Король Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

[1] В этих землях правили разные ветви дома Трастрамара, хоть и близкородственные. В Неаполе — правил бастард бывшего короля Арагона (Альфонсо V Великодушного). В Арагоне и Наварре — дядя короля Неаполя (брат отца) Хуан II. В Кастилии же правила троюродная сестра короля Неаполя Элеонора, союз которой с сыном Хуана II грозил объединением всей Испании под рукой одного монарха.

[2] Папа Сикст IV был действительно славен своим пристрастием к мужчинам. Более того, он благоволил к своим любовникам, всячески содействуя их делам, продвигая по церковной службе (как минимум шестерых любовников он сделал кардиналами) или пытаясь пристроить в теплое место иначе.

[3] Карл Смелый герцог Бургундии также представлял дом Валуа, как и король Франции Людовик XI. Хотя они разошлись более столетия назад, когда Иоанн II Добрый (второй король Франции из династии Валуа) передал герцогство своему сыну Филиппу II Смелому.

[4] Людовик XI отличался болезненным властолюбием, скрытностью, черствостью, но прослыл тонким психологом, предпочитая действовать не силой, а хитростью, лестью, ложью, черном PR-e, подкупе и обмане. А поговаривают, что и заказными убийствами не брезговал. Считается создателем абсолютной монархии во Франции.

[5] Персидским воском Иоанн называл стеарин.

Глава 8

1473 год — 17 июня, Тверь

Как Иоанн и говорил — дождь не смог идти вечно. Банально кончилась вода в тучах.

Однако это не спровоцировало нашего героя на немедленное нападение. Он стоял уже слишком долго под Тверью и в какой-то мере опасался подхода сил противника. Мало ли кто куда убежал и кого предупредил? Да и в самом городе имели определенные силы. Поэтому король Руси занимался организацией и укреплением своего лагеря.

К 17 июня был вырыт небольшой вал вокруг строго разбитой площадки, на которой строго, будто бы по линейке расположились сначала палатки, а потом и полуземлянки, сооруженных за счет стройматериалов посада. Организованы туалеты, склады, посты и прочее.

А потом он и за боевые позиции принялся. Для чего метрах в ста перед избранными для атаки воротами сооруди небольшой редут. Высотой по грудь солдатам. Отчего аркебузиры могли спокойно с его кромки стрелять, а пикинеры через него «тыкать». А вот перескочить это препятствие с одного наскока не представлялось возможным для большинства местных воинов. Не та общая физическая подготовка. Разве что всадники имели определенные шансы, но и то — без особой надежды на успех. Конкур[1] в эти годы не входил в подготовку конницы.

И вот, когда все уже было практически готово, а Иоанн думал — чем бы еще занять своих бойцов, дабы не штурмовать город, появилась новость от разъездов. Дескать, заметили, что с севера приближается какой-то отряд.

Наш герой почему-то не хотел брать приступом Тверь и все тут. Словно предчувствие его давило какое-то. Будто бы начнет он это дело, и неприятель подойдет. Поэтому и занимался чем угодно, кроме штурма. Хотя, вероятно, давно бы сумел и ворота выбить, и город взять. А тут, наконец, спустя столько дней, его предчувствие оправдалось.

— Ты не серчай на меня, Государь, — хмуро ответил князь Оболенский. — Но ежели ты тут бы еще месяц простоял, то точно кто-то пришел бы. Не волки, так медведи. Не олени, так кабаны. Хотя бы потому, что мимо путь их проходил.

— Не лежит у меня душе к натиску, — нехотя ответил король. — Сам не знаю, почему. Умом вижу, что могу взять. И без потерь великих. И быстро. А все одно — не лежит.

— Ну, может быть оно и к лучшему, — также подумав, ответил Иван Васильевич. — Может Господь оберегает через тебя нас от чего дурного.

— Или наоборот… подталкивает к какому-то ужасу, что станет нашим испытанием, — возразил ему наш герой, который в немалой степени утомился от этого затянувшегося похода. И больше думал о своей беременной супруге и московских делах, чем о том, с кем и когда схлестнуться.

