Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло
Он проинструктировал «Иванова» и послал его вперед. Короткими перебежками вплоть до момента, когда монстры начнут в него стрелять.
Робот нарвался на залп из полусотни стволов точно на четырехсотметровой отметке, словно его отслеживали лазерным дальномером. Он мгновенно залег, ответил длинной пулеметной очередью и откатился назад. С десяток монстров упали, остальные сразу потеряли к точечной цели интерес и продолжили марш в прежнем направлении.
«Иванов» повторял маневр снова и снова, перемещаясь по синусоиде вдоль пограничной линии, стреляя и снова отходя. И все же добился своего. Какая-то часть орды восприняла робота угрозой и целью, начала разворачиваться в его сторону, пытаясь сократить расстояние до требуемого их правилами. Это походило на то, как амеба выбрасывает ложноножку в сторону раздражителя.
По команде Басманова остальные андроиды редкой цепью вышли на один с «Ивановым» рубеж, повторяя его действия.
И вот уже не меньше половины орды, изрядно, между прочим, поредевшей, потому что взвод Оноли продолжал, не жалея патронов, «на расплав стволов» бой с правым флангом, медленно, бестолково разворачиваясь на девяносто градусов, покатилось в «оперативную пустоту».
Через километр те, кто уцелеет, упрутся в непроходимые заросли «держидерева». Если не найдется командира, чтобы отдать новый приказ, или не сработает очередной инстинкт, долго им придется ломиться сквозь стену прочных, как железо, колючих стволов.
А если их еще и поджечь?
Но это уже не актуально. Полковник увидел на дороге, ведущей от Блюмфонтейна, полосу пыли, поднимающейся к низким тучам. Дождь так до сих пор и не пролился. И хорошо. Пусть он пойдет часом позже.
– Ребята, за мной. Отходим, – приказал он негромко, но роботы услышали, несмотря на грохот своих пулеметов. Направляющуюся в их сторону часть армии монстров они едва ли уполовинили, расстреляв каждый по две коробки, на сто патронов каждая.
Посланный Ненадо эскадрон и четырехорудийная батарея французских семидесятипятимиллиметровок (в просторечии – «коса смерти») полным аллюром вылетели к дефиле. Всадники спрыгивали с седел, тут же бросались на помощь артиллеристам. Отцепляли пушки от передков, с прибаутками и матерной руганью выкатывали на огневые, развернув стволами вперед.
Тут же и Оноли появился, как черт из табакерки, вполне освоивший умение быть одновременно везде, где требуется его присутствие.
Ухватил штабс-капитана, командира батареи за рукав, начал было объяснять ему, с кем придется иметь дело.
– Да в курсе! Ненадо изложил более чем подробно. И буров мы по дороге встретили. Не знаю, запасных штанов в гарнизоне на всех хватит или нет. Цель где?
– Поднимись повыше – увидишь!
Комбатр взбежал до половины кóпье, вскинул к глазам бинокль. И тут же принялся командовать, отнюдь не испытав посторонних эмоций.
– Ба-атарея! По пехоте противника! Угломер двадцать! Целик ноль! Шрапнелью. Трубка десять. Поорудийно – четыре снаряда беглых! Пли!
Пушки, едва успев упереть лафеты в землю, загрохотали наперебой. Перед низко опущенными стволами взвились в воздух поднятые дульными факелами столбы смешанной с мелкой щебенкой пыли.
– Есть, есть, – штабс-капитан видел в цейсовские стекла, как одна за одной лопаются над ордой шрапнели. На минимальном возвышении, разбрасывая сотни свинцовых пуль.
В историю артиллерии навеки записан случай, когда одной-единственной шрапнельной очередью русской трехдюймовой батареи был полностью уничтожен австрийский кавалерийский полк, колонной по четыре выдвигавшийся к передовой. Волею случая он целиком оказался внутри эллипса накрытия. Такая же великая флюктуация вероятности, как единственный в истории случай попадания в немецкий пикировщик «Ю-87» из советского 82-миллиметрового миномета.
Но и сейчас первая, по сути – пристрелочная серия легла очень хорошо. Басманов, приостановившийся, услышав родные с молодости звуки, тоже вскинул к глазам бинокль, увидел и оценил мастерство коллеги.
– Еще, на тех же установках! – машинально выкрикнул он, хотя комбатр и без подсказки делал все, что требовали профессия и обстановка.
Пушкари работали азартно и споро. Батарея успела выпустить тридцать снарядов, убивших никак не меньше тысячи гоминоидов. И опять случилось странное. Орда остановилась, будто в раздумье, дождалась еще четырех дымно-оранжевых вспышек над головами. Только тогда каждый еще живой монстр развернулся, будто по команде «кругом», и все дружно, со скоростью, превышающей походную, ринулись назад.
