Кирилл Кириллов - Земля Великого змея
А это что такое? Ему показалось? Э нет, не показалось. По башенке, прямо над головами у беспечных привратников, по-паучьи раскинув руки и ноги, пробежал человек. На краю опустился на живот, перевернулся ногами за край и спрыгнул на пол. Ни один из караульных не вздрогнул и не повернул головы. Недотепы. Но убийца-то каков, а? Правда, глупо позволил светить звездам себе в спину. Тем хуже для него.
Мирослав перекинул ноги через подоконник. Дождавшись, пока огоньки вспыхнут особенно ярко, чтоб со света было хуже видно во тьму, уцепился кончиками пальцев за край и повис. Спрыгнул. Каблуки гулко впечатались в камень. Мирослав замер не дыша. Не услышали. Он поднялся на полусогнутые и держась так, чтоб макушка не высовывалась выше стены, заскользил к будочке, почти не отрывая подошв от земли. В десятке саженей от намеченной цели остановился. От ног ближайшего стражника до края, обрывающегося во двор, едва ли будет пара локтей. Проскользнуть незамеченным не выйдет. Убить четверых талашкаланцев? Можно, но утром будет следствие. Вопросы, поиски. Придется искать заступничества, да не у Ромки, у самого Кортеса, а захочет ли он? Да и сейчас шум может подняться, за смерть своих могут и не простить, хоть для них он и teule. Да и союзники все ж, хоть и нехристи.
Внизу раздались крики, топот ног, замерцали многочисленные факелы, испанцы наконец сподобились начать ловлю душегуба. Много они поймают, вопя, как туры, призывающие телок, и топоча, как стадо кабанов по льду. Шум и крики заинтересовали караульных, они нехотя поднялись со своих мест и свесились за край. Мирославу хватило нескольких мгновений, чтоб проскочить за их спинами и затаиться в тени башенки. Талашкаланцы, обменявшись с товарищами внизу парой гортанных фраз, вернулись к трубкам. Правда, один, видимо желая выслужиться, остался стоять и даже попытался напомнить товарищам, что неплохо бы совершить обход или хотя бы усилить бдительность, но его быстро уговорили не заниматься ерундой, ведь на их участке стены.
Мирослав не понимал ни слова, но прекрасно чувствовал интонации бывалых солдат, несущих караул на второстепенном посту. Кстати сказать, именно в таких местах чаще всего и случались всевозможные неприятности. Воин заскользил дальше, краем глаза поглядывая во двор, но ориентировался в основном на аромат корицы, долго растворяющийся в ночном воздухе. Он вел его не хуже, чем гончую ведет запах лисы.
Он уже давно оставил за спиной ту часть дворца, где случился переполох. Крики сюда уже почти не долетали, свет факелов давно померк, а сияние звезд только оттеняло мрак, царивший по эту сторону стены.
В одном месте пахло особенно густо. Русич остановился, прислушиваясь, пошарил рукой по камню и обнаружил привязанную к вбитой в стену скобе веревку, такую тонкую, что и при дневном свете разглядеть непросто. Вот, значит, как? Поплевав на ладони, Мирослав уцепился за снасть и стал медленно спускаться, прислушиваясь и принюхиваясь. Запах не ослабевал, но и не усиливался. Значит, не караулит под веревкой, надеясь подловить и всадить клинок в бок.
Воин спустился и втянул ноздрями ночной воздух. С дворцовой кухни доносились аппетитные запахи свежеприготовленной еды, с окрестных помоек пахло гниющими овощами, от небольшого храма в глубине двора тянуло свежей кровью… Ага, вот, он снова уловил запах убийцы.
Куда ж он пошел? Странно. Почему в дальний конец двора? Там ни ворот, ни жилья. Задворки. Склады одежды, утвари дворцовой, снедь… Не подкрепиться же он собрался? Заслышав торопливую поступь караульного наряда — видать, прознали о переполохе во дворце, — Мирослав отступил в тень и прижался к стене. А то заметят, поднимут шум, выдадут с головой. Дождался, пока шаги затихнут в отдалении, и снова двинулся вперед, стараясь не выходить на освещенные участки. Запах был сильный и ровный, похоже, ночной гость специально держался рукой за стену, чтобы его след не потерялся. Неужели заманивает? Русичу стало не по себе. Он прибавил шагу ровно настолько, чтоб за собственными шагами не перестать слышать звуки окружающей ночи.
