Митральезы Белого генерала (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
— Наш пострел везде поспел! — заметил Пилкин, вызвав смешки присутствующих. — А не желаешь ли братец, на флоте послужить?
— А что, — подхватил Верховский, — если прямо сейчас напишешь прошение, то в самом скором времени выйдешь в кондуктора! [22]
— Ваше Превосходительство, — наивно хлопая глазами, поинтересовался Дмитрий, — а этот самый «кондуктор» старше генерала, или нет?
Ответом ему был гомерический хохот собравшихся вокруг офицеров. Даже обычно невозмутимый адмирал не выдержал и тихонько хихикал, прикрыв рот рукой. Наконец, замолчав, он вытер уголки глаз от слез и почти ласково посулил Будищеву тонким голосом:
— Я тебе, сукин сын, покажу генерала!
— Рад стараться! — снова вытянулся бывший унтер, предано поедая глазами начальство.
— Ох, уморил, подлец!
Тем временем смеявшийся вместе со всеми Нилов подошел к Верховскому и тихо тому что-то прошептал. Владимир Павлович широко распахнул глаза в ответ и, в свою очередь, шепнул пару слов своему начальнику. Пилкин перестал хихикать и удивленно переспросил:
— Графа Блудова?
Наконец смех понемногу стих. Одни офицеры заинтересовано осматривали приборы, другие прикидывали перспективы, открываемые ими, а третьи, с азартом обсуждали происхождение странного изобретателя и личную жизнь его предполагаемого родителя.
— А на какое расстояние действует ваш телеграф? — спросил у Барановского молчавший до сих пор капитан второго ранга.
— Пока только до соседнего дома, — признал тот.
— Маловато. Но перспектива есть?
— Я уверен в этом, Степан Осипович.
— Мы знакомы?
— Лично нет, но почту за честь.
— Вы, верно, видели мои фотографии в журналах?
— Точно так-с.
— А ваш компаньон весьма оригинальный человек.
— Дмитрий Николаевич? Не обращайте внимания, обычный гений. Образование весьма среднее, можно даже сказать, фрагментарное, манеры тоже оставляют желать лучшего, но при всем при этом потрясающая интуиция в технике. Иной раз, голову сломаешь, думая над какой-нибудь проблемой, а он подойдет эдак с усмешкой, покривится, да и сделает. Причем так, будто всю жизнь только этим и занимался.
— И ко всему этому ещё и герой войны?
— Это да.
— Храбрец, значит?
— Я бы сказал, что он человек редкого хладнокровия. Да к тому же, стреляет как бог!
— Я заметил.
— Дмитрий Николаевич, — подозвал компаньона Барановский, — позволь представить тебе капитана второго ранга Макарова.
— Степан Осипович, — мягко, но решительно поправил его новый знакомый.
— Здравия желаю Вашему Высокоблагородию, — строго по уставу поприветствовал будущего флотоводца Дмитрий, беззастенчиво разглядывая при этом.
История никогда не была для Будищева любимым предметом. Но, как ни странно, кто такой Макаров он помнил. Правда, портрет бородатого адмирала, висевший в музее училища, весьма мало напоминал стоящего перед ним коренастого кавторанга, но высокий лоб и живые внимательные глаза узнать было можно. В памяти быстро пронеслись основные вехи биографии Макарова. В отличие от большинства офицеров, учившихся в морском корпусе, куда брали только дворян, Степан Осипович был сыном простого матроса, дослужившегося до офицерских чинов. Только благодаря редкой удаче, он после провинциального штурманского училища был произведен в гардемарины и смог стать настоящим строевым офицером. Занимался непотопляемостью кораблей, гидрографией, спроектировал ледокол «Ермак», а потом погиб на японских минах вместе с флагманским броненосцем…
— Стало быть, не знаете, кто такие кондуктора? — весело усмехнулся капитан второго ранга.
— Знаю, — улыбнулся в ответ Дмитрий, у которого язык чесался ответить «продают билеты в трамваях», но он нечеловеческим усилием воли сдержался. — Просто название смешное.
— Занятный вы человек. И далеко пойдете, если не испортите себе жизнь дурацкими шутками!
С этими словами Макаров неожиданно подал своему собеседнику руку и, когда тот машинально протянул свою, крепко пожал её. [23]
В общем и целом, поездка в Кронштадт оказалась удачной. Специалисты морского ведомства заинтересовались предложениями компаньонов, тем более что Барановского на флоте и так хорошо знали как конструктора, а Будищев на какое-то время вообще стал очень популярной личностью, правда, больше как герой анекдотов. Тем не менее, его тоже запомнили.
