Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Выйдя опять к дороге, устроился за стволом вяза. Да, осенью, даже такой тёплой, скрываться сложнее. Если ты не в камуфляже. И немцев что-то прилично пошло: и танки, и машины, да и пешком немало. Хорошо в прорыв пошли, гады, организованно. Дождавшись, пока пройдёт очередная колонна, я решился и бросился на другую сторону дороги. Уже подбегая к лесу, услышал позади треск мотоцикла, а за ним и очередь из пулемёта. А вот хрен вам во всё рыло! Поздно, я уже в лесу! Только про это подумал, как сильный удар в поясницу с правой стороны, бросил меня на землю, раскручивая как юлу. ух ты-я-я-я! Вскочив, кинулся бежать дальше. Больно-то как, ёлки-палки! Пробежав ещё минут пять остановился. Загнанно дыша, стал осматривать себя. Ну твою-ж мать! Да что же это такое! Теперь вообще без оружия остался! Пуля попала прямо в кобуру и, изуродовав "ТТ" ушла куда-то в сторону. Вояка, мля. Если что, теперь дубиной отбиваться буду? Или это и начался период тотального невезения? Раньше-то везло… Хотя, если подумать, сегодня тоже повезло не слабо! Хрен с ним, с оружием. Главное жив и не ранен, синяк не в счёт. Почему-то именно эта мысль подняла настроение и я направился дальше уже спокойный и собранный. Примерно через час, я вышел к небольшой речушке. Вдоль реки шла грунтовая дорога, а метров в ста от меня виднелся деревянный мост. Перебираться через реку вплавь не было ни какого желания, поэтому направился к мосту. В поле зрения ни кого не было видно и я рискнул пойти. Перешёл без приключений, отойдя немного от дороги, пошёл дальше вдоль неё. Пока мне с ней по пути, так и буду идти. Километра через два, почувствовал, что ещё немного и я просто свалюсь. Уже решил остановиться, как услышал какой-то шум. Заинтересовавшись, направился в ту сторону. Постепенно стало понятно, что это голоса и смех, причём говорят на немецком языке. Подойдя ближе, я уловил запах дыма и чего-то жареного. Пахло одуряюще вкусно! Желудок решил напомнить о своём существовании и заурчал так, что я испугался. Показалось, что немцы могут услышать эту "песню". Посомневавшись, стоит ли подходить ближе, всё-таки решился – любопытство, будь оно неладно. Переходя от дерева к дереву, стараясь не наступать на сучки я подобрался к источнику звуков и запахов.

На небольшой поляне у дороги, стояли два мотоцикла с колясками. На полянке горел костёр. над которым, смачно истекая жиром, подрумянивался здоровенный гусь. Над ним колдовал невысокий, чернявый фриц в расстёгнутом, мышастом мундире. В стороне, вокруг расстеленной белой простыни с разными банками и овощами, сидело ещё трое немцев, о чём-то весело смеясь. Немного в стороне, стояла "тумбочка" рации и лежали два автомата и винтовка. У меня аж слюни потекли, но не от гуся и скатерти, а от вида оружия, Но, слишком далеко от меня. Как-же плохо без оружия! Был бы цел пистолет, а так из оружия только сук, валяющийся под ногами. Ладно, живите, и отступив назад я направился дальше. Странно. Прорыв только начался, а фрицы будто в глубоком тылу, пикник, мля, устроили. Неужели у наших дела настолько херовые сейчас? Канонада вроде не стихает, не отдаляется. Ни черта не понимаю. Увидев перед собой заросли орешника, обрадовался невероятно. Еда! Наелся, набил карманы орехами и поплёлся дальше. На сытый желудок мысли более позитивные стали приходить. Вспомнилась Олеся. Как она там, сейчас. Интересно, Берия уже в курсе, что мы пропали? Шуму будет, наверное. Расслабившись, шёл уже не обращая внимания на трещащие под ногами веточки. Заметив впереди просвет, пошёл аккуратней. Дежа-вю, какое-то. Опять просёлочная дорога, речушка и мостик через неё. Вокруг вроде тихо. Ладно, пойдём, идти всё равно нужно и быстрым шагом направился через мост. Перешёл на другую сторону и встал как вкопаный. С широкими улыбками, наставив на меня автоматы из придорожных кустов вышли два немца, с бляхами фельджандармерии на груди. Вот и всё. П….ц котёнку, промелькнула мысль. Никаких шансов. Хана.

– …мать, – Берия обессилено упал в кресло. – Объясни мне, Сева. Какого х… ты разрешил Транееву выехать в эту Чапаевку? Я приказывал, чтобы Стасов ближе десяти километров от линии фронта не появлялся? Так какого х… ты м…к добро дал на эту поездку? Б. ь, вызвать в город не могли, спецы х…ы? Делай что угодно, как угодно но найди мне следы группы. Три дня даю. Потом, не обессудь. Как мне сейчас к Хозяину идти? Что я ему скажу? Что носители сверхсекретной информации, возможно, в плен попали? Иди и работай. И ещё, вспоминай молитвы, Сева…

Глава 17

Да, попал, так попал! И не дёрнешься, вмиг шлёпнут. Подойдя ближе, один из немцев залыбился ещё сильнее. Форму разглядел, падла! Ну как я так лоханулся?! Чёрт, расслабился с прошлого "путешествия", кретин. Немцы что-то между собой обсуждая подошли ближе и улыбчивый, вдруг резко, без замаха, ткнул меня стволом своего МП прямо в солнечное сплетение. Упав на колени я попытался вдохнуть, но следующий удар, уже в лицо сапогом, отправил меня в темноту.

