Анатолий Логинов - СССР-41 – выжить в будущем
— Не, это ты хватил, товарищ сержант, — поддержал начавшего бледнеть старшину, капитан Тамразов, — ее словам на пляже значения придавать не надо. Совсем девчонка плохая была. Да оно и сейчас видно. И бредит она, Егора зовет какого-то. А дочка-то, Егоровна. Мужа, выходит.
— Во-во, — оживился сван, — и при задержании всё говорила: «Найдите мне мужа». Мы-то посмеялись, как, мол, замуж невтерпеж. Оказалось, она к своему так рвется.
— Эх, товарищи, не хватает вам ще пролетарской бдительности, — уверенно заявил Титорчук. — Побачылы красивую дивчыну, й расслабились. А враг и намагается использовать таку оболочку! Знает наши мужские слабости. Правильно я говорю, товаришу старший лейтенант?
— Не думаю, товарищ сержант, — ответил Кахабар, сдерживая смех. Слишком уж уверенно рассуждал сержант. И слишком уж рассуждения не вязались с фактами. — Конечно, надо проверить все версии. Но если эта девочка дошла за два дня от Трабзона, да еще в шторм, не ты ее посадишь, а она тебя, а может и морду набьет. Я думаю, пусть спит. А мы пока подготовим документы на ее передачу в спецгруппу по иновременникам. Происхождение задержанных сомнений не вызывает…
г. Харьков.Максим Петрович Присталов, водитель-дальнобойщик.
— Ты в порядке, Петрович?
— Нормально, — Присталов натянул спецовку. — Вы идите, мне еще со сцеплением повозиться надо.
Проводил взглядом водил, дружно направившихся к воротам завода.
Ничего не нормально. И не будет никогда. Но зачем портить мужикам настроение. Все одно не поймут. Молодые, глупые. И, чего уж, приспосабливаются быстро. Не чета ему, старику.
А он… Всю жизнь возил на лобовом стекле фотографию Сталина. Сколько лишних шмонов за то поймал. Искренне верил, что уж Виссарионович навел бы порядок в российском бардаке. Да и… И сейчас верит. Вождь пришел. И не помогут пиндосам ни ядрен батоны, ни холодная война. Это вам не с престарелым Брежневым бодаться. И не продажных сук раком ставить за зеленые бумажки.
Наведет порядок товарищ Сталин. Как пить дать наведет.
Вот только ему, Максиму Петровичу Присталову, без разницы. Потому как не фотографией под стеклом лобовым он жил. И не ненавистью к пиндосам и наглам. Не в том смысл был. А теперь нет смысла. Никакого.
Страна перенеслась. Да не жалко ту страну, вот ни разу не жалко. Но с той страной перенеслась и обшарпанная «хрущевская» пятиэтажка. И двушка на третьем этаже заплеванного подъезда. И те, кто в этой двушке находились. Самые близкие люди. Единственно близкие. Петрович отдал бы всё за то, чтобы находиться с ними рядом. Неважно где, на фронте с фашистами или в динозавровых лесах. Лишь бы с ними. С Оксаночкой ненаглядной и с маленьким Вовиком. Но… Они где-то там, неизвестно где, а он здесь, в Союзе, который надо поднимать, попутно давая по морде обнаглевшим пиндосам. А ему начхать и на Союз, и на пиндосов… Сколько лет мотала жизнь старого водителя по всему бывшему Союзу, как долго счастье гуляло где-то далеко от него. И вот, когда оно, наконец, пришло…
Это было как вспышка. Безумие! Ей двадцать четыре. Ему пятьдесят три. Ослепительная красавица с точеной фигуркой и крепким телом спортсменки. Хорошая должность в крупной компании. На подходе второе высшее. Блестящие перспективы. Поклонники, штабелями складывающиеся у ног. Молодые, красивые, богатые… И начинающий седеть водила-дальнобойщик. Невысокий, жилистый, смуглый от никогда не сходящего загара. Восемь классов плюс автомеханический техникум еще в советские времена и многие тысячи километров, намотанные за долгие годы по дорогам Европы и Азии. Металлические зубы. Не все, конечно, и даже не половина, но среди передних — три. Руки, потемневшие от въедшегося масла. Вечный запах соляры. Не нищий, но далеко не миллионер. Что она нашла в нем? Почему решила отдать ему свою молодость? «Девочка, я же старый, я сломаю тебе жизнь» — «Глупый, какое это имеет значение? Я тебя люблю» — «Я тоже тебя люблю»… Кем она была для него? Любимой женщиной? Последним шансом? Неожиданно найденной дочкой? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Наверное, всего понемногу…
Ее внезапные визиты, сумасшедшие ночи, уходы в рейс, возвращения, попытки порвать отношения, опомнится, и новые встречи… Разборка с каким-то претендентом на руку и сердце. Тот заявился с двумя дружками. Рослые, широкоплечие, молодые… Зеленые… До драки не дошло, монтировка в руках и кровожадный оскал битого жизнью волка объяснили домашним изнеженным щенкам ближайшие перспективы. И те ретировались, звериным чутьем ощутив свою несостоятельность. Объяснение с ее отцом, вылившееся в грандиозную пьянку. «Неправильно это, Петрович!» — «Знаю, Степаныч! И ничего не могу с собой поделать!»…
Свадьба… Рождение сына… Вовки… Еще года не прошло… Его первый шаг… За день до выезда… И счастье… Невероятное, всеобъемлющее счастье…
Во всем виновата жадность. Зачем был нужен этот рейс? Хотел же завязать, продать фуру и осесть на месте, изредка «бомбя» на старом «Фольксвагене». Того, что лежало в банках и денег за грузовик хватило бы. Плюс Ксюшино пособие на ребенка. Гроши, но… Звали механиком на сервис… Уже решился, а тут звонок Фимы. Хороший рейс, знакомый заказчик, щедрая оплата. Фридлендер никогда не жался, выторговывая копейки у работяг. Охрана, не надо судорожно всматриваться в темные кусты на ночных обочинах… И обратный груз до Харькова… Неделя… Или чуть больше… Всего неделя… Ставшая вечностью. Петрович не сразу врубился в произошедшее. Странная задержка на ночной границе, люди в доисторической форме, беготня, суматоха, разговоры обалдевших водителей… Отъезд Фимы… Собрание водил, на котором сказали… Мгновенная радость, ну теперь-то мы покажем этим гадам!.. И вдруг, как обухом по голове, осознание: Ксюшенька… Вовка… Как же так?
