Я – Распутин. Сожженные мосты - Алексей Викторович Вязовский
Утром, буквально сидя на деньгах, я ломал голову – ну хорошо, вытащить мы деньги вытащили, а как их вывезти? Можно, конечно, оставить тут Дрюню на месяц-другой, пока все утихнет, но уж больно стремно – одному не устеречь, а в гостинице любопытные горничные, портье, носильщики… Да и разбивать группу неохота. В банк сдать на хранение? Так в жандармском управлении тоже не дураки сидят, небось, всех арендаторов хранилищ плотно отслеживают. Вот ввязались! Чисто чемодан без ручки – и тащить тяжело, и бросить жалко.
Ладно, будет день – будет пища. Тем более что планы есть, завтра открытие нефтепровода. Я позавчера еще подсуетился, отбил телеграмму Лауницу, тот меня местному полицмейстеру отрекомендовал, и вот я в числе приглашенных. А пока – разобраться с местной инициативной группой на тему подростковой колонии.
День канул как в яму, мы осмотрели несколько площадок, но ничего толкового так и не нашли. Вообще, было такое ощущения, что колонию тифлисцы затеяли исключительно, чтоб «не хуже, чем у всех» было, на кондачка и без проработки. На что я им и попенял, и раздал ценные указания.
Мероприятие проходило несколько в стороне от города (ну какой нормальный человек потянет трубу с нефтью через жилые кварталы?), пришлось выезжать прямо с утра, оставив несметные богатства на попечение Дрюни и Распопова.
Мне досталось место с краешка трибуны для гостей. Но поскольку я был в своем фирменном облачении – черные очки, синий шелковый сюртук, резной кипарисовый крест, то после шепотков среди собравшихся на «правительственной» трибуне, украшенной бело-сине-красными розетками и полотнищами, возникло некое оживление. Вскоре ко мне подошел адъютант и от имени губернатора пригласил перебраться в высшие сферы.
А в сферах было интересно – сам губер, штатский генерал барон фон Траубенсберг, губернский предводитель дворянства князь Багратион-Давыдов, тот самый нефтяной магнат Александр Манташев. Он оказался вполне бодрым армянским дедушкой и с удовольствием рассказывал мне о своем родном городе – Тифлисе. А я ему, пока шли необязательные выступления, успел ввернуть нечто полезное.
– Вот, слыхал я, в Москве есть инженер Шухов…
– Как же, – закивал Александр Иванович, – известный в Баку человек, много построил, знаю лично.
– Так вы, наверное, и про его колонну для выгонки керосина знаете?
– Конечно, но это же пробная установка, пользы от нее ноль…
– Так я вам скажу, я в Питере знаюсь с Дмитрием Ивановичем Менделеевым…
Манташев поднял брови и изобразил крайнюю заинтересованность.
– …Так он считает, что эта колонна – будущее нефтепереработки.
– Хм… Но куда деть столько бензина?
– Автомобили, Александр Иванович, автомобили. И аэропланы, верьте моему слову.
Манташев посмотрел на меня в раздумьях.
– Ежели сомневаетесь, давайте соорудим кумпанство. Я денег дам, а за вами постройка колонны.
– Даже так? Вы входите в предприятия?
– На то имею разрешение от самого его величества, – приврал я. Но это подействовало. На Востоке чинопочитание – в крови.
– Раз так, то я готов. Свяжусь с Шуховым. Бумаги пришлю вам в столицу.
– Стройте сразу две колонны – по разным проектам. Посмотрим, какая удачнее.
Озадачив магната, я прослушал молебен, с удовлетворением отметив, что крещусь в нужных местах почти автоматически. Важно покивал речам представителя дома Ротшильдов, на чьи деньги и построен нефтепровод. Похлопал губернатору, перерезавшему ленточку. И отправился на торжественный обед – ну в самом деле, как в Грузии без застолья?
Посидели, закусили и выпили мы настолько хорошо, что на обратном пути губернатор пригласил меня в свою коляску, и поехал я обратно в Тифлис со всем шиком, даже в сопровождении четырех казаков конвоя.
Дорожный разговор неизбежно коснулся недавних событий на Эриванской площади, и барон, хоть и наступал на горло своей песне, но в конце концов не удержался:
– А ведь мы этих смутьянов изловили!
– Поздравляю, Павел Александрович! И как же такое удалось?
– Представьте себе, эти мерзавцы имели доступ в Физическую обсерваторию и ничего лучшего не придумали, как хранить там матрац с бомбами!
– Э-э-э… бомбы? В матраце? Зачем?
– А зачем они вообще бунтуют, дражайший Григорий Ефимович? Ну я еще понимаю, мастеровые, у них жизнь не сахар. Но ведь эти все социалисты – через одного из приличных семей! – и барон тихо добавил, наклонившись к моему уху: – Даже князья есть!
Я сокрушенно покачал головой – экое падение нравов!
– А как обнаружили-то?
– Пока не было ночных наблюдений, все экспроприаторам сходило с рук, а давеча, после проведения обсерваций решил сотрудник под утро подремать. А в матрасе бомбы, ха-ха-ха!
Я отзеркаливал губернатора и радовался вместе с ним. А он продолжал: прибывшие полиция и жандармы немедленно опросили всех, до кого смогли дотянуться, и установили, кто принес матрас. Ну а дальше дело техники – облавы, обыски, допросы… И разумеется, по личному указанию губернатора.
– Главарей взяли, но вот денег пока не нашли, – посетовал Траубенсберг.
– Ништо, Павел Александрович! Вы человек распорядительный, управитесь, сыщутся деньги. Я буду в Царском Селе, непременно расскажу государю про такую удачу.
Барон даже засветился изнутри. Так мы и ехали, за разговором о процветании губернии, причиной чего являлся не кто иной, как мой визави, и расстались в городе совершеннейшими друзьями.
Еще два дня ушло на борьбу с грузинским гостеприимством – я был зван отобедать к Манташеву в особняк на Паскевича, а следом к губернатору. Чуть не помер от обжорства, но приложил все усилия для того, чтобы обаять последнего.
Так что на поезд меня провожал сам губернатор, а мой багаж – чемодан, набитый деньгами, – сдавал его адъютант.
Глава 6
Тифлисские деньги жгли карман. Их нужно было срочно вывозить в Европу и там отмывать. Но быстро выехать не получилось – по приезде в Питер меня ждало внезапное знакомство с семьей. Стоило только с помощью Евстолия пробиться через шумную толпу паломников, покупателей настолок и появиться во дворе общинного дома, как на грудь бросилась пожилая, растрепанная женщина. Пахло от нее застарелым потом и почему-то пирогами.
– Гришенька, отец наш родной! Свиделись наконец!
– Я, отче, говорил ей сидеть тишком дома, – Распопов
