Пистоль и шпага (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович
— Молодец Гусев! — Спешнев снял кивер и вытер обшлагом мокрый лоб. — Вернул должок. Хотя бы полчаса отдохнем.
Семен ошибся. Не успел пороховой дым развеяться над полем, как во флешь влетел всадник. Был он в перепачканной землей мундире, без головного убора и с перевязанной полотняным бинтом головой. На серой ткани отчетливо проступала кровь.
— Кто старший офицер? — закричал гость, не слезая с седла.
— Майор Спешнев, — шагнул вперед Семен.
— Командир Астраханского гренадерского полка полковник Буксгевден. Как старший по чину подчиняю вас себе. Берите людей и следуйте за мной.
— Извините, ваше высокоблагородие, но вынужден отказать, — раздул ноздри Семен. — Имею личный приказ командующего армией удерживать южную флешь до подхода подкрепления. Вы не вправе это отменить.
Полковник сверкнул взором, но, натолкнувшись на холодный взгляд Семена (и мой тоже), увял. А вот нечего решать свои проблемы за счет других!
— Спешнев, голубчик, — произнес полковник просительно. — У меня вот-вот флешь захватят. Людей осталось менее роты, а пушек нет вовсе. У вас их вон сколько! Жмет супостат. Выручи! Мы же русские люди!
Семен посмотрел на меня. М-да. Как припрет, так все резко становятся русскими. И что делать?
— Можно выделить роту с орудиями, — сказал я, подумав. — Думаю, четырех хватит. Отгоним французов и вернемся.
— Не возражаете? — Семен посмотрел на полковника.
— Да! — кивнул тот.
— И еще, — добавил Семен. — У нас отдельный батальон егерей, и воюем мы по-своему. Командовать будет мой офицер.
Полковник энергично закивал.
— Ведите, Платон Сергеевич! — Спешнев посмотрел на меня.
Я? Ну, да, инициатива имеет инициатора. Глянул на смотревших на меня ротных. Рюмин и Голицын явно рвутся в бой, желая отличиться, Синицын таким желанием не горит. Умен бывший фельдфебель. Ну, что же, я кому-то обещал дело.
— Поручик Голицын! Командуйте!
— Рота! — закричал обрадованный поручик. — Стройся!
Спустя пару минут егеря топали к северной флеши. Следом артиллеристы Кухарева катили пушки. Сам бывший фейерверкер трусил на лошадке, которую ему каким-то чудом удалось сохранить. Мы своих велели отогнать в тыл — в противном случае покрошило бы ядрами. Во главе отряда ехал Буксгевден. Идти оказалось недалеко — флеши стояли компактно, и, спустя десять минут, мы увидели, что полковник нисколько не преувеличил: французы уже лезли на фас укрепления.
— Кухарев! — крикнул я, обернувшись.
— Понял, ваше благородие! — козырнул прапорщик и, не слезая с лошадки, скомандовал: — Пушки в линию! По неприятелю залпом, — он сделал паузу, давая возможность артиллеристам выполнить команду и прицелиться. — Пли!
Орудия мы везли заряженными, фейерверкеры несли тлеющие фитили. Шестифунтовки выбросили из стволов огонь и дым, а вместе с ними — картечь. Она буквально смела синие мундиры с ближнего к нам фаса флеши. Окружавшие ее французы отшатнулись и развернулись к нам.
— Ро-о-та! — закричал Голицин. — В три шеренги стройся! Готовсь!
— Что он делает? — подскакал ко мне Буксгевден. — До неприятеля слишком далеко — не менее двухсот шагов. Сожжете заряды впустую.
— Не мешайте, ваше высокоблагородие! — процедил я сквозь зубы. — Вы просили помощи, мы ее оказываем.
В этот момент грохнул залп, следом — другой и третий. Стреляла первая шеренга, следующие передавала им заряженные ружья. Когда дым рассеялся, стало видно, что пули штуцеров и мушкетов нашли цели: у бруствера флеши валялось несколько десятков тел в синих мундирах. Ну, так вперед роты ставят лучших стрелков.
Французы заволновались, офицеры попытались выстроить их в шеренги. Так мы вам и позволили! Шестифунтовки, перезаряженные артиллеристами, дали новый залп. Картечь проделала в толпе синих мундиров зияющие бреши. Французы дрогнули и отхлынули от фасов.
— Вперед! Бей их, ребята! — заорал полковник и, вытащив из ножен шпагу, поскакал к флеши. Вот ведь идиот!
