Сергей Садов - Уйти, чтобы выжить
— То есть в том мире сейчас живет несколько наших людей? — это единственное, что я более-менее понял во всем сказанном.
— Нет. «Окно» можно держать открытым около недели, потом его надо закрывать. Миров же столько, что открыть проход в один и тот же у нас ни разу не получилось. Каждый новый проход вел в свой, уникальный мир.
Я много тогда назадавал вопросов. В основном глупых. Да и чем мог интересоваться мальчишка, который еще ничего не понимает, для которого это все удивительное приключение? И даже новость о болезни была далеко задвинута потоком других впечатлений. К тому же я внутренне приготовился и к тому, что на мне начнут ставить какие-то медицинские опыты, а оказалось, что мне предлагают удивительное приключение. Да еще с возможностью покинуть мир, в котором за последние полтора года я не видел ничего радостного. Уже в процессе обучения, получая знания, учась думать и принимать самостоятельные решения и, главное, отвечать за них, я сообразил, что все не так уж и радостно на самом деле. Что переход без возможности вернуться — это решение, которое можно принять только раз, и отказаться от него уже невозможно. Как в той шутке Петровича: фарш невозможно провернуть назад и вновь получить целый кусок мяса. Второй вариант тоже понятен — смерть от болезни. Выбор, кажется, очевиден, но… Действительно ли жизнь вдали от всех близких тебе людей, вдали от какого-никакого, но дома, лучше смерти?
Тем не менее выбор был сделан, я готовился принять все его последствия и учился действовать один, ни от кого не завися и ни на кого не рассчитывая. Отсюда и обучение делать операцию самому себе под местным наркозом, изучение тактики выживания в любых условиях, скалолазание, стрельба, рукопашный бой, фехтование, обучение искусству управлять людьми, а также многое-многое другое. Постепенно я смирился, разве что…
Через год жизни на Базе я попросил Александра Петровича узнать о дяде Игоре.
— Отомстить хочешь? — сразу спросил куратор. Мою историю он прекрасно знал.
Я задумался и честно ответил:
— Не знаю. Хотел бы просто посмотреть на него.
— Ладно, — вдруг согласился полковник. — Постараюсь узнать о нем что-либо, но о мести забудь.
Через несколько дней он появился у меня в комнате, молча бросил на стол конверт и вышел. Я поспешно встал с кровати, зажег лампу и открыл конверт — внутри лежали всего лишь две фотографии одного места, сделанные с разных точек. Я опустился на стул, разложил фотографии на столе и долго не отрывал от них взгляда. Судя по надписи на могиле, которая была на фото, дядя Игорь пережил отца всего лишь на год. Жалел ли я, что это сделал не я? Может быть… где-то глубоко внутри. Мне часто снился сон, как я тихо открываю дверь его дома, поднимаюсь по лестнице (я неоднократно был в доме у дяди Игоря с отцом), вхожу в кабинет… дядя Игорь поднимается с дивана, на котором отдыхает, я подхожу к нему, достаю пистолет. Дядя Игорь испуганно смотрит, пытается что-то сказать, а я стреляю… стреляю… стреляю… уже давно кончились патроны, а я продолжать жать на спусковой крючок… и просыпаюсь.
— От чего он умер? — поинтересовался я при встрече у Александра Петровича.
— Его застрелили в собственном доме. Убийца пришел, когда этот твой дядя Игорь спал на диване в кабинете на втором этаже. Похоже, убийце удалось проникнуть в дом незаметно. Девять выстрелов почти в упор. Стрелял явно не профессионал — всадил весь боекомплект. Убитый, кстати, похоже, успел увидеть убийцу и, возможно, узнать.
Я испуганно вздрогнул: может, сны материальны? Могут ли сны убивать?
Моего испуга Александр Петрович не заметил, а тот сон с тех пор мне больше не снился ни разу.
Много позже меня заинтересовал и другой вопрос, который до этого как-то не приходил в голову: а почему переход осуществляет только один человек? Ведь в незнакомом мире, если кто согласен на такой поход в один конец, всегда лучше быть с кем-то. С кем-то, кому можно доверять, с кем можно поговорить.
Александр Петрович, когда я задал этот вопрос, согласно кивнул:
— Конечно, лучше. Я раньше не стал говорить тебе об этом, ты и так мало что понимал в моих объяснениях, но не получается отправить двоих. Почему, не знаю. И никто не знает. Есть масса версий, каждая из которых не лучше и не хуже другой. Когда еще этого не знали, потеряли двух добровольцев. Один прошел нормально, а второй на той стороне очутился уже мертвым.
