Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
– Гиммлера – нет, – проворчал Скорцени, отбрасывая часть одеяла и поспешно одеваясь. При дневном свете на него всегда нападала какая-то юношеская стеснительность, справляться с которой так и не научился. И хорошо еще, что Фройнштаг, не ведавшая такого чувства, как любовный стыд, всячески пыталась избавить своего любимого мужчину от этой «девичьей химеры»: она-то как раз предпочитала секс под лучами солнца. Луна ее не вдохновляла.
– Потому что Гиммлера вы все же побаиваетесь.
– Вы не прагматичны, Фройнштаг… простите, Крайдер. Все намного проще: адъютанта Господь мне пошлет другого, а Гиммлера – уже нет. Второго Гиммлера – ни найти, ни выдумать уже невозможно, дьявол меня расстреляй.
– Какая глубина мысли! А главное, рейхсфюреру очень повезло.
– Не дразните меня, Альбина. Нет никого страшнее в гневе своем, чем не вовремя разбуженный Скорцени.
Альбина подошла к мужчине и по-детски уперлась теменем ему в ту часть груди, которую он все еще не успел спрятать под не застегнутой армейской рубашкой. Это были минуты женского блаженства. Альбине трудно было бы убедить себя, что она влюблена в этого мужчину, ибо ничего похожего на традиционную влюбленность у нее не просматривалось. Да и «самый страшный человек Европы» – далеко не тот человек, к которому можно было воспылать девичьей влюбленностью. Но все же что-то между ними происходило такое, что нельзя было воспринимать только через постельные оргии. Во всяком случае, за этим мужчиной она в прямом смысле пошла бы на край света, и только под его властью она согласна быть рабыней.
«Не отчаивайся, – осадила себя Крайдер, – "на край света" – это тебе еще предстоит». А вслух спросила:
– Мне дожидаться вас здесь, мой диверсионный Скорцени?
– Лучше – в столовой. Я прикажу, чтобы вас хорошо накормили, а тем временем опять развели огонь в каминах.
– Мы проведем еще одну ночь здесь, вместе?
– Мы проведем еще много ночей, у многих каминов, – любовно прогромыхал своим невовремя разбуженным басом Скорцени. Альбина, конечно же, не поверила, но все равно посмотрела ему вслед по-девчоночьи благодарно и растроганно.
«Может, – подумал оберштурмбаннфюрер, – она не рассчитывает, что в эту прикаминную постель мы заберемся еще днем. Но, скорее всего, именно так оно и будет».
Когда Скорцени вошел в здание штаба, все пять офицеров, два из которых были подполковниками, то есть равными по чину с обер-диверсантом рейха, а один – в чине полковника, – подхватились со своих мест, словно увидели перед собой генерала.
– Что здесь происходит, дьявол меня расстреляй? – прорычал Скорцени так, словно ворвался в логово заговорщиков.
– Обсуждаем ситуацию на западных фронтах, – встревоженно объяснил полковник Никольс. – Стало известно, что две дивизии американцев движутся в нашем направлении.
– Так остановите их, полковник! – еще воинственнее прогромыхал оберштурмбаннфюрер. – Какого дьявола?! Что тут обсуждать?
Полковник растерянно переглянулся со сгрудившимися по ту сторону застеленного картой Южной Германии стола и еще более беспомощно пожал плечами:
– Это невозможно, господин комендант «Альпийской крепости», – осипшим голосом промямлил он, удивив Скорцени своим обращением.
Отто знал, что в свое время из ставки фюрера во все части, расположенные в Альпах, направлена была директива фюрера с приказом о создании «Альпийской крепости» и что создание «альпийских редутов» поручается оберштурмбаннфюреру СС Отто Скорцени. Но еще никто и никогда не обращался к нему так, как обратился этот восточный тиролец; «Господин комендант "Альпийской крепости"».
– А то,- что какие-то две паршивые дивизии янки движутся сюда, в сердце Баварских Альп, и их некому остановить, – это возможно?! Чего вы ждете, мои неукротимые бонапарты? Поднимайте своих стрелков-тирольцев и сметайте все на своем пути. И никаких псалмопении по этому поводу! Никаких псалмопении!
– Это приказ? – побледнел приземистый, худощавый, как все восточные горцы-тирольцы, полковник.
– Это пожелание, – неожиданно вмешался вошедший вслед за своим патроном адъютант Родль, вовремя сообразив, что полковник попросту не знает особенностей характера первого диверсанта рейха и еще не научился понимать, когда Скорцени говорит всерьез, а когда мрачно, по-диверсантски, шутит.
– Но для начала, изройте все окрестные горы дзотами и снайперскими точками, – как ни в чем не бывало уточнил Скорцени, прощая Родлю его вмешательство, а полковнику Никольсу – его наивность.