Не желая оказаться в неудобном положении Иоанн продолжал оставаться в лагере — какая-никакая, а защита. Да и удобная позиция в оборонительном бою. Разве что отправил малые конные разъезды, для которых, впрочем, королевская дружина мало подходила. Что наводило на мысль о необходимости держать при войске не только ударную конницу, но и что-то легкое. Возможно даже отряд татар завести, раздобыв им лошадок получше. Просто для того, чтобы ощупывать ими все вокруг…

Лишь ближе к вечеру до него доковылял отряд условного противника.

Конница имела небесно-голубые накидки с черным восставшим медведем на груди. Как Иоанн потом узнал, после его визита новгородцы решили, что они ничуть не хуже москвичей. Вот и утвердили такую накидку для своих войск. Очень уж им понравились золотые львы, что красовались на бойцах наследника Великого князя прошлым годом.

— А это еще кто? — Удивился Иоанн.

— Так вестимо, — неохотно заметил Оболенский, — наемники из земель цесарских. Вон те всадники и пешцы, что в желтых накидках с двумя красными полосами, это из родовых владений короля Дании. Он ведь не датчанин сам. А те самострельщики[2] с красным львом на бело-голубых полосах — из какой-то далекой западной земли. Запамятовал я, да и к чему это мне было помнить. Княжество какое-то. А вот тот всадник видно их командир.

— А те с белым крестом на красном фоне? Уж не швейцарцы?

— Кто?

— Ну — известные наемники с Альпийских гор.

— Не слышал о таких, — покачал головой Оболенский. — Нет. То скорее всего датчане. Только отчего-то их мало. Считай один всадник со слугами. Хотя слуг многовато. И даже хоругвь несет. Не каждый может ее поднимать. Раз может, значит благородный.

— Баннер.

— Что? — Переспросил Оболенский.

— Так они хоругвь малую называют. Ту, что рыцарь может поднимать, ежели в праве. Но тут — сам черт ногу сломит. И да. Слушай, а откуда ты их гербы знаешь? У нас же о них почти ничего не ведают.

Оболенский замялся.

Иоанн напрягся.

— Беседовал с вашими гостями из Италии, — после долгой паузы, вымученно произнес князь.

— Но они из Италии, а не из Нижней Германии. Вряд в своих байках они поведали тебе о цветах весьма далеких от них земель.

— Я… был любопытен…

— Хорошо быть любопытном, — заметил Иоанн, закрывая тему. А для себя отмечая, что нужно получше приглядеться к этому Ивану Васильевичу. Уж больно он мутным чем-то заниматься стал. Нет, конечно, сведения полезные. Но он ведь не знал про швейцарцев, а эти веселые ребята в Италии были уже на слуху. По словам Элеоноры их даже Папа стал потихоньку на службу себе брать. А тут — без разумения. Как так-то? Зато о том, кто и как там рядится в Нижней Германии знает. Ой как дурно это пахнет… ой как дурно…

Отряд же гостей, впрочем, как шел себе походкой колонной, так и шел. Без всякого опасения по отношению к городу. И прямиком к лагерю московскому.

Когда же осталось всего ничего, вперед выехало несколько человек. Тот всадник в хорошем готическом доспехе, что ехал возле баннера, и от еще один от «медвежат» в клепано-пришивной чешуе и украшенном шлеме. А также с десяток всадников сопровождения. Иоанн же нехотя взгромоздился на своего коня и, в сопровождении десятка своей королевской дружины двинулся им навстречу.

— Государь, — сходу поклонился тот, кто был в чешуе. Иоанн напряг мозг и с трудом вспомнил — новгородский это боярин. Тот, что помогал ему во время дележа имущества после захвата города. Рассказывал многое о том, чем город живет.

— Рад тебя видеть Никифор, — пусть и с паузой, но ответил наш герой. — Здоров ли? Как супружница твоя?

— Все хорошо, Государь, — довольный узнаванием, кивнул этот боярин. — Узнали мы, что Михаил Тверской да Василий Рязанский войну затеяли против тебя, и Казимира на помощь зовут. Вот и пошли на помощь. Чай под рукой твоей ходим и негоже по домам отсиживаться… — начал заливать Никифор.

Однако после некоторых расспросов выяснилось вот что новгородцы собрались и стали прикидывать свои резоны. Вступать ли в войну эту и если да, то на чьей стороны.