Воин света - Дмитрий Ромов

— Уводи, — кивает Катюшин.

— Вот вы, Иван Трофимович, — говорю я, когда бармен уходит, — человек опытный, а делаете непростительные ошибки. Это же бармен из «Интуриста»…

— Так точно, — становится очень внимательным Катюшин.

— А я там бываю нередко. Я его узнал. И он мог меня припомнить, да только не то, что я там бываю, а мог бы под вашим давлением указать на меня, поскольку моё лицо могло ему показаться знакомым. Это вам на заметочку. Век живи, как говорится, век учись. Ну что, я могу идти?

— Погоди, не торопись. Ещё есть свидетели.

— Иеговы?

— Твоих деяний.

— Кстати, вы напрасно называете при нас фамилию того, кто опознаёт. Мы же можем попытаться отомстить за наветы. Вам это в голову не приходило?

— В натуре, я сёдня в его бар пойду! — заявляет морячок.

Ну, это вряд ли, конечно. Мы — и я, и Катюшин — это понимаем.

— Пересторонин! — кричит в сторону двери мой гонитель. — Заводи следующего!

О, на этот раз заходит один из приятелей Зевакина, тот что был с ним в ту памятную ночь. Был и не вступился. Был и не попытался помочь. Посмотрим, узнает или нет…

Он чувствует себя крайне неуютно. Ведь нужно смотреть прямо в лица, встречаться взглядами, показывать пальцем и говорить что-то вроде «это он!» Нет ни зеркала, за которым можно спрятаться, ни видеокамеры. Короче, всё просто и конкретно.

— Посмотрите, знаете ли вы кого-нибудь из этих людей?

Кент долго и пугливо елозит по мне взглядом, изучает моих собратьев по «актёрскому мастерству». Затем начинает всё сначала.

— Ну, давай ты шустрее, дядя, — сипит морячок.

Справедливости ради стоит сказать, что морячком-то он был лет надцать назад, но привязанность к некоторым элементам форменной одежды сохранил до наших времён.

Времена… Время-времечко…

— Ну, что? — не выдерживает уже и Катюшин. — Узнаёте кого-нибудь?

— Нет, — виновато улыбается свидетель Иеговы. — Вот этот…

Он останавливается передо мной и, осмелев, рассматривает, будто я древнегреческая статуя. В Греческом зале, в Греческом зале, как вам не стыдно!.. Кто Аполлон?.. Я Аполлон? Он Аполлон? Ну и нехай себе Аполлон…

— Вот этот отдалённо напоминает… — мямлит он, осматривая меня взглядом стеснительного ценителя. — Но я совсем не уверен, что такой щупленький смог бы отделать Гарика. Да, и лицо не то… Этот тоже мог бы, но он явно болен… Вон как кашляет.

Парень, ты ж кривой был, как турецкая сабля. Как ты вообще помнишь, хоть что-нибудь? Ладно.

— Присмотритесь к тому, который напоминает! — нажимает Пересторонин.

Скотина.

— Нет, простите, молодой человек, но это не вы.

Как есть не я.

На этом и заканчиваем.

— На сегодня хватит, — глядя на часы, объявляет Катюшин. — Пересторонин, давай, кого по камерам, а кого на выход.

Ответственный момент, однако… Нет, сажать меня в камеру он пока не собирается. Ну, что же, повод был, а теперь возможность нескоро представится. Морячка, планировавшего сегодня завалиться в бар «Интуриста» уводит конвой. Бармен может спать спокойно. И работать тоже.

— Злобин несколько раз звонил, — говорит Витёк, когда я возвращаюсь в машину. — Чёт ты долго.

— Боишься, чтоб я не перетрудился? — улыбаюсь я.

— Не, я не к тому, ты не подумай чего, просто мы с Аликом уже волноваться начали. Контора-то не такая безобидная. Тут «бобик» за «бобиком» подъезжает. Короче, хорошо, что всё путём.

— Ну, пока путём, да. Набери, пожалуйста, номер.

Я диктую, и Виктор набирает.

— Куда едем? — спрашивает Алик.

— А, сейчас поговорю и решим.

Де Ниро отвечает.

— Ты где пропал? Шифруешься что ли?

— В городской прокуратуре развлекался, — усмехаюсь я. — Тут такая клёвая шоу-программа, огонь просто.

— Не понял, объяснишь потом. Слушай, я уже миллион лет хочу с тобой потолковать, и всё мы не можем, никак не выходит. Тет-а-тет. У меня сегодня время есть, а у тебя?

— Для вас, Леонид Юрьевич, у меня всегда время есть, вы же знаете.

Он довольно хмыкает.

— Ну, тогда чего, сегодня что ли?

— С огромным удовольствием, — соглашаюсь я, глядя на часы. — Может, тогда поужинаем? Приходите к нам домой. Никого посторонних не будет, только мы.

— А Наталья?

— Ну, Наталья, разумеется, будет. Но это пусть вас не беспокоит. После ужина уединимся в библиотеке, вы будете пить виски или коньяк, а может даже и ром. Я буду пить «ситро». Должен же хоть кто-то сохранять трезвость. Поговорим свободно обо всём. Врубим глушилки и сможем нести любую дичь.

— Звучит неплохо, — соглашается он. — Тогда часиков после семи нарисуюсь у вас.

По такому случаю я еду в «Берёзку» на Сиреневый, в ту, что продуктовая. Беру свежую курицу, колбаску, сыр, торт, «токайское», оливки, копчёную горбушу, свежие помидоры и арбуз. Парни тоже себе берут, кому что нужно. С чеками проблем нет, так что коммунизм уже наступил, но, как оно чаще всего и бывает, пока не для всех.

Наташку, стало быть, сегодня встречать не поеду. Я звоню ей и предупреждаю, что у нас сегодня званый ужин. Приехав домой, сразу отправляюсь на кухню. Включаю духовку, чтобы она прогрелась и принимаюсь за дело.

Помыв курицу, натираю её специями. Чищу карошку, разрезаю на поперечные ломти и укладываю их на дно жаровни, а сверху возлагаю синюю птицу. Ну, а потом уже дело техники. Закрываю всё это дело толстой крышкой и благополучно на целый час отправляю в духовку, а сам перехожу к салату.

— Ничего себе, Егор, — нахваливает и немножечко посмеивается надо мной Злобин. — Кто бы мог подумать! Ты ещё и кулинар!

Ага, причём, совершенно точно, не как Хоботов, впрочем, этот фильм ещё не вышел.

После ужина, согласно плану, мы с Де Ниро уходим в библиотэку, бросая Наташку в одиночестве.

— Ну что, — начинает он разговор, разливая по пузатеньким бокалам на низкой ножке коньяк.

— Коньяк «Наполеон», — говорю я. — Почувствуй себя утром разбитым, как француз под Смоленском.

— Реклама из будущего? — посмеивается Злобин.

Посмеивается, но