Он верил. Надеялся. Ждал. Вот сейчас всё вернется обратно. Тот, наверху, который устроил это безобразие, исправит ошибку. И вернет к семье. Или перебросит их сюда. Или… Так же нельзя! Невозможно! Они должны быть вместе!!! Но прошли дни разборок на границе. И путь в Харьков по не рассчитанным на тяжелые и громоздкие фуры дорогам. И разгрузка на «Харвесте», нет опять на заводе имени Косиора. Ничего не менялось. А вчера, глядя на мальчишек, гоняющих мяч по пустырю, где когда-нибудь вырастет родная «хрущевка», Присталов понял: это всё. Навсегда. Ничего не вернется… И он никогда не увидит жены и сына… Счастья судьба отвела всего два года…
Со сцеплением всё было нормально. У Петровича с машиной всегда и всё было нормально. Просто разгрузка закончилась, и теперь он был чист перед Фимой. Всё, что обещал — выполнил. Загрузил. Привез. Разгрузил. Правда, не получил оплаты, но это неважно. Взгляд упал на фотографию Сталина. «Ты уж разберись с этими падлами, Виссарионыч»…
Петрович открыл тайник «крайнего случая», который не мог найти ни один мент на всех дорогах Европы, вытащил пистолет, передернул затвор и приставил дуло к виску…
Подмосковье. «НИИЧаВо».Ефим Осипович Фридлендер, нарком «НИИЧаВо». Ирка «Чума», лейтенант ГБ.
Ирка ворвалась в кабинет, подобно тайфуну, желающему немедленно смести пару американских штатов, но ограниченному замкнутым пространством нашей «шарашки».
Вообще-то не Ирка, а Ирина Юльевна. Женщину сорока с небольшим лет называть по имени, да еще в уменьшительно-ласкательной (или ругательной) форме не принято. Но, во-первых, Ирина Юльевна выглядела от силы на двадцать пять, что с учетом ста пятидесяти восьми сантиметров роста, сорок четвертого, если не меньше, размера одежды и постоянно растрепанных волос, способствовало несколько иному ее восприятию. А во-вторых, Ирина Юльевна должна степенно шествовать по коридорам, а не проноситься неуправляемым ураганом, сметая не успевших посторониться офисных хомячков и сотрудников спецотдела НКВД. Такой способ передвижения не подходит и Ирине. И даже Ире. Только Ирке.
Да и как еще можно назвать уроженку Могилевской губернии самого конца девятнадцатого века в звании лейтенанта ГБ, носящейся по сверхсекретному объекту сорок первого года в кроссовках, джинсах и футболке образца две тысячи десятого? Даже непонятно, где успела достать. Впрочем, самому небесному созданию, больше всего напоминавшему маленького симпатичного чертенка, выскочившего на минуточку из преисподней для организации работы своих будущих клиентов, было совершенно неважно, как его называют. Прикомандированная к «шарашке» с непонятными поначалу функциями, она мгновенно взвалила на себя бремя управления многочисленным племенем офисных хомячков, привлеченных к работе из-за умения нажимать на клавиши компьютера. Следует отметить, что «хомячки» у нее были шелковые, ходили по струнке и даже языками старались шевелить с оглядкой. Даже Димка Селин, доставший всех в первые дни безграмотными поучениями, как и что надо делать, и отборным пессимистическим нытьем, после пяти минут общения с Иркой замолчал и начал работать. Сама Ирка общением с Селиным осталась крайне довольна: «Ничего не знает, ничего не умеет, дурак дураком, но грабками по клавишам шевелит, будто всю жизнь пасквили писал. Крайне полезный фрукт!»