Очнулся от холодной воды, хлынувшей в лицо. Захлёбываясь начал хватать воздух ртом, закашлявшись и отплёвываясь. Открыв глаза, увидел над собой те же улыбающиеся рожи. Правда к ним добавилось ещё одно лицо. Худощавое, с тонкими, нервными чертами лица. Именно такой тип лица называют породистым. Прямой, с лёгкой горбинкой нос, серые, почти стальные, глаза. Жёсткий, но не тяжёлый, подбородок и мягко очерченные губы, с ироническими складочками. Тёмно-русые волосы, слегка выбивались из под пилотки. Арийский красавец, блин.

– Встать можьете? – вдруг спросил он по русски, с сильным акцентом, – Или вас добить, не мучая и не трайтитя своё времья?

С трудом, ворочаясь, на превратившейся в грязь, дороге я всё же поднялся. "Породистый" с лёгким прищуром наблюдал за моими мучениями и, дождавшись, когда я встану продолжил:

– Итак, "товарищ", что делать московский лейтенант енкаведе в лесу?

– Гулял, – буркнул я и рухнул, корчась от боли в почках, в грязь.

– Не верньий ответ, – услышал я сквозь боль, – но ничьего. Времья у нас вперьеди мньёго, вы ещьё поймьёте, что язик дан Богом чьеловьеку для разговора. Совсьем скоро, ви будьете просийть менья выслушайт вас, а я подумайт – стоит ли?

Продолжая загибаться от боли, мне, вдруг, вспомнились слова одного мужичка. Его, в "лихие" девяностые прижали братки и спас его тогда сосед, "старый каторжанин". При разборках, он унижая своего противника произнёс фразу, после которой тот потерял голову от ярости и, в итоге, проиграл. Я и брякнул:

– Ты, мразь, можешь мне только на хрен нагадить, а потом языком генеральную уборку сделать!

Сначала он непонимающе смотрел на меня. Потом, до него дошёл смысл моих слов! Что-то громко крича по немецки стал, с помощниками, пинать меня со всей своей дури. Ударе на четвёртом или пятом, я перестал чувствовать боль. А потом перестал чувствовать что-либо вообще. Уже уходя в тёплую темноту, подумал – Хорошо, вот и закончилось всё…

Я уже не видел, как уставшие топтаться по мне немцы, отошли в сторонку. Как прикуривая сигарету, один из них осел на землю, как будто из него выдернули скелет. Как второй схватился за автомат и сразу рухнул, корчась от боли и заливая дорожную пыль своей кровью. Как "породистый" попытался юркнуть в лес, до которого долетело только его пилотка, сопровождаемое облаком из крови, частичек мозга и костей черепа.

Опять боль. Да что-же такое! Неправильные немцы, которые неправильно меня забили. Я надеялся, что ВСЁ. Забьют и конец. Не думаю, что на реальном допросе я продержался бы долго. А эти не профи из "гестапо", их можно заставить потерять над собой контроль. Но не получилось. Ну что я за чудак на букву «М»-то такой! Дёрнулся бы на мосту, пристрелили и делов-то? Так ведь нет. Бздёхнул, дятел. Потом погеройствовать решил, ерой, мля! И чего добился? Отпинать – отпинали, только теперь сбежать шансов просто «море» стало, ноль целых – хрен десятых! Мало того, что всё болит, чувствую, что обмочился в придачу. Видно хорошо по почкам попало. Ещё и тошнит жутко да качается всё почему-то. Ветки надо мной, матерится кто-то рядом и немцам выпуклая часть спины порвать обещает. НЕ ПОНЯЛ?!! ЭТО КАК? ЭТО ГДЕ Я?! Тут меня тряхнуло, боль стала просто невыносимой и я застонал. Передо мной появилось лицо красноармейца, чем-то напоминающее молодого Леонова.

– Товарищ лейтенант, очнулись? Потерпите, скоро остановимся и… – голос и лицо стали отдаляться и я снова отключился.

Пришёл в себя я уже утром. Или вечером? Нет, всё-таки утром. Пока думал об этом, стало гораздо светлее. Лежал я на ветках, укрытый чьей-то шинелью. Рядом похрапывало несколько бойцов. Попытавшись приподняться, чтобы осмотреться получше, но спину пронзила такая боль, что аж взвыл. Рядом кто-то зашевелился и передо мной появилось уже знакомое лицо красноармейца.

– Товарищ лейтенант, очнулись? Попить хотите? – и поднёс к моему рту булькнувшую фляжку.