Понял я и еще одну проблему, о которой Александр Петрович умолчал при моей первой экскурсии по Базе. Меня-то привезли сюда, когда мне еще и десяти не исполнилось, а потом очень основательно учили и тренировали. И учителя эти были далеко не обычные и очень не простые, и методики их тоже оказались весьма специфическими, но очень и очень действенными. Ну какой, например, обычный учитель будет обучать меня вскрывать сейфы с помощью куска проволоки? Или использовать любой предмет в комнате в качестве оружия? Те же добровольцы вынужденно уходили без такой подготовки — на это просто не было времени. А значит, их шансы выжить в чужом мире были намного меньше моих. Найти же профессионала-разведчика, согласного на такое вот путешествие в один конец, задача далеко не тривиальная. Ведь кто обычно соглашается на такое? Неудачники, считающие весь мир виноватым в своих бедах, те, кто все здесь потерял и решил начать с чистого листа, либо смертельно больные люди, для которых это последний шанс, как, например, для меня.
Володя отложил гитару и задумался… И долго еще сидел так, обняв руками колени, витая мыслями где-то далеко. Потом встрепенулся, встал и подошел к книжному шкафу. Провел рукой по корешкам книг. Миновал справочники и энциклопедии и замер на разделе с художественными книгами. Немного поколебался и достал первую попавшуюся, не читая названия. Посмотрел и хмыкнул: «Трудно быть богом», Стругацкие. Очень даже забавно. Саму книгу он не читал, но ее пересказывал однажды Гвоздь. Володя плохо помнил конкретные детали рассказа, но суть уловил точно. На ходу открыв книгу, он начал читать.
Книга Володю настолько заинтересовала, что ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы оторваться от нее и отправиться в спортзал. Потом душ — и за компьютер. Ради развлечения полазил по различным форумам. Особенно смешили его рассуждения некоторых оригиналов о том, как реформировать армию. Причем уже по одним постам таких авторов становилось ясно, что армейской жизни они не знают совершенно и не представляют, как вообще функционирует такой сложный механизм, как армия. Мальчик даже в дискуссии не вступал, но читал с интересом, порой сохраняя некоторые посты, чтобы показать Аркадию Семеновичу — командиру отряда охраны Базы, заранее предвкушая, как тот будет зачитывать эти перлы бойцам и как все они будут хохотать. Занятие быстро наскучило. Толковой информации мало, а глупостей… ну, посмеялся, поднял себе настроение, но дальше уже перебор. Володя отправился на литературный форум. Любовь к словесности привила ему Татьяна Николаевна, одна из немногих женщин-преподавателей на Базе. Умела она видеть незаметное в текстах, обращать внимание на мелочи. Володя порой забывал обо всем, слушая ее пересказы книг и их анализ. А какие споры возникали после прочтения… как они увлеченно и до хрипоты обсуждали поступки тех или иных героев… Шекспир, Сервантес, Данте, Гоголь, Пушкин, Достоевский. Достоевский был вообще ее любимым писателем, а вот Володя его так и не понял. Татьяна Николаевна объяснила это тем, что Володя еще не дорос до него. Мальчик не спорил — может, и так, но поделать ничего не мог. Слишком тяжелый автор. Хотя талантлив, тут не поспоришь. Вообще, ее уроки отличались от обычных — они строились в виде беседы, в которой позволялось спорить, перебивать учителя, уточняя материал, если непонятно, или задавать вопросы. Очень оригинальная манера, но Володе она нравилась.
Кроме словесности она еще преподавала культурологию и обычаи народов мира. Потом добавилась история мировых религий и философия. Мальчик улыбнулся, вспомнив первый урок.
Татьяна Николаевна задумчиво оглядела меня, спокойно сидящего за партой и благовоспитанно сложившего руки перед собой.
— Что-то ты какой-то мелкий.
Я сердито засопел. Никому! Никому я не позволял называть себя мелким!!! Да, я слишком маленький для своего возраста, выгляжу на восемь, но мне уже одиннадцать!!! И я уже почти взрослый!!!
— Ну-ну, не кипятись, — вдруг улыбнулась учительница. — Я не хотела тебя обидеть. На самом деле это начало нашего урока.
— Оскорбление? — возмутился я.