— Вперед! — закричал Голицын и со шпагой в руке побежал следом. За ним устремились егеря. Блядь! Два идиота.
Я побежал за ротой, крича: «Стой!». Но, захваченные порывом командиров, егеря не слушали. Одни, подлетев к флеши, ворвались в нее и заработали штыками. Другие занялись этим снаружи фасов. Я в эту мясорубку не полез. Стоял и смотрел, мысленно матерясь. К счастью, большинство французов успели убежать. Оставшиеся сопротивлялись слабо. Большинство бросили ружья и закричали: «Пардон!» Убивать их стали. Отвели в сторону и усадили на траве, приставив часового. Ко мне подошел сияющий Голицын.
— Победа! — заявил радостно. — Неприятель отбит, флешь взята.
— Потери? — спросил я.
— Всего восемь убитых, двенадцать ранены.
— Вы заслужили свой орден, Михаил Сергеевич, — процедил я. — Если повезет выжить, майор Спешнев подаст реляцию командующему. Я, в свою очередь, попрошу Семена Павловича отчислить вас из батальона.
— Отчего? — изумился он.
— За глупость. Мы могли расстрелять французов издалека, как сделали это в южной флеши. Ее взяли без потерь. А вы положили шестую часть роты своей мальчишеской выходкой. А ведь не первый день с нами и должны знать, как следует воевать.
— Избавьте меня, подпоручик, от ваших поучений! — вспыхнул Голицын. — В конце концов я старше вас чином.
— Чин не заменяет ума…
Я не договорил. Подбежал санитар.
— Ваше благородие! — закричал на ходу. — Там полковника ранили. Совсем плох, вас зовет.
— Веди! — сказал я и поспешил за солдатом.
Полковник нашелся у бруствера. Лежал на расстеленной на земле шинели, положив обе руки на живот. Бледное лицо, пальцы в крови. Я снял штуцер, и сдвинул на живот свою санитарную сумку.
— Чем это вас? — спросил, опускаясь на колени.
— Штыком, — слабым голосом ответил Буксгевден. — Сбоку подскочил, сволочь!
— Посмотрим!
Я снял его ладони с живота, ножницами взрезал мундир и рубашку. Из раны на животе толчком выплеснулась темная кровь. Штыком ударили ближе к боку, судя по проекции, задета селезенка. Кровотечение не сильное, но постоянное. Я достал из сумки салфетку с вложенной в нее корпией, положил ее на рану, затем, приподымая полковника с помощью подбежавшего лекарского помощника, наложил бинт и закрепил его булавкой.
— Вы лекарь? — спросил Буксгевден после того, как я закончил.
— Да. Учился за границей.
— Странно видеть лекаря в офицерском мундире. Я умру?
— Все в руках Божьих, — ответил я. — У вас задета селезенка. Кровотечение не сильное, из чего следует, что разрез небольшой. Если другие органы не повреждены, есть шанс выжить.
— Спаси вас Бог! — сказал он. — Но я выбыл из строя. Других моих офицеров не осталось. Кому-то из вас следует возглавить оборону флеши.
Здрасьте! Но полковник прав: флешь бросать нельзя. М-да, сходили за хлебушком…
— Наверное, поручику. Он старше чином, — продолжил Буксгевден.
Этот мудак всех людей положит…
— А я должностью. Вы сами слышали приказ командира батальона.
— Помогай вам Бог! — сказал Буксгевден[25] и закрыл глаза.
Я встал и отправился к другим раненых. Многих уже успели перевязать санитары, на мою долю пришлось трое. Я наложил повязки и осмотрел остальных. Раны тяжелые, ну, так с легкими солдаты не обращались. Заматывали их тряпицами и оставались в строю. Из тех, кем занимались санитары, половина не выживет. Чертов Голицын!
— Отвезти в тыл, — велел я унтер-офицеру из санитаров, указав на раненых. — Заодно отконвоируйте пленных — лишние они здесь. Возьмите в помощь солдат. В лощине, должны быть повозки. Приведите их, погрузите, сами оставайтесь здесь. Понадобитесь.
Унтер кивнул и стал распоряжаться. Я побрел к флеши. Возле входа в нее стояли егеря и артиллеристы. В стороне — уцелевшие гренадеры Буксгевдена. Меня они встретили вопросительными взглядами.
— Вот что, братцы! — сказал я громко. — Полковник Буксгевден поручил нам оборонять флешь — более некому. Будем стоять насмерть. Понятно?
