Морозов. Книга 6 [СИ] - Гоблин MeXXanik

— Ты кто такой? — подобрался я. — И имей в виду, что я тебя сейчас убивать буду.

— Да ладно, — лже-Лука всплеснул длинными руками. — Прям насмерть убьешь?

— Вот и узнаешь… — я потянулся к своей силе.

— А за что? — неожиданно живо спросил мужик и, склонив голову, уставился на меня, ожидая ответа.

— Чего? — растерялся я от такого вопроса.

— Ну, за что убить меня собрался? — пояснил собеседник.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг понял, что не знаю причины.

— За то, что я нечисть? — подсказал мне незнакомец.

— Нет, — я нахмурился.

— Разве ведьмаки не борются с нечистью?

— Не вся нечисть враждебная.

— Странно, — усмехнулся лже-Лука. — То есть мы с тобой враждуем?

— Ты на меня напал.

— Да ты что? Ты ничего не путаешь?– продолжил мужичок, зачерпнул ладонями воду и плеснув ее себе в лицо. — Как себя чуешь, парень? Силушки-то прибавилось?

— Ну… — я повел плечами, проверяя, не вырвались ли наружу крылья.

— И слабость ушла, верно?

Я кивнул.

— А ты теперича меня за это убить хошь? За то, что я тебя поправил?

— Ты? Поправил?

— Ну не сам же ты случайно от яду избавился.

— От какого? — насторожился я.

— А вот тут самое интересное, паря, — мужичок смахнул с плеча налипший лист кувшинки. — Тебя сирена отравила. А потом выпила тебя, почитай, досуха. Но зачем-то влила своей силы. Уж не знаю, почему тебя дурака пожалела.

— В чем эта жалость заключалась? — нахмурился я.

— Ты чудом не помер, — пояснил лже-Лука. — Но повезло, что выжил. Однако, без силы мог из ведьмака сделаться обычным человеком. У вас это называется «выгореть». И та сирена вернула в тебя тьму, которая уже смешалась с ее собственной.

— Дела, — я провел пальцами по волосам.

— Повезло тебе, что выжил. Да и меня встретил вовремя.

— И кто ты есть?

— Скорее, «кто я пить», — пошутил одноглазый и засмеялся, став похожим на огромную лягушку.

— Ты банник что ли?

— Чегось? — мужик глянул на меня со снисхождением и внезапно из воды показались его ноги.

Я успел увидеть немного. Но понял, что это было подобие рыбьего хвоста, покрытого чешуей.

— Что…

— Лука у нас банник, это правда, — продолжил незнакомец. — Он тут работает и очень доволен местом. Людей привечает, хотя ежели бы они узнали, кто перед ними, то вряд ли отнеслись к нему по-доброму.

— Но Шереметьевы в курсе?

— Князь знает. А вот дети его еще не доросли до правды.

— И какой же?

— Много будешь знать… — мужик хитро взглянул на меня. — Продолжение поговорки тебе известно?

Я кивнул:

— Конечно.

— Неужто сам не догадался по своей семье? — уточнил собеседник.

— Что семьям нечисть служит? — вопросом на вопрос ответил я. — Думал, что это особенность Морозовых.

Водяной хохотнул:

— А что в старом доме Шуйского домовой жил, ты за совпадение принял? Нет, парень. Мы есть в каждой ведьмачьей семье. Да и не в ведьмачьих тоже встречаемся. Но говорить об этом среди благородных не принято. В Синоде даже специальный отдел есть по легализации нечисти. Помнишь договор Тихона?

— А ты откуда про него знаешь? — насторожился я. — И про Тихона, и про договор?

— А я, паря, многое ведаю, — хитро прищурился собеседник. — Что ты Прохора в деревню домовым пристроил. И что опивня не убил, а работу ему обеспечил. Слухи быстро расходятся. Вот взять, к примеру, того упыря, которому ты помог.

Я промолчал. А водяной продолжил:

— Добрый ты. Хотя все темные имеют слабость к нежити. Наверное, потому, что речь нашу понимают. Смекаешь, откуда у меня этот шрам?

Он указал на полосу поперек лица и продолжил:

— Это мы с твоим дядюшкой повздорили. Он косой и оставил. Я на него зла не держу, сам виноват. Решил нескольких селянок утопить. Молодой был, баловался. А Морозов за мной приехал и отделал как Спаситель черепаху. Но пощадил, убивать не стал. Так что я был вроде как вашей семье должен. А я добро помню. Как там было в одной старой легенде про ведьмака? Не убивай меня, воин. Я ещё тебе пригожусь.

— Доброта спасет мир, — потрясенно пробормотал я.

— Верно мыслишь, — согласился собеседник. — Главное в ладу друг с другом жить. И будет всем счастье. Так-то, паря.

— Спасибо за то, что вылечил, — произнес я.