– Именно этим мы сейчас и занимаемся, господин комендант.
– Вся надежда теперь только на ваших альпийских стрелков-тирольцев, полковник. Только на них, дьявол меня расстреляй.
Скорцени помнил, что почти весь полк был укомплектован австрийцами из Восточного Тироля11, из района Никольсдорфа, привыкшими к горным условиям и к альпийским ледникам и прекрасно владеющими своими кавалерийскими карабинами.
– Господин оберштурмбаннфюрер, – появился из соседней комнаты начальник связи полка, – я уже сообщил в штаб рейхс-фюрера, что вы прибыли и находитесь у телеграфного аппарата.
– А где я могу еще находиться?
Когда Отто скрылся в соседней комнате, полковник Никольс вновь переглянулся со своими офицерами. Все они выглядели так взлохмаченно, словно только что по ним прошелся горный смерч. Они понятия не имели, зачем Скорцени появился в замке Вальхкофен, но понимали, что появился он не случайно. За этим, рассуждали штабисты, конечно же, должна последовать какая-то фронтовая авантюра, наподобие той, которую совсем недавно, в декабре прошлого года, Скорцени осуществил в Арденнах12 и за которую фюрер наградил его почетной планкой к Рыцарскому кресту.
Поэтому, когда оберштурмбаннфюрер потребовал, чтобы их полк альпийских стрелков, имевший на своем вооружении всего лишь одну батарею устаревших австрийских гаубиц, двинулся вперед и где-то там, очевидно, в районе Шварцвальдского нагорья, остановил две дивизии американцев, полковник и его подчиненные никакого подвоха в этом приказе не узрели. Мало ли что может взбрести в голову этому диверсионному авантюристу!
Как только Скорцени появился в замке, в полку сразу же стали распространяться слухи, что их готовятся перебросить в Северную Италию для поддержки Муссолини, прижатого войсками, верными королю, к австрийской границе, и добиваемого красными партизанами. Так что версия выглядела вполне правдоподобной.
А вот появлению в том же замке какой-то смазливой эсэсовки никто никакого значения не придал. Мало ли существует женщин, тем более эсэсовок, с которыми имеет право развлекаться в перерывах между заданиями личный агент и любимчик фюрера, совершавший во имя Германии подвиг за подвигом! Интригуя на их любопытстве, адъютант Скорцени умудрился выкачать из офицеров полка не одну кружку дармового баварского пива.
– Получено предупреждение: сейчас начнет поступать приказ Гиммлера, – почти торжественно объявил капитан-связист. Не так уж часто ему приходилось принимать телеграммы от столь высокого эсэсовского чина.
– Не интригуйте меня, – уселся Скорцени перед аппаратом на поданный ему грубо сколоченный стул. – Я и так растроган, дьявол меня расстреляй!
Медленно приходивший в себя, но все еще бледный полковник Никольс еще не знал, что в эти мгновения, видя перед собой на телеграфной ленте слова приказа рейхсфюрера Гиммлера, точно так же бледнеет самый бесстрашный человек рейха. Это, конечно же, доставило бы ему удовольствие.
«Оберштурмбаннфюреру Скорцени. Срочно. Совершенно-секретно, – читал герой неудавшегося арденнского наступления. – Приказ № 831. Всем находящимся в вашем подчинении истребительным батальонам со всеми имеющимися подразделениями сегодня же выступить к Шведту-на-Одере и создать плацдарм восточнее Одера, чтобы в дальнейшем перейти оттуда в наступление и нанести решительный удар по противнику. Командиром всех войск, находящихся в районе Шведта-на-Одере, назначаю оберштурмбаннфюрера СС Отто Скорцени. Командующий группой армий "Висла" Гиммлер»13.
Аппарат умолк, а Скорцени еще с минуту сидел перед ним и, поигрывая желваками, смотрел на застывшую ленту с душещипательным посланием Гиммлера.
То, что он только что прочел, представлялось ему полным абсурдом. Во-первых, он знал, что все истребительные батальоны понесли большие потери, ослаблены, а главное, их нерационально и почти бессмысленно использовать на каком-либо участке фронта в открытых боях, во время которых русские будут перемалывать их своими катюшами и авиацией.
А во-вторых, не для того он готовил своих диверсантов на специальных курсах особого назначения «Ораниенбург»14, а также в других разведшколах и лагерях специальной подготовки. Понятно, что куда рациональнее было бы сосредоточить их сейчас здесь, в районе «Альпийской крепости», а уже отсюда, несколькими диверсионными рейдами пройтись по тылам англо-американцев, повторяя операцию в Арденнах. Или же бросить их на укрепление обороны центрального сектора Берлина, в районе рейхсканцелярии.