Участвуй в немыслимом побоище профессиональный энтомолог, тот бы сообразил, что сработал очередной инстинкт. Процент безвозвратных потерь превысил допустимый для выживания именно этого сообщества. Или, если проще – интенсивность связанных со смертью запахов и некробиотического излучения подавила все прочие, управляющие агрессией команды и эмоции.
Но имеющие совсем другое образование офицеры решили, что вмешался некто из вышестоящего, имеющего зачатки разума начальства.
Пулеметы и винтовки уже не доставали до растворяющегося в дождевой мгле у горизонта, сливающегося с цветом вельда стада разгромленных, но не деморализованных монстров. Только пушки продолжали выбрасывать очереди шрапнелей, все выше задирая стволы. Еще немного, и до передков заряжающие доберутся.[17]
– Ну все, точка, господа офицеры! – скомандовал Басманов. – На батарее – отбой. Гильзы собрать, стволы пробанить, к маршу изготовиться. Командиры отделений, доложить о потерях и расходе боеприпасов!
Нашел глазами подходящий камень. Присел.
Отдернул обшлаг кителя, посмотрел на разбитое поперек и покрытое звездчатыми трещинами стекло часов. С момента всей этой заварухи прошло ровно двадцать шесть минут. От и до. А казалось – несколько часов. Да нет, все правильно. Всегда так случалось. Без всякой хронофизики. То час – сутки, то минута – час. А если выживешь, потом, на досуге, прикидывай, что и как.
– Валерьян. А вот теперь – водки. Всем. По две чарки. Не больше. Остальное – дома.
Потери оказались на удивление небольшими. Не считая убитых буров, погиб один русский офицер и четверо были ранены.
– Да и это странно, – сказал Оноли. – Мы ведь ни разу не подпустили их на дистанцию прямого выстрела.
– Всяко бывает. Какой-то монстр, падая, пальнул с возвышением, вот и долетело. Баллистику объяснять надо?
– Чего тут объяснять. Но какая нелепость, а?! – От расстройства поручик выругался совсем неостроумно. – Мы же с Борькой Лагутиным с Екатеринослава, с девятнадцатого года всегда выкручивались! А тут шальная – и нету!
– Сочувствую. На войне все нелепость. Считая ее саму. Пошли людей, пусть выберут пару чудищ поцелее, привяжут к лафету. Отдадим медикам.
– А что с остальными?
– Природа распорядится. После заката сюда соберутся львы, шакалы и гиены с половины Африки. Утром будет чисто. Поехали. Дождь начинается.
Покрытые пылью и пороховой копотью бойцы выглядели, тем не менее, браво. И не такое видеть приходилось. Конные подтягивали подпруги, прочие делили места на двуколках и лафетах пушек. На полившуюся с неба воду никто не обращал внимания.
Ротмистр Барабашов подошел сзади, тронул Басманова за плечо.
– Что такое?
– Да неправильно выходит, командир. Враг отступает, бежит, можно сказать. А мы что?
– Что?
– Раньше меня учили, что в подобных случаях следует переходить в преследование. Интересно же, откуда они взялись, куда сейчас бегут, куда коров погнали. Нет?
А ведь прав чертяка, прав. Рискованно, нет слов, так ведь и результат может быть…
– Как себе это представляешь?
– И представлять нечего. Я, еще двое моих корнетов и парочка этих, человекообразных, – сделал ротмистр пальцами замысловатый жест, имея в виду андроидов. – Мы нарываться не будем. Последим издалека, где у них лагерь, что да как. К утру, глядишь, вернемся. Или к завтрашнему вечеру, по обстановке. Кто-нибудь уж наверняка…
Полковник подумал совсем недолго. В пределах двух папиросных затяжек.
– Да и поезжай. Чего уж. Не зря ведь стреляли. Посмотри, только правда не нарывайся. «Аскольда» с «Артемом» вперед пошли, хоть на полверсты…
– Ох и люблю я это дело! – Барабашов подвынул из ножен шашку, которую хранил при себе все минувшие восемь лет, только редко надевал, разве что к старой парадной форме, как по Уставу положено. А сегодня взял в рейд, как талисман, наверное. – Бывали дни веселые, гулял я, молодец, – довольно мелодично воспроизвел он фразу народной песни.
Воронцова вестовой разбудил в начале шестого утра.
– К радиостанции вас.
Так для простоты роботы называли любое средство связи, хотя к радио нынешняя схема имела самое отдаленное отношение. Левашов через специальный «переходник» дистанционно подключил блок-универсал Ирины к приемнику «Валгаллы», и сигнал от такого же блока Сильвии преобразовывался в нормальные звуковые частоты, транслируемые через динамик. Получилось нечто вроде сотовой телефонной связи будущего. Но – межвременной.
