобы посеять хаос и поднять вал инфляции.

Какие-то бланки я привез с собой со штаба из Румынии, но этого было явно не достаточно. Подловив курьера из жовто-блавкитной комендатуры, мы среди бела дня, с лицами завязанными шарфами, затолкали его в подворотню и, оглушив тяжелой колбаской, из мелочи, упакованной в носок, отобрали портфель с документами. Я заполнил документы на всех нас, как посланцев оргкомитета Учредительного Собрания, направляющихся в Баку.

Учредительное собрание я выбрал как самую нейтральную и авторитетную из всей ныне существующей палитры властей. Оружие по списку вписал, как необходимое для защиты. Печати на часть документов удалось перенести горячим вареным яйцом с бумаг, захваченных у курьера. Выданные в Казачьем Бюро Киева "Белые квитки на свидания со смертью" я сразу после посадки хотел немедленно уничтожить.

Поскольку расписания никакого не существовало, то двое из нас дежурили на вокзале, в ожидании попутного поезда, а двое сидели на узлах, в снятой рядом с вокзалом комнате, в любой момент готовые бежать и грузится. Ненужные вещи мы сменяли на продукты: сало, круги домашних колбас и самогон, в качестве обменного фонда.

Отъезд мы назначили на следующий день 8-го января. Было условленно ехать в казачьих эшелонах, но, если такие все еще не шли бы, то не откладывать свой отъезд, а отправляться первым же пассажирским поездом и уже в пути присоединиться к казакам. Медлить было глупо. Выяснение этих вопросов взял на себя С. Щеглов. Принесенные им сведения дали мало утешительного. О дне отправки казачьих эшелонов ему узнать так и не удалось, в виду чего мы решили ехать пассажирским поездом, идущим на Ростов через Полтаву.

Весь день 8 января прошел в ликвидации ненужных вещей, в заготовке поддельных документов, и, наконец, в подборе маскировочного одеяния, соответствующего новым документам.

Маскарад наиболее удался поручику Щеглову и есаулу Терентьеву, менее капитану и прапорщику и только я остался, как и раньше в полубуржуйской одежде, как и подобало представителю губернской управы по закупке керосина. Бороду я уже отпустил и был теперь внешне похож на матерого кулака.

Я без смеха не мог смотреть на Сережу, который в заплатанном солдатском полушубке, издававшем ужасный специфический запах, в рваных сапогах, ухарски заломленной фуражке с полуоторванным козырьком — производил отталкивающее впечатление, напоминая собою типичного заправского, распущенного солдата-большевика. В общем, наша группа отважных подпольщиков была готова к действиям.

Получили известия, что нужный поезд сегодня будет отправляться. Около 9 часов вечера мы были на вокзале. Тут никто ничего не знает. За большую взятку один носильщик согласился указать нам, отчего-то стоявший примерно в километре от станции, необходимый нам состав, который в 11часов 30 минут вечера должен быть отправлен на Полтаву. Впрочем, время отправки поездов постоянно менялось, о чем никто не озаботился сообщать. Нашему разочарованию не было границ, когда, еле добравшись, груженные как ишаки до поезда, почти за три часа до его отхода, мы нашли его уже битком набитым, чрезвычайно пестрой и разнообразной публикой.

От пыхтящего паровоза пахло дымом, копотью и маслом. Позади паровоза находился тендер, нагруженный углем, а за ним — пять пассажирских вагонов, товарный и служебный. После энергичных поисков свободного места, нам кое-как удалось крепкими кулаками отвоевать одно отделение III-гo класса, и кое-как там разместиться. Публика прибывала ежеминутно и в буквальном смысле слова со всех сторон облепила вагоны, размещаясь даже на крыше. И это зимой! В нашем отделении, вместо положенных шести человек, вскоре оказалось набито все четырнадцать. Нас пять, плюс две сестры милосердия, четыре по виду вполне мирных и адекватных солдата, какая-то старушка и двое штатских. Часть разместилась на полу, были заняты все проходы.