Так что, когда Дмитрий вернулся из поездки, ему было что рассказать своим домашним. Геся со Стешей внимали ему с вежливым интересом. Сёмка же слушал своего наставника с открытым ртом, жалея, что не смог отправиться с ним и сам поглазеть вблизи на огромные корабли, вмерзшие в лёд. Примерно такую же реакцию его повествование вызвало у Фёдора.
Армейский приятель за время отсутствия Дмитрия внешне очень переменился. Глядя на его новый хорошо сшитый костюм, его можно было принять за мастера или приказчика, и только выражение лица у того осталось таким же восторженным и наивным. Бывший унтер, разумеется, отметил эту перемену и не смог удержаться от шутки.
— Девки, гляньте, какой видный парень. Прямо жених!
— Скажешь тоже, — засмущался парень.
— Ну а что. Того и гляди, уведешь у меня Гедвигу Генриховну…
— Господь с тобой, Граф, — испугался Федя. — Рази так можно.
— Понял, — не унимался насмешник. — Ты на Степаниду глаз положил! Ах, разбойник.
— Не, — поломал всю интригу Семён. — Он с тетки Анны глаз не сводит.
— Тихо ты, шалопай! — шикнул Шматов на мальчишку, но было поздно.
— Опаньки, — расплылся в улыбке Будищев. — Так ты и впрямь зря время не терял, паразит!
— Ну что ты такое говоришь…
— Оставь его, ради бога, — вмешалась Геся. — В конце концов, наш друг не женат, а Анна тоже свободна. Почему бы им и не проявить интерес друг к другу?
— Так она тоже на него запала? — обрадовался Дмитрий. — Ай, Федька, ай молодец! Моя школа!
— Это уж вряд ли, — со значением в голосе отозвалась модистка. — Федя человек степенный и серьезный.
— Я же и говорю, жених!
— Куда мне, — вздохнул парень. — Ни работы, ни денег. А госпожа Виртанен, она такая…
— Не печалься, найдем тебе место. В мастерскую ходил?
— А как же.
— Ну и как, понравилось?
— Ага, — снова хохотнул Сёмка. — Он там все дрова переколол, и двор вычистил, ровно дворник!
— Кстати, тоже неплохая должность. К тому же, если учесть, что у Фёдора георгиевский крест имеется, то можно даже в швейцары. А что? Помимо формы и жалованья, каждый посетитель так и норовит в руку гривенник сунуть!
— Да неужто! — округлил глаза Шматов. — Это за что?
— За глаза красивые и фигуру представительную! Хотя с последним не особо…
— Будищев, как тебе не стыдно, — прервала излияния сожителя Геся. — Человеку нужно место, а ты ведешь себя, как не знаю кто!
— Ладно-ладно, что вы, шуток не понимаете!
— Дурацкие шутки! Тем более что Анна вряд ли выйдет замуж за дворника или швейцара.
— А что, уже и до этого дошло?
Глаза девушки ярко блеснули, как будто говоря: — не все же такие, как ты! Так что правильно все понявший Дмитрий предпочёл не заметить намека, а вот Федя на беду своего друга продолжил:
— Кабы так, — вздохнул он, — за мною бы дело не стало. Посватался бы, а коли госпожа Виртанен согласие дала, так и окрутились бы без задержки.
— А Аннушка, часом, не лютеранка? Её первый муж вроде как из чухонцев был…
— Большое дело, — пожал плечами парень. — Долго ли святое крещение принять?
— Как сказать. Батюшки они разные попадаются…
— И что? — простодушно удивился Шматов. — Сказаться больной, мол, неровен час помру, дайте хоть перед смертью истинную веру принять. Любой поп тут же и окрестит, да и обвенчает, чтобы в грехе не жили. Всего-то и делов!
Ответом ему было красноречивое молчание. Дмитрий внезапно понял, что своей болтовней только что сам себя закопал. Геся с одной стороны удивилась, что их проблема могла быть решена так быстро, а с другой, усомнилась, что такой вариант раньше не приходил в голову Будищеву. Даже простой, как медный пятачок, Сёмка внезапно понял, что эта тишина неспроста и помалкивал. И только Стеша решилась нарушить её:
