Александр Михайловский - Однажды в Октябре – 1
Про геликоптеры Поля Корню я когда-то, еще до войны, читал в журнале «Воздухоплаватель». Но тот геликоптер был просто большой игрушкой, а этот… Это было настоящее чудовище. Я уже начал догадываться, кто мог устроить немцам бойню в заливе Тагалахт. Только вот одного такого аппарата было маловато. Где-то еще должно быть множество таких же геликоптеров. И, возможно, их корабль-матка. Вроде нашего гидроавиакрейсера «Орлица» на Балтике. По тому, как эта машина в бою летала вперед, назад и боком, а потом буквально зависла над подбитым германским гидропланом, говорило о том, что садиться и взлетать он может вертикально.
Мы, вместе с летнабом, решили поприветствовать наших спасителей. Я покачал крыльями, а прапорщик Сергеев снял шлем и помахал им, благодаря летчиков этого винтокрыла за помощь. В ответ пилот винтокрыла совершенно отчетливо показал нам поднятый вверх большой палец, а потом отдал честь. Мы ответили ему тем же.
Аппарат взял курс на вест, а мы с прапорщиком Сергеевым полетели в сторону Кильконда, чтобы сообщить всем о том, что нам довелось увидеть. Только мы не были уверены, что наш рассказ воспримут с доверием. Особенно, тогда, когда мы будем рассказывать о неизвестном боевом аппарате, похожем на геликоптер, и о том, как он легко, играючи, расправился с четырьмя германскими самолетами. Так, господа, и я бы не поверил в подобное, если бы не видел все своими глазами!
Часть 2. Накануне!
12 октября (29 сентября) 1 917 года, 08:35 Петроград. Смольный
Феликс Эдмундович Дзержинский.Пся крев, когда же мне удастся поспать хотя бы четыре часа подряд! Вот и сегодня, после того, как почти всю ночь в Смольном шло совещание «военки», где мы с Подвойским встречались в представителями солдатских комитетов Петроградского гарнизона. Все они единодушно обещали свою поддержку в случае вооруженного свержения правительства Керенского. Этот лайдак уже всем настолько осточертел, что, ни один нормальный человек не заступится за него.
Уже под утро, распрощавшись с солдатами, и с Подвойским, я решил хоть немного поспать на топчане в комнатушке под лестницей. Так вот, холера ясна, и там меня нашли! Прибежал какой-то мальчишка с запиской от Сталина, в которой он просил, нет, скорее, требовал, чтобы я срочно пришел в редакцию нашей газеты на Кавалергардскую. Причин такой срочности Коба не указал, написал лишь, что это «архиважно» и «архисрочно». Помня, что на языке Ленина, который сейчас находится в Выборге, это означает что нужно отнестись к этому сообщению со всей серьезностью.
Я быстро оделся, наскоро привел себя в порядок, и отправился в редакцию. Свернув со Шпалерной на Кавалергардскую, я заметил в конце улицы у дома в котором находилась наша газета, группу военных. То, что это были военные, я понял сразу. Форма, правда, незнакомая, выправка, оружие. Кроме Сталина среди этих людей я приметил генерала Потапова. Я знал, что Николай Михайлович с июля этого года активно помогает нашей «военке», активно снабжая ее важнейшей информацией. Его присутствие здесь стало подтверждением того, что произошло что-то, действительно, весьма важное.
Я поздоровался со Сталиным, генералом Потаповым, и поприветствовал остальных, доселе незнакомых мне людей. Потом Коба взял меня за рукав и отвел в сторону.
— Феликс, то, что я тебе сейчас скажу, является самой большой тайной, которую тебе придется узнать, и потом хранить, как зеницу ока, — сказал мне Сталин. — Видишь людей, стоящих рядом с генералом Потаповым?
Я кивнул головой. Сталин пристально посмотрел мне в глаза, после чего, почти шепотом продолжил, — Так вот, Феликс, это люди ИЗ БУДУЩЕГО?
— Иезус Мария! — воскликнул я, — Коба, ты ведь позвал меня не для того, чтобы в такое время в таком месте шутки шутить?
— Феликс, я еще раз тебе говорю серьезно, как может сказать старый большевик старому большевику, — эти люди попали к нам в год 1917 из 2012 года. И не одни они, а целая эскадра военных кораблей, которая сегодня утром разнесла в пух и прах германский флот, попытавшийся высадить десант на Эзеле и прорваться в Рижский залив.
— Матка боска Ченстоховска! — опять я воскликнул я, — Коба, это правда?!
