Ванька 11 - Сергей Анатольевич Куковякин
Глава 22
Глава 22 Непонятно что
— Не правильно это, не правильно…
Сормаха как заклинило. Одно и то же он который уже раз повторял.
— Николай Гурьянович, перестань. Разберутся.
— Разберутся они…
Сормах мне и себе разлил. Сейчас мы в его кабинете сидели. Знатный большевик, по его выражению, решил мне проводы устроить.
Я не отказался. Дело всяко может повернуться, когда ещё нам придётся увидеться.
Хороший Николай Гурьянович человек. Тут и говорить нечего.
Мы сидели за столом, а со всех сторон потикивало.
Да, каждый с ума по-своему сходит. Нынешний военный комендант Парижа — не исключение. Ни с того, ни с сего вздумалось ему часы коллекционировать. Причем, маятниковые.
Сам он их где только можно покупает, дарят ему такие по разным случаям. Сормах и не отказывается.
Книгами по маятниковым часам Николай Гурьянович обложился, листает их в каждую свободную минуту. Вывод — случай тяжелый, лечению не поддающийся.
Мне и другим все уши про эти часы прожужжал. Я уже тоже сейчас специалистом по часам являюсь.
Весь кабинет коменданта Парижа маятниковыми часами заставлен и завешан. Настенные, напольные, каминные… Всякие.
Имеются в коллекции Сормаха и часы парламентского акта, и юбилейные часы с крутильным маятником, и часы-банджо, и часы с кронштейном, часы картеля, часы Comtoise или Morbier…
Часов с кукушкой — чуть ли не дюжина. Зачем ему столько?
— Не понимаешь, Нинель, ничего, вот и не лезь… — таков был ответ Сормаха про эти часики, где птичка в определенные моменты из корпуса показывается.
Имеются в кабинете, где мы сейчас находимся, и часы с фонарем, мастер-часы, часы на столбе…
— Башенные часы с маятником ещё купи, — как-то я новоявленному коллекционеру посоветовал. Сормах после этого целый день задумчивый ходил.
Вдруг вокруг тихо стало. Сразу, в один момент.
Что за дела?
Уши заложило?
Сормаху на стол какую-то гадость подсунули, мы её наелись и слышать перестали?
Я обвёл взглядом кабинет.
Господи, воля твоя!!!
Часы, которые я смог рассмотреть, стояли. Их маятники туда-сюда не двигались. Замерли.
Сормах, что напротив меня сидел, за голову руками схватился, вставать с кресла начал и обратно на него упал.
У меня самого голова закружилась, тошнота подкатила. Поплыло вокруг как бы всё, но только на пару секунд.
Мля…
Что это?
Почему часы стоят?
Так, а мои карманные?
Карманные — шли. Они — пружинные. Секундная стрелка исправно в нужном направлении двигалась.
Да, что я с часами! Как одурел будто! С Сормахом-то что?
Николай сидел на кресле с закрытыми глазами. Я попробовал встать, но сразу это у меня плохо получилось. Вернее — совсем не вышло. Ноги были как чужие. Руки, те работали нормально, даже мелкая моторика была не нарушена.
Я ущипнул себя за бедро. Чувствительность — как обычно, а встать не получалось.
Если честно, я был напуган.
Посидел, подышал глубоко. Тут ноги мои как кипятком обдало.
Больно! Больно! Больно!
Я даже заорал.
Секунда, и боль в ногах прекратилась. Словно её и не было.
В этот же момент Сормах глаза открыл, как-то мутновато на меня посмотрел.
— Николай! Ты как⁈
Сказал и голос свой не узнал. Как-то по-другому он звучал.
— Хренастенько… Мутит что-то…
У Сормаха голос тоже изменился.
Может, не голос, а слух мой?
— Слышишь?
Николай поднял вверх указательный палец.
— Что?
— Часы.
— Не слышу.
— Я — тоже… Нинель, что случилось?
Нашел, кого спрашивать. Не больше его я сам знаю.
— Пошли. — Сормах поднялся на ноги.
— Куда?
У меня тоже встать получилось.
— Что там посмотрим. — Николай Гурьянович указал на дверь.
— Пошли.
Дверь не сразу и открылась. За ней на полу лежали без сознания два охранника коменданта и её распахнуть мешали.
— Дышат, пульс есть.
Я убрал руку с шеи одного из лежавших. Перед этим проверил состояние его товарища.
— Нинель, что это всё?
Опять три рубля за рыбу! Сколько можно меня спрашивать!
Буквально на пустом месте я вышел из себя, сильно разозлился на Сормаха. Ну, спросил он ещё раз, делов-то…
— Не знаю, Николай.
Еле сдержался я, чуть грубо ему не ответил.
Глава 23
Глава 23 Опять и опять
Шаг.
Второй.
Моя правая нога на почти секунду зависла над паркетом. Потом на него и опустилась.
За спиной тикало.
Что? Всё?
Часы в кабинете Сормаха ожили.
— Погоди. — я тронул за рукав военного коменданта Парижа.
Тот не по-детски притормаживал. Это я в отношении его реакции на происходящее. Как будто его пыльным мешком по головушке приголубили. Или — кирпич на неё свалился.
— А? Что?
— Погоди, говорю.
У самого меня мозги тоже как будто заржавели. Соображали, но как после эфирного наркоза. Тупил я. Не знаю, как всё это правильно описать.
Словно разобрали содержимое моей головы на кусочки, встряхнули их в сложенных вместе ладонях, подкинули эти частички в воздух, а потом поймали в сито и обратно сложили. Что-то на месте оказалось, а что и как попало.
Мысли мои сейчас, то нормально плыли, то спотыкались на ровном месте. Не дай Бог никому такого.
Сормах рукой о стену оперся. Замер и как бы к себе прислушался. Наверное, у него в голове то же, что и у меня творилось.
— Постой тут, сейчас вернусь.
Я осторожно, как будто боясь что-то расплескать, обернулся к двери кабинета. Опять подкатила тошнота, но быстро прошла.
Я вошел в кабинет. Маятники на часах качались.
Интересно, на сколько они останавливались?
Извлеченные из кармана мои часы показывали две минуты второго, часы же в кабинете — ровно час. Ну, почти. Совсем немного минутная стрелка с циферки двенадцать на стоящих на полу и висящих на стенах часах сдвинулась. Что, всё это меньше двух минут длилось? Мне же показалось гораздо дольше.
Я вернулся к Сормаху. Тот как стоял, так на том же месте и остался.
Охранники на полу уже не лежали, а сидели. Руками на паркет опирались.
— Пошли, посмотрим, что там. — я махнул рукой в противоположную от кабинета сторону.
— Пошли.
Голос Сормаха уже прозвучал как обычно.
Коридор был пуст. Правильно, некому ночью по нему туда-сюда ходить.
Мы спустились на
