Гимназистка (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

— Уши? — Он удивлённо меня оглядел. — Лизанька, они в точности такие же, как и раньше: маленькие, аккуратные и очень красивые.

— А я уверена, что уменьшились. Теперь на них помещается намного меньше лапши.

— Какой лапши?

— Которую вы мне старательно навешиваете, Юрий.

Я притворилась, что что-то сбрасываю с ушей. Что-то, чего там скопилось уже очень много.

— А знаешь, Лизанька, такой ты мне нравишься больше, — неожиданно сказал он. — Только учти, что у Звягинцева опыта, как ты изящно выразилась, по развешиванию лапши на ушах куда больше. Не стоит ему доверять. Можешь пока не доверять даже мне, но прошу: внимательно отнесись к мои словам. Звягинцев держит сторону Фаины Алексеевны, а она по определению — не твоя. Не говори ему лишнего.

— Спасибо за предупреждение, Юрий, но, боюсь, я понятия не имею, что лишнее, а что — нет. Убирайте купол.

Я не знала, насколько опасно проходить через призрачное мерцание, а то бы уже непременно ушла.

— Я надеюсь, наш разговор не станет достоянием третьих лиц. Это в твоих интересах, но поскольку ты ничего не помнишь, считаю своим долгом попросить. — Купол пропал, и опять я не заметила никакого свечения на руках Юрия, одна из которых, впрочем, ненавязчиво опустилась в карман. Значит, всё-таки устройство. — Возможно, Лизанька, что у тебя остались вещи, принадлежащие клану Рысьевых. Их следует вернуть, а то Фаина Алексеевна расстроится, а расстроенная Фаина Алексеевна — зрелище малоприятное, это и Владимир Викентьевич подтвердит.

— В сыскной полиции сказали, что преступники забрали все артефакты, — неожиданно сказал целитель. Надо же, а я и не заметила, когда он вошёл… — Так что вряд ли у Елизаветы Дмитриевны есть вещи клана.

— Я просто предупредил, — лениво улыбнулся Юрий. — Я не призываю возвращать нам всё.

Они обменялись неприязненными взглядами, и я сразу вспомнила, что мамин начальник говорил про Юрия, что он — оппозиция княгине. А Владимир Викентьевич, значит, в её команде? Интересное дело, почему он тогда пошёл против официальной позиции клана и приютил меня? И почему сейчас не выставляет из дома того, кого явно считает противником?

Появление Хомяковых прервало мои размышления. Действительно, попробуй тут размышлять, когда у тебя на шее повисает Оленька Хомякова и орошает слезами всё, что только может закапать. Я опять испытала чувство вины из-за того, что не нахожу в себе ни малейших признаков горя из-за смерти мамы, в то время как моя подруга не только помнила, но и по-настоящему скорбела о её смерти. «Боги мои, как жалко Ольгу Станиславовну, — всхлипывала Оленька мне прямо в ухо. — Что же такое, почему столько несчастий на одну вашу семью?»

Николай остановился, не дойдя немного до меня, но смотрел на Юрия, неприязненно так смотрел. Впрочем, тот отнёсся к пришедшему не с большей симпатией.

— Подпоручик Хомяков, не кажется ли вам, что сейчас неподходящее время для визитов? — высокомерно протянул Юрий.

— Моя сестра — близкая подруга Лизы, и она не могла не поддержать её в такой тяжёлый день, поручик Рысьин, — фамилию Николай выговорил с явной брезгливостью. — И вы совершенно правы, сейчас не время для праздных визитов, поэтому я не понимаю, что вы здесь делаете.

«Вы» он выделил голосом настолько выразительно, что местоимение показалось грубым оскорблением. И не только мне. Владимир Викентьевич нахмурился, Юрий нехорошо сощурился и прошипел:

— Если вы запамятовали, я Лизин родственник.

— Если вы запамятовали, то Лиза больше не принадлежит к клану Рысьиных.

— С этим решением согласны не все, подпоручик Хомяков. — В этот раз уже Юрий выдавил «Хомяков» так, словно уже сама фамилия была грязным ругательством. — Более того Лиза всё равно остаётся моей родственницей.

— Весьма дальней, поручик Рысьин.

— Ну так вам она и такой не приходится, подпоручик. Принесли соболезнования — и можете быть свободны.

— Кто может быть свободным, решать не вам, Юрий. Это дом Владимира Викентьевича, — не выдержала я. — И хочу напомнить, что вас я уже давно прошу уйти.

— И Ольга Станиславовна вам от дома отказала, Юрий, — неожиданно вспомнила всхлипывающая Оленька.

