Царь нигилистов 4 - Наталья Львовна Точильникова

— Буду думать, — пообещал Саша.

— Кожаный фартук тоже покрыт микробами? — спросил Дубовицкий.

— Конечно, — кивнул Саша, полностью проигнорировав иронию.

— Вымачивать в хлорной извести? — поинтересовался Щеглов.

— Возможно, это поможет, — предположил Саша, — но я больше верю в белые халаты.

— Дезинфекция кожи, — прочитал Пирогов. — Кожи больного?

— Да, — согласился Саша.

— Хлорной известью? — спросил Щеглов.

— Может быть, хватит и 95-процентного спирта, — сказал Саша. — Надо экспериментировать.

— С подносом понятно, — сказал Пирогов. — Хотя кажется излишним. Это один и тот же больной.

— Может быть, — согласился Саша. — Но есть человеческий фактор. Кто-нибудь забудет и использует инструменты по второму разу.

— А что не так с нитью? — спросил Николай Иванович.

— Во-первых, она должна быть стерильной, — сказал Саша, — во-вторых, вы откусили её зубами.

— А как? — спросил Щеглов.

— Стерильными ножницами, — пояснил Саша.

— «Рубашка», — прочитал Пирогов.

— Мне она не кажется необходимой во время операции, — сказал Саша. — К тому же это вещь больного, и она нестерильная.

— «Электричество», — озвучил Николай Иванович. — А! Я слышал об этих экспериментах.

— Значит, не я один додумался, что сердце — это мышца, а значит принципиально от лягушачьей лапки не отличается, — улыбнулся Саша.

— Вы имеете в виду опыт Гальвани? — спросил Дубовицкий.

— Конечно. Вы его водой, массажем сердца и нашатырем оживляли, а я искал глазами гальваническую батарею и удивлялся, что ее нет. Больше полувека прошло. А что за опыты?

— Еще в прошлом веке был такой случай, — начал Пирогов. — Из окна лондонского дома выпала трехлетняя девочка. Прибежавший на помощь аптекарь сказал её родителем, что ничем не может помочь, потому что её сердце остановилось: ребенок мертв. Но оказавшийся поблизости некий мистер Сквайерс предложил родителям попробовать оживить их дочь с помощью электричества. И дал несколько разрядов в области груди. Сквайерс нащупал слабый пульс у пострадавшей, хотя с момента смерти прошло не менее 20 минут. Вскоре девочка смогла дышать самостоятельно, а через несколько дней была совершенно здорова.

— Клиническая смерть, — сказал Саша. — Где-то я слышал этот термин «клиническая смерть». Двадцать минут — это вполне возможно.

— Я не слышал про «клиническую смерть», — признался Николай Иванович. — Но название подходящее. Потом были опыты датчанина Петера Абилгарда. Он сначала останавливал сердце курицы с помощью электричества, а потом запускал его вновь. Куры примерно сутки казались оглушенными и отказывались от еды, но потом возвращались к обычной жизни и даже могли нести яйца.

— Я никогда не слышал об этом, — признался Саша. — Но почему бы и нет?

— Потом было эссе лондонского доктора Чарльза Кайта, который описал много случаев оживления людей с помощью электричества в сочетании с искусственным дыханием.

— Опять англичанин, — заметил Саша.

— Да. И не он последний. Наконец, уже в нашем веке, британский доктор Джон Сноу провел ряд опытов по оживлению мертворожденных детей. Иногда успешно.

— И здесь Джон Сноу! — воскликнул Саша. — Похоже, как ученый он крайне недооценен. Я впервые услышал это имя, когда меня объявили его последователем.

— Да, он тоже верил в микробов, — кивнул Пирогов.

— Всё-таки это напоминает манию, — заметила Бакунина, — во всем видеть микробов.

— Екатерина Михайловна у нас самая смелая, -сказал Саша. — Остальным далеко до великобританских карикатуристов: усмехаются, но молчат.

— Ни в коей мере! — возразил Щеглов.

— Нет, Ваше Высочество! — воскликнул Дубовицкий.

— Микробная теория не является общепринятой, но у нее есть сторонники, — сказал Пирогов.

— Я понимаю, что не наглому четырнадцатилетнему подростку ниспровергать ложные научные теории, — сказал Саша. — Но это сделаете вы, Николай Иванович.

И взглянул на Гогеля.

— Вы взяли с собой то, что я вас просил?

Гувернер кивнул и выложил на стол небольшую книжицу страниц в триста. Из нее густо торчали закладки. «Отчёт о путешествии по Кавказу», — гласило название.

— Правда, я не всё тут понял, — признался Саша. — Буду уточнять.

— Книга несколько устарела, — самокритично заметил Пирогов.

— «Отчёт» великолепен, — сказал Саша. — Особенно меня восхитили ваши статистические таблицы, Николай Иванович. Что же вы мне говорили, что двойной слепой метод слишком громоздкий? У вас до него один шаг. Контрольные группы уже есть.

— И где же я там доказываю микробную теорию? — спросил Пирогов.

— Вы не доказываете, вы приводите факты, которые так и хочется проанализировать, обобщить и сделать выводы. Так, эпизод первый, — и Саша открыл закладку. — Страница 17. Рассказ о туземной лезгинской медицине: «В отверстие раны вносится как можно глубже толстая из тряпки сделанная турунда, смоченная едким веществом, обыкновенно мышьяком, и оставляется там на несколько дней». Я специально опускаю детали, потому что иногда они мешают увидеть главное. И замечу сразу, что мышьяк — не только едкое вещество, но и сильный яд.

— Конечно, — кивнул Пирогов. — И?

— Дальше. Страница 66: «Когда мы замечали, что рана начинала делаться вялою, мы заменяли теплую воду ароматическими наливками с прибавлением хлористой воды». Я плохо понимаю, что такое «хлористая вода», но хлор — это яд.

— Хлористая вода — это раствор хлора в воде, — объяснил Пирогов.

— Ниже, на той же странице упоминается некая гемостатическая вода Нелюбина, — продолжил Саша. — Я не совсем понял, как её делают. Николай Иванович, какой у неё рецепт?

— Это кровеостанавливающее средство: гемостатические эфирные масла, вода и 75%-ный спирт.

— Ага! — улыбнулся Саша. — Думаю, что спирт там и есть действующее вещество, по крайней мере, как противовоспалительное средство. Он убивает большую часть бактерий, хотя и не все.

— Может быть, — проговорил Пирогов. — Как кровеостанавливающее средство она не очень эффективна.

— Там же, — продолжил Саша. — «Действие красной ртутной окиси, употребленной в виде присыпки, было изумительно в гноящихся ранах». Я не очень ошибусь, если предположу, что красная ртутная окись — это яд?

— Вы совсем не ошибетесь, — кивнул Пирогов. — И