Новая прошивка императора - Николай Бутримовский
[11] Владимир Фёдорович Джунковский (07.09.1865 — 21.02.1937), известный государственный деятель времён обоих революций. Служил адъютантом у великого князя Сергея Александровича, после убийства последнего эсерами был назначен сначала московским вице-губернатором, затем губернатором. Занимался борьбой с пьянством, обустройством чайных лавок с читальнями, народными домами, где кормили, лечили и обучали беднейшие слои населения. Во время революции 1905 года лично беседовал с арестованными восставшими, проявлял к ним определённое сочувствие, некоторых освобождал. Активно занимался развитием Москвы и различной общественной деятельностью. В 1913 году стал начальником Отдельного корпуса жандармов, провёл ряд либеральных реформ в деятельности этой организации. В 1915 году оказался замешан в «пред февральском мягком перевороте» (мой термин), попытке Прогрессивного блока Государственной думы установить т. н. «ответственное правительство» (т.е. правительство, назначаемое не императором, а Думой). Был снят с должности и отправлен на фронт, где и встретил Февральскую революцию. Пользовался уважением солдатских комитетов. После Октябрьской революции Джунковский несколько раз арестовывался, но его отпускали: имеются сведения, что он принимал участие в операции «Трест». Был расстрелян в 1937 году в возрасте 72-х лет. В общем, выводы о нём делайте сами.
[12] В реальности молодую (23 года) агентессу звали Зинаида Гернгросс, но я поменял имя авторским произволом. Она много лет проработала «под прикрытием» среди эсеров. Жила за границей в эмигрантской среде, в итоге была разоблачена, чудом осталась в живых, после чего успела посидеть в германской тюрьме во время Первой мировой войны, затем её следы теряются. В общем, она мне представляется этакой «Иглой» из фильма Статский советник, но со знаком иной полярности (да, я согласен, что Чхартишвили мудак, но художественный образ уже создан и получил свою жизнь).
Глава VI
Примечание от автора: в этой главе события стали развиваться по своей собственной логике, а не по заранее продуманному плану. Но так даже интереснее, верно?
— И последнее, Дмитрий Фёдорович. Россия прочно встала на путь индустриального развития, но многие наши исконные порядки самим существованием мешают, спутывают нам ноги. Мы делаем маленькие шажки вперёд, когда нужно размашисто бежать. Вскоре будут изменения: и в правительстве, и в обществе. В частности, я решил оставить в вашем ведомстве лишь то, что касается охраны правопорядка, политического строя, борьбы с крамолой и иностранными шпионами, а также вопросов общественных настроений в народе. Остальное будет распределено по иным министерствам. Вместе с изъятием отвлекающих функций я переведу и господина Столыпина — он получит повышение и займётся крестьянским вопросом. Что скажете?
— Это неожиданно, ваше величество.
— Конечно, но время не ждёт! Мы отстали от передовых стран Запада на 50–100 лет, и нам нужно пробежать его за 10–15 лет, иначе нас сомнут в новой европейской войне[1]. Кроме прочего, я желаю поручить вам решение «рабочего вопроса». По аналогии с будущим направлением Столыпина.
— Гхм… — Трепов немного взволновался.
— Не могли бы вы пояснить мне задачу, ваше величество? Про Столыпина-то мне понятно, он и образование имеет соответствующее.
— Мы же с вами прекрасно понимаем, в каких условиях находятся мои подданные. Что крестьяне, что рабочие? Так жить нельзя, во-первых, это не по-христиански, во-вторых, это бочка с порохом, снаряжённая к взрыву. А огонь к фитилю рано или поздно поднесут! Вот я и прошу вас, создать в МВД структуру, которая бы занималась вопросами благосостояния и процветания рабочих.
— Слушаюсь, ваше величество! — Дмитрий Фёдор вытянулся «во фрунт», — Явно демонстрируя мне готовность выполнить приказ.
Когда Трепов ушёл, я довольно улыбнулся — процесс, как говорится, пошёл… А затем начал собираться в церковь — только там мне удавалось найти спокойствие…
После обедни мы с Аликс посетили Мама́, где остались на второй завтрак, он же моим представлениям был обедом. Пришлось опять пережить вал разнообразных нападок и непонятных предложений — о сути более половины которых я не имел ни малейшего представления. Члены августейшей фамилии и не пытались выехать из Москвы, продолжая устраивать частные развлекаловки, коль уж официальных мероприятий не стало. Ну мне вновь пришлось спасаться из «высшего света» и прятаться по храмам да церквям.
В уже привычный Александрининский дворец вернулся поздно и один — Аликс сбежала от меня ещё днём, сказав, что ей требуется побыть с дочерью. Мне оставалось лишь обрадоваться этому. Да и в целом вся эта семейная тема вызывала напряги…
Ну кто они мне? Чужие люди, хотя тело и реагирует по-другому. А кто для них я? Также чужой, завладевший близким человеком, хтонь, призрак Ходынки… Мне было видно, что Александра Фёдоровна начала чувствовать отчуждение, но не понимая ни его глубины, ни причин, она считала, что любимый супруг просто страдает из-за случившегося… Ну ладно, будем, что называется, гнать зайца дальше…
«Кто знает, что нас ждёт? Быть может, Ники в какой-то момент вернётся в своё тело?..» — я поймал себя на мысли, что мне жалко эту несчастную женщину и её дочь.
К вечеру из доклада Танеева стало известно, что в связи с отсутствием развлечений, среди «лиц императорской фамилии» появились желающие уехать в Петербург. Я довольно улыбнулся — хоть в чём-то мой план начинал действовать. Однако мне требовалось нечто большее, и оно воспоследовало.
Гиляровский вновь опубликовал свой репортаж о Ходынской катастрофе, несколько дополнив его — в том числе упоминанием того, что император, то есть «я», прекратил все празднования и каждый день занимается богоугодными делами. Александр Сергеевич в ужасе доложил, что газета уже широко распространилась и наверняка завтра начнутся её перепечатки в других городах.
— Отправьте Трепову сообщение, садитесь и пишите — пусть разошлёт негласный циркуляр по своему ведомству о не препятствии печати статьи Гиляровского.
— Но, ваше величество, а как же…
— Так надо, Александр Сергеевич. И никому, даже своей супруге и священнику на исповеди не рассказывайте об этом.
Статс-секретарь кивнул и начал писать, а я диктовал и смотрел на то, как он ловко управляется с пером и чернилами.
«Интересно, а я так смогу?.. А почерк Никки?.. Ладно хоть подпись простая… Твою дивизию, быть попаданцем это сложно!..»
Нужно было раздобыть образцов и попробовать самому… В одиночестве и сжигая черновики…
— Отправьте Трепову с личным курьером негласно, — распорядился