— Не выдумывайте, барышня, — прошипел Юрий. — С чего бы она мне от дома отказывала?

— С того, что она не хотела, чтобы её втягивали во внутриклановую борьбу. А сейчас вы пытаетесь проделать то же с Лизой. Но мы не дадим этого сделать! Мы её защитим! — воинственно заявила подруга, выставив перед собой руки, сжатые в кулаки.

— Позвольте полюбопытствовать: мы — это кто?

— Хомяковы, разумеется, — уверенно ответила Оленька.

— Позвольте полюбопытствовать, а какое отношение Хомяковы имеют к бывшему члену клана Рысьиных, покинувшего его по недоразумению?

— Хорошенькое недоразумение, — возмутилась уже я. — Княгиня лично объявила, что я клану не нужна, потому что бесполезна, а значит, на меня не стоит терять ни время, ни деньги.

— Фаина Алексеевна уже наверняка раскаялась, что приняла столь опрометчивое решение, отрицательно сказавшееся на репутации клана. Но ты столь изящно дала твоей подруге возможность уклониться от ответа, что я поневоле начинаю подозревать, не собираешься ли ты войти в клан Хомяковых. Это был бы весьма глупый поступок.

— Почему это? — возмутилась Оленька.

— Потому что это было бы оскорбительно для нашего клана. Променять Рысьиных на Хомяковых, — Юрий брезгливо скривил рот. — Фу.

— Фу — это ваш клан, Юрий, — звенящим от ярости голосом сказала я. — Пока что все его представители, которых я видела, отличаются весьма плохими манерами.

Но моё вмешательство уже ничего не спасло, потому что почти одновременно с моими словами хомяковская перчатка полетела в наглую рысьинскую физиономию.

Глава 9

Боги, Царя храните!

Сильный, державный,

Царствуй на славу, на славу нам!

Царствуй на страх врагам,

Царь двуипостасный!

Боги, Царя храните!

Сразу после исполнения перед началом занятий этого шедевра поэтической и музыкальной мысли классная дама подошла ко мне и препроводила в кабинет главной дамы в этом заведении. Именно дамы. Важной дамы, образца для подражания. Идеальная осанка, идеальная причёска, идеальная одежда для занимаемой должности. При всём при этом идеальность была на удивление естественной, возможно потому, что сопровождалась излишней пышностью фигуры и мягкими располагающими манерами. Разумеется, если она хотела добиться симпатии у собеседника. Почему-то подумалось, что и бельё под одеждой у неё тоже идеальное, а не тот колючий ужас, что на мне. Как бы узнать, что носят такие идеальные дамы? Прямо не спросишь, не ответит и опять заговорит про мои испорченные манеры.

Директрисе я не нравилась. Даже не столько я, сколько сопутствующие мне проблемы. Дражайшая Александра Павловна, чьё имя я успела подглядеть на латунной табличке директорской двери, смотрела на меня безо всякой приязни. Холодно так смотрела и вызвала к себе ещё до начала занятий явно не для того, чтобы сказать, что гимназия окажет мне всяческую помощь.

— И что же мне с вами делать? — риторически вопрошала она уже в который раз. — Вы забыли весь гимназический курс. Что там курс, даже реверанс не можете сделать правильно.

— Я непременно наверстаю.

— Когда? У вас выпускной класс.

— Я не всё забыла. Языки и математику помню. Возможно, вспомню ещё что-то. А пока я постараюсь готовиться к занятиям и одновременно навёрстывать утраченное.

На удивление, я не волновалась об итоге этого разговора. Все мысли были совсем о другом: о дуэли между Хомяковым и Рысьиным. Владимир Викентьевич попытался примирить стороны, требуя от Юрия извинений и твердя, что княгиня будет весьма недовольна. Мне показалось, что Юрий при упоминании главы клана начал склоняться к компромиссу, тем более что перчатка была поймана на лету и не успела не то что съездить по холеной физиономии, даже нарушить безупречность усов. Но тут его противник заявил, что оскорбление второй степени простыми извинениями не смоешь, только кровью. Я пыталась было вмешаться и залепетала, что умные люди всегда могут решить вопрос словами, не прибегая к оружию, но меня не поняла даже Оленька, которая возмущённо бросила, что словами решают возникшие разногласия только торговки на рынке, а не люди, принадлежащие к благородному сословию, и если брат решил взять извинения кровью, значит, так тому и быть. Николай же вообще не обратил ни малейшего внимания на мою попытку их примирить. Однако, какие кровожадные эти Хомяковы, никогда бы не подумала!