— Да было бы за что. Ты и сам бы в себя пришел, да только времени бы много ушло. Пощадила тебя та сирена. Может, ты и достоин ее доброты. Впрочем, не мое это дело. Ладно, рад бы ещё с тобой поболтать, да семья ждёт. Бывай, темный ведьмак.

Водяной подпрыгнул и сделав сальто красиво вошёл в воду. Я же встал с песка, отряхнулся и направился к бане.

Пожарский и Шереметьев в белых халатах сидели в беседке. А перед ними на столе стояло две кружки с пенным, и лежала разнообразная снедь.

— Ну, как прогулялся? — уточнил Иван, когда я сел на лавку рядом с ним.

— Отлично, — ответил я. — Красиво здесь.

Про разговор с водяным я решил умолчать, помня слова нечисти, про «не доросли».

— Спасибо за то, что привез меня сюда, — произнес я, обращаясь к Ивану. — Приехал я, прогулялся по берегу и на душе легче стало.

— И то ладно, — просто ответил Пожарский и щелчком сбил упавший на столешницу лист. — Иногда надо из города выбираться. Шумно там. И суета. Лука, принеси пенного гуляке.

Шереметьев сделал глоток, осмотрелся по сторонам и, понизив голос до шёпота, произнес, глядя на нас:

— Ну, если баня пошла на пользу, может быть, поговорим о делах?

Я обернулся к Пожарскому:

— То есть, баня была не просто так?

— Ну, тебе же помогло. Хворь-тоска прошла, сам сказал, — невозмутимо ответил друг. — Так что считай совместил приятное с полезным.

— Хитро, — оценил я, но Иван истолковал эту фразу по-своему:

— Ну вот когда ты последний раз работал в поле? Я имею в виду не перевороты и убийство жреца в Мезоамерике. А бой с упырями. Или ещё кем-нибудь из нежити, что угрожала невинным подданным Империи.

Я задумался, пытаясь вспомнить. И с сомнением протянул:

— В Бергардовке вроде.

Пожарский поднял указательный палец:

— Вот! А так долго засиживаться не стоит. Иначе жиром обрастешь и станешь неуклюжим. Тем более предстоящее дело рассчитано на команду.

— Держите, барин.

Лука поставил передо мной кружку и я благодарно кивнул, принимая напиток. Сделал глоток:

— Ладно, заинтриговал. Излагай, что задумал.

Пожарский хлопнул меня по плечу:

— Вот, другой разговор. Давай, излагай быстрее, пока наш темный ведьмак не передумал.

Олег глотнул пенного, взял с тарелки ломтик вяленой оленины:

— В общем, дело такое, — начал он. — До меня дошел слух, что семья Воронцовых всеми силами хочет восстановить пошатнувшуюся репутацию. И Арсению выпал шикарный заказ на зачистку леса на окраине Снежинска, рядом с Лукоморьем. В заповедной зоне. Нежить там безобразничать начала и сильно. Говорят даже в окрестные деревни захаживать стала. Если мы уведем у Воронцова заказ — Арсений останется с носом и будет в бешенстве рвать волосы во всех местах. А мы получим немного народной любви и признания. Ты как?

— У меня на носу русалья неделя, — протянул я.

— Да там дел на пару дней, — махнул рукой Пожарский. — Зайти и выйти. Ты пойми, Миша из Мурома, что такой шанс раз в сто лет выпадает. Если Воронцов исполнит этот контракт — люди быстро забудут, что его родич попал в дом скудоумия. И снова вынесут его на пьедестал народной любви и славы. А мы и дальше будем сидеть на вторых ролях.

Я вздохнул:

— Ладно, кто ещё в деле?

— Я, Алина, Иван и Марья, ты и Суворов, — просто ответил Олег и быстро поправился:

— Бывший Суворов.

Я усмехнулся:

— Не много ли шестерых для зачистки?

— Ну, Воронцов тоже не один работать собирался. Мой осведомитель сказал, что контракт для команды.

— А что там такого опасного? — насторожился я.

Олег пожал плечами:

— Этого я не знаю. Но Арсений не полезет туда, где голову сложить можно. Даже ради восстановления репутации. Слишком уж он любит красивую ведьмачью жизнь. И так же сильно не любит рисковать.

— Никогда в жизни не слышал более дипломатического определения слово «трусоват», — хохотнул Пожарский и отпил пенного.

— Ну, я не знаю, — задумчиво протянул я. — У меня русалья неделя. Гости. Туристы опять же. Готовиться надо.

По про то, что сила вернулась ко мне буквально сегодня, я решил умолчать. Не нужно товарищам знать, что ещё совсем недавно в особняке Морозовых была безобразная ссора, которая закончилась стрельбой.

Иван нахмурился брови, обернулся ко мне и строго произнес:

— Михаил