Тупик. Вернее, поворот. Убийца дошел до угла и повернул вдоль стены. Что он там искал? Потайной лаз, чтоб покинуть дворец? Припрятанное оружие? Или, может, назначил там встречу с соратниками? А может, готовится полноценный штурм через тайную калиточку, которую тот должен открыть? Не может того быть, усомнился Мирослав, чтоб большая группа незнакомых воинов спокойно прошла через город, находящийся в состоянии войны. Глупо на это рассчитывать. Но тогда зачем? Запах усилился, Мирослав сбавил ход и весь обратился в слух. Забранный решеткой водосток. Пространство между прутьев узкое — не пролезть; и замок на месте, а запах оттуда идет. Значит, пролез, просочился как-то. Мирослав ощупал замок. Тяжелый, навесной. Ничего сложного, если с инструментом. Но инструмента нет. Мирослав поднатужился, пытаясь сорвать дужку из накрепко прикованных ушек, они даже не шелохнулись. Значит, не так уходил. Может, решетка не закреплена. Воин оставил замок и тщательно, вершок за вершком, ощупал щель, в которую уходили, поднимаясь, прутья. Подергал каждый, проверяя, не расшатан ли. Нет, крепко стоят. Так, может, он и не уходил вовсе?
Мысль ударила обухом по голове. Ведь чего проще? Взять мешочек с корицей, подойти сюда. Рассыпать, чтоб пахло, самому ополоснуться в проточной воде и…
Мирослав с досады треснул себя костистым кулаком по лбу. Тать специально обмазал себя пахучей смесью, наверное, она сбивала с толку местных собак. А заодно обвел вокруг пальца его. Но куда же он двинулся теперь? От простоты и очевидности ответа Мирослав похолодел. Хлюпая водой в сапогах, побежал к главным воротам дворца.
— …Бросается на меня! — с упоением рассказывал Ромка собравшимся капитанам. — Я отступаю, чтобы иметь простор для маневра, и рву из ножен кинжал… — Он кипел и рвался из рук молодой девушки, фрейлины доньи Марины, которая прикладывала ему холодный подсвечник к шишке на лбу.
— Он налетает на меня с ножом во-о-о-от с такими. — Ромка развел пальцы на пару аршинов, потом немного подумал и сократил расстояние почти вдвое. — С такими зубцами.
Капитаны удивленно покачали головами. После всего увиденного такая мелочь, как осколки, достойные двуручного меча, вставленные в обычный нож, не казалась им диковинкой.
— Первый удар достался по ножнам, вот смотрите. — Молодой человек продемонстрировал несколько косых царапин с разлохмаченными краями. — Второй чуть не попал в плечо, но я увернулся, схватил его за шею и…
— А что делала в это время донья Марина? — спросил рассудительный Олид.
— Вот это самое странное, — почесал в затылке молодой человек. — Мы все знаем ее как женщину исключительно смелую и сильную, но она даже не сделала попытки мне помочь.
— Неужели такому доблестному рыцарю нужна была помощь? — не удержался от шпильки горячий Альварадо.
— Помощь, конечно, без надобности была, — поправил себя молодой капитан, спохватившись, что рушит героический образ, — но все же и мужчины и женщины перед лицом опасности должны объединяться против общего врага. Нет?
— Да, помочь другу победить врага было бы по-христиански, — рассудительно молвил Кристобаль де Олид, обращаясь в основном к Альварадо. И к Ромке: — Так что вам показалось странным в поведении доньи Марины?
— Мне показалось, что она как будто спала. Понимаете, ходила, смотрела на меня, говорила что-то, но будто не сама. Будто кто-то ее за ниточки дергал.
— Неужели тот убийца еще и колдун? — спросил Сандоваль и перекрестился.
— Запросто! — воскликнул Альварадо. — Если их в нашем королевстве вон сколько, то почему б и тут не быть. Эх, сеньора Торквемаду бы сюда, уж он бы им устроил.
— Не так сильно бы и устроил, — вспомнил Ромка историю, которую сказывал ему в своих палатах князь Андрей.
— Хотите сказать, что недостаточно еретиков сеньор Торквемада и его воители Божьи отправили на костер? — подбоченился Альварадо.
Кавалерийский капитан был кровожаден и на поле боя, и на христианском поприще.
— Хочу сказать, что он не так страшен, как его малюют. Святая инквизиция выносит около десяти — двадцати обвинительных приговоров в год. Суды над многими еретиками длятся иногда по нескольку десятков лет, и на костер идут только нераскаявшиеся, закоренелые и упорствующие. А некоторые умные люди вообще считают, что инквизиция спасала многих от произвола и зверства малограмотных крестьян.
— Дон Рамон, поясните, пожалуйста, свои слова, — округлил глаза Олид.
— Извольте. У них, у крестьян, по-простому все, неурожай — ведьма виновата. Скот пал — колдун порчу навел. Ребенок заболел, обратно ведьма. Ну и естественно, ведьмами да колдунами самых красивых да самых зажиточных считали. От зависти да от глупости. От обиды на то, что кто-то лучше живет. А отцы-инквизиторы приедут да разберутся. Найдут причину. Если и правда ведьма, али не колдовством, а просто вредительством занималась, травила чужую скотину, к примеру, — добро пожаловать на костер. А если нет, то и в обиду не дадут, и крестьянам темным внушение сделают строгое, да епитимью наложат за то, что напраслину возводили.
