Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
И тут же его в упор расстреливает пушечный ДОТ «Светлана» из 11-го ОПАБ 62-го УРа…
Есть там у них один такой наводчик — красноармеец Хазамбеков, ворошиловский стрелок…
На миг мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле — «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!».
И уже смешно и нелепо выглядит прикрепленная к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин — Москау», облизываемая языками горящей солярки… Нет, ни за что ему не доехать до Москвы. Судьба у него, фашиста, такая.
Добро пожаловать в ад…
22 июня 1941 года. 03 часа 58 минут.
Берег Буга. Наблюдательный пункт 2-й танковой группы
Гудериан опустил свой цейссовский бинокль и с сожалением произнес:
— Ну, на захват мостов я, в сущности, не очень-то и рассчитывал… В конце концов, это было бы не совсем спортивно…
Фон Меллентин, тщательно скрывая ехидную генштабовскую улыбочку, скрупулезно записал в книжечку с золоченым обрезом серебряным карандашиком: «Командующий совершенно справедливо отметил, что виноград зеленый…».
В этот момент над их головой на восток пролетели первые бомбардировщики…
В это же время.
Брестская крепость. Северный остров. ДНС № 5
Тяжелый гул дальнего взрыва разбудил забывшуюся под утро тревожным сном Августу…
Женщина накинула халатик, поправила одеяло на детской кроватке, опасливо выглянула в коридор…
В коридоре никого нет.
Пусто. Только льется желтый свет не погашенной лампочки, свисающей на черном проводе с высокого потолка…
Зловещая тишина. Только чуть слышно скрипнула оставленная приоткрытой входная дверь на лестничную площадку…
— Э-эй, кто нибу-у-удь? — тихо позвала Августа. — Шура? Катя? Варенька? — И, уже со слезами в голосе, испуганно: — Девочки? Где вы все?!
Прошлепала босыми ногами к выходу на площадку…
В этот миг тишина взорвалась ослепительной вспышкой…
В это же время.
Управление НКГБ по городу Брест
— Что это было? — сидящая на лавочке во дворе девушка испуганно прижалась к Мохначу.
Рывком распахнулась дверь, с крыльца посыпались оперативники…
Лерман, пробегая мимо них, через плечо, на бегу, отрывисто пролаял:
— Я в Крепость! Могу подхватить!
Мохнач стремительно кинулся к зарычавшему мотором грузовику…
Только он вскарабкался в кузов, как за доски борта ухватились тоненькие девичьи ручки.
— Ребята! Можно мне с вами? Я комсомолка, я медкурсы МПВО окончила! С отличием!
Лерман с досадой махнул рукой — мол, по дороге мы ее высадим… Какой он все-таки наивный человек.
В это же время.
Небо над Брестом. Дежурное звено 2-й эскадрильи 123-го ИАП
Второй ведомый младший лейтенант Иван Иванович Иванов, 19 лет, потрясенно ахнул:
— Ух ты, мать ты моя женщина. Где же мы их всех хоронить-то будем?!
Внизу двигался на восток сплошной ковер из вражеских бомбардировщиков, пересекших Границу…[30]
Ведущий покачивает плоскостями — «Делай, как я!» и начинает стремительное пикирование…
Ближе, ближе…
Огонь!
Воздух полосуют огненные стрелы Ультра-ШКАСов — 2800 выстрелов в минуту…
Иванов, как бультерьер, ничего не видя и не замечая, вцепился в «Юнкерса»… а тот знай себе летит!
От фюзеляжа врага летят какие-то щепки и отваливаются целые куски, а он все равно летит! Наконец, когда Иванов уже видит заклепки на его оперении, «немец» лениво задымил и свалился через левое крыло…[31] Есть один!
Иванов оглядывается, крутит головой. Он, преследуя врага, провалился значительно ниже схватки — при этом весь его истребитель изрешечен, с крыльев лохмами свисает перкаль. Мотор истребителя чихает, но тянет уверенно… Что вы хотите — это же воздушное охлаждение. Пара простреленных цилиндров для надежного рыбинского мотора, это, в сущности, ерунда… Плохо другое. Патроны уже, похоже, все!
Иванов с досадой дергает пару раз рычаг перезаряжания — бесполезно. Самолет теперь безоружен.
— Нет, ну я не понял, что, я уже и отстрелялся? Маловато будет!
Враг, невзирая на потерю уже трех самолетов, продолжает идти на город и Крепость.