— Правда, Феликс, истинная правда, — сказал Сталин, — я имел возможность в этом убедиться. Они сумели доказать, что пришли из будущего не только мне, но и генералу Потапову. А ты прекрасно знаешь, кто этот человек, и как мало он верит в разную чепуху. Так вот, Феликс, мы решили послать тебя к их командованию в качестве полномочного посла от РСДРП(б). Ты полетишь на их летательном аппарате, который они называют «вертолетом». Он прилетит сюда из Рижского залива и приземлится в Таврическом саду. Это совсем рядом, ты знаешь…
Я кивнул головой. В этом саду я пору раз гулял, когда выпадал свободный час-полтора. Он был очень живописный, и находился всего в десяти-пятнадцати минутах от Смольного.
Значит, мне поручено лететь к нашим потомкам. Что ж, поручение партии надо выполнять. Полетим на вертолете, хоть на ковре-самолете.
Мы подошли со Сталиным к удивленно взирающим на нас пришельцам из будущего.
12 октября (29 сентября) 1917 года, 09:00 Петроград. Кавалергардская улица дом 40, типография газеты «Рабочий путь»
Александр Васильевич Тамбовцев.Когда мы вышли из типографии на улицу, было уже совсем светло. С серого питерского неба моросило что-то похожее на водяную пыль. «Как через комариный член льет», — говаривал в таких случаях один мой знакомый старшина. Товарищ Сталин, генерал Потапов, сержант Свиридов со своей рацией и Ирочка, поеживаясь стояли у дома. Старший лейтенант Бесоев пошел снимать с постов своих головорезов, которые бдительно охраняли все подходы к типографии.
Генерал Потапов с интересом разглядывал вооружение и снаряжение наших «мышек». Он, видимо, очень хотел расспросить меня о набитых всякой всячиной жилетах и о карабинах необычного вида, с кривыми магазинами и насадками на конце ствола. Но улица осеннего революционного города — не самое лучшее место для изучения вооружения начала XXI века. Потому-то Николай Михайлович и отложил до поры до времени все свои расспросы.
Вскоре, со стороны Шпалерной я заметил приближающуюся высокую худую фигуру в поношенном пальто и мятой шляпе. Высокий лоб, бородка клинышком. Я узнал Дзержинского. В то время он еще не носил свою знаменитую солдатскую шинель, гимнастерку и фуражку, и в таком прикиде был слегка похож на поменявшего свой имидж Боярского.
Заметив нас, он подошел поближе, и сначала поздоровался со Сталиным, потом, к моему удивлению, дружески пожал руку генералу Потапову, после чего с любопытством стал разглядывать нас. Ирина, старший лейтенант Бесоев и подчиненные ему «мышки», в свою очередь, с таким же любопытством разглядывали легендарного «Железного Феликса».
Известие о нашем прибытии из будущего, по всей видимости, весьма удивило будущего председателя ВЧК. Я услышал восклицания: «Матка Боска!», «Иезус Мария!», «Не може быц!», — словом, выражения, которые не раз слышал от своей покойной бабки-полячки, когда она чему-то очень удивлялась.
Я неожиданно засмеялся. Генерал Потапов посмотрел на меня с удивлением.
— Знаете, Николай Михайлович, — сказал я, — тот район Питера, в котором мы сейчас находимся, там, будущем, более пятидесяти лет носил название «Дзержинского района». Парадокс — не правда ли?
Потапов заулыбался, оценив мою шутку. — А Сталинский район у вас был? — спросил он, рассчитывая на положительный ответ.
— Нет, такого района в Питере не было, — ответил я уже серьезно, — но был город Сталинград, нынешний Царицын, на улицах которого, и в прилегающих к нему степях во время Великой Отечественной войны произошло одно из величайших в мире сражений, прославившее нашу страну на весь мир. Брусиловский прорыв, рядом с этим сражением, покажется вам Царскосельскими маневрами. Недаром один гениальный чилийский поэт назвал Сталинград «Орденом мужества на груди Земли».
Потапов вопросительно посмотрел на меня, — Александр Васильевич, вы найдете время, чтобы рассказать мне о той войне? Профессиональное любопытство, знаете ли. Кстати, когда и с кем мы воевали?
— Я обязательно все вам расскажу, Николай Михайлович, — сказал я, — Я отлично понимаю, что вам, как военному человеку, очень хочется узнать о величайшей войне в мировой истории. А продолжалась она, — я понизил голос, — под руководством товарища Сталина ровно 1418 дней — с июня 1941 года по май 1945 года. И воевали мы с немцами, но на самом деле, как и в ту Отечественную войну 1812 года, фактически со всей Европой… А потом, покончив с Германией и подняв на руинах рейхстага свой флаг, развернулись на 180 градусов и за два месяца одним ударом нокаутировали японцев, рассчитавшись за позор Цусимы и руины Порт-Артура. Впрочем, Николай Михайлович, я смотрю, товарищ Сталин закончил свою беседу с Феликсом Эдмундовичем.