Русские летчики со времен героического Нестерова хорошо изучили особенности такого вида боя, как таран.
Кстати, как вид боя — массово таран применяли только русские. Ну и японцы, разумеется. Дикари, что с них возьмешь, азиаты… никакого понятия о правах человека.
Значит, делаешь так: догоняешь врага сзади, уравниваешь скорость и рубишь винтом вертикальный стабилизатор… Супостат гарантированно сваливается в штопор.
Только вот как догнать-то? «Чайка» и в исправном состоянии-то это сделать не может, скорость меньше, чем у бомбардировщика на горизонтали…
И Иванов бестрепетно переходит на встречно-пересекающийся курс…[32] Есть и второй!
Вечная тебе память, летчик.
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»
…Между тем весь предыдущий бой продолжался, оказывается, всего пару минут (в бою время идет ПО-ДРУГОМУ), и только сейчас на наши «Чайки» упали сверху эскортирующие бомбардировщики «мессеры».
Не обращая внимание на разгорающуюся «собачью свалку», немецкие бомбардировщики идут и идут к цели — осталась пара минут…
Они — ничего не боятся!
Первые сбитые немецкие летчики подтвердили — им было достоверно известно, что зенитные орудия «Иванов» стрелять не будут! Так оно и было — в Белостоке, Минске, Киеве…
Звучит вагнеровский «Полет валькирии».
Довольные, самоуверенные лица убийц Ковентри, Варшавы, Роттердама…
Готовые разить унтерменшей.
Абсолютно ничего не боясь.
С абсолютно безопасной высоты.
Первый секретарь обкома партии товарищ Тупицын (он же член Военного совета Армии, диввоенкомиссар), выглядывая в окно на грозное небо, отчаянно кричит в трубку:
— Штаб ПВО? Ты, пиздюк, почему не стреляешь?!! Сейчас ведь они все тут разнесут к ебеням!!
Это же время.
Штаб 218-го отдельного дивизиона ПВО
У телефонного аппарата стоит высокий, светловолосый, голубоглазый командир РККА (выглядит как истинный ариец с немецкого плаката).
— Этто нэ пиздюккк. Этто полковник Сирмайс, — «истинный ариец» отвечает Тупицыну в трубку городского телефона солидно, неторопливо и весьма обиженно. — А стрелятть нам ещще ранно… Они ветть ещще нне на поевомм ку-у-у-уррсе… По-мое-е-ему. А фот сейчасс, нафе-е-е-рное, уше мо-о-ожно. Все, стреляю… — И совершенно спокойно, как на полигоне, командует в трубку полевого телефона: — Огоннь!
Перед кабиной головного «юнкерса» мгновенно вспыхивает огненное облако разрыва, и сквозь пластик в нее с воем влетает туча раскаленных убойных осколков.
«Полет Валькирии», истошно взвизгнув, переходит в «Полет шмеля».
Остальные бомбардировщики, потеряв ведущего, шарахаются в разные стороны и сыпят груз на кого ни попадя — так, что бомбы летят и за Буг, на немецкие головы…
Хорошо стреляет полковник Сирмайс, черт нерусский. Профессионал.
…Замначальника ПВО Округа, верный соратник замученного кровавосталинской гэбней борца за демократию троцкиста-интернационалиста Алксниса, приставив пистолет к виску полковника Сирмайса, заставляет его ЗАПРЕТИТЬ батареям открывать зенитный огонь.
ЧАСТЬ 2
Самый длинный день
ГЛАВА 1
Четыре часа ровно
«Двадцать второго июняРовно в четыре часа —Киев бомбили, нам объявили,Что началася война…»
22 июня 1941 года. 04 часа 00 минут.
Аэродром Высокое
Полк уже почти взлетел — выстроившись в круг над летным полем, дожидается последних.
На земле, разбегаясь, взлетают наконец оставшиеся, их всего несколько машин, пара звеньев…
Вот очередной И-15бис, кажется, готов уже оторваться от полосы… И в этот момент прямо перед самолетом вспухает огненный разрыв! Машина капотирует и, разваливаясь на куски, вспыхивает как солома…
В тот же миг все летное поле покрывают черные султаны взрывов… Все же есть у немцев ахиллесова пята — видели же они, что русские самолеты взлетают, а стрелять начали ровно точно по графику… минута в минуту.
«Орднунгунд бефель, айне колонне марширет…» — против великой русской ИМПРОВИЗАЦИИ…
А так бы весь полк могли накрыть! И ведь чуть-чуть не накрыли…
