День шпиона и кое-что о птичках - Яр Туди
Женщина в густо-пурпурном, переливающимся золотом шуршащем одеянии — она сидела неподвижно. Взглянуть — сразу и не заметишь, до того сливалась она с убранством, ни дать ни взять — кукла с фарфоровым белым-белым, искусно нарисованным лицом. Разрушая чары, женщина в златотканых шелках резким жестом отбросила плоскую коробочку и достала из-за пазухи еще одну. В завладевшем тесным помещением запахе благовоний медленно проявляясь, вырисовывалась, звеня, новая нота, ещё… ещё… и ещё. Аромат, сначала обострившийся, начал горчить, вызывая тревогу — как запах далекого пожара, вдруг занесенный ветром в тихий цветущий весенний сад. Женщина швырнула в стену вторую коробочку вслед за первой. Шкатулка ударилась в густой ковровый ворс и упала беззвучно, будто во сне. Женщина вскочила, топнула ногой, и ещё раз — ударила пяткой, резко и умело. Тишина. Молчание. Ни звука. И тогда женщина выкрикнула ругательство, место которому — тюрьма для закоренелых уголовников, глубочайший каторжный рудник или плаха, когда всё кончено, когда оплакивают свою жизнь самыми последними, самые чёрными словами, не боясь излить их земле и небесам, потому что хуже уже не станет. Горько скривив губы, она достала третью шкатулку для благовоний — зеленоватый покрытый резьбой цветок. Взглянула внутрь — там было пусто. Женщина вздохнула и тихо добавила:
— Будь же ты проклят Жишен. Проклят в пятый раз там, где ты сейчас есть…
Выпустив из пальцев шкатулку, женщина отодвинула негромко зазвеневший занавес и вышла, унося ароматы, словно изысканный шлейф, на своей одежде.
Пройдя узким коридором, женщина присела на табурет за ширмой и негромко щелкнула ручкой веера по деревянной планке.
Тотчас же из комнаты за ширмой раздался мужской голос:
— Проходите! Слушаю.
Юный начальник отдела принимал доклад. Перед ним в почтительной позе сидели двое. Мужчина в форменной одежде стражника — буро-желтой, вытертой и с названием рудника на спине и рукавах, и совсем молодая девушка, одетая бедно в заношенное однотонное платье из некрашеной дешевой материи. Докладывал стражник, девушка сидела, скромно опустив голову, однако именно на нее смотрел начальник, одобрительно кивая.
— Вам будет объявлена благодарность, я позабочусь. Действительно прекрасная работа!
Сказал начальник, покосившись на ширму.
Женщина медленно поднялась и вышла из укрытия.
Увидев ее, и стражник и девушка поклонились так низко, что почти легли на пол лицами вниз.
— Спасибо за работу, ничего другого от вас не ожидала.
Мягко произнесла женщина, пряча руки в рукавах.
Достав оттуда два небольших свертка, она протянула их девушке и стражнику, когда те, немного помедлив, сели выпрямившись и подняли лица. Стражник выглядел взволнованным. Девушка — скорее спокойной. Остановив на ней взор, женщина негромко произнесла:
— Идите, переодевайтесь — теперь вы можете отдыхать. Следующее задание утратило смысл — мне доложили, что Жишен мёртв, и беспорядки на Западном тракте прекратятся. Наконец-то можно будет вздохнуть спокойно и заняться систематизацией отчетов и прочим. Поздравляю.
Глаза девушки округлились, затем опустились к полу. Она качала головой, то ли удивляясь, то ли сожалея. «Стражник» невольно закивал — для него новость не стала неожиданностью. Тем и должно было кончится — говорил весь его вид.
Неожиданно девушка заговорила:
— Госпожа, позвольте…мне кажется…
Она в волнении сглотнула, и решительно добавила:
— Разрешите все же высказать опасения. Я боюсь, что мы еще услышим о Жишене. Я… благодаря Вашей милости и господину следователю, — девушка коротко поклонилась «стражнику», — мое знакомство с Жишеном и его бандой ограничилось лишь одним днём, но…
Девушка невольно сжала пальцы и спрятала их поглубже в рукава, но в голосе ее звучала уверенность:
— Его слишком трудно было убить, даже для чрезвычайно влиятельных лиц, если позволите мне так сказать. Не думаю, что он умер.
«Стражник» едва заметно поджал губы, но кивнул, соглашаясь с ее словами.
Женщина в пурпурной, с ткаными золотыми узорами накидке строго нахмурилась.
— Князь, почтенный ван из Северного удела, празднует победу, показывая отрубленную голову Жишена чуть не по всей провинции. Его враг, тот, второй, с тракта, тяжко болен и ушел в глухую оборону. Абсолютное самоуправство, конечно, но в эффективности принятых Северным ваном мер не приходится сомневаться. Впрочем, в чём-то ты, пожалуй, права. Расслабляться действительно рано.
Женщина продолжала хмурить брови, но в краешках ее губ мелькало нечто вроде затаенной улыбки. Она неторопливо отступила за спину юному начальнику, шурша душистыми шелками. Молодой человек досадливо морщился — не то воспоминаниям, не то предчувствиям. Люди Жишена. Чужеземцы, не склонные ни прощать, ни останавливаться после поражений. И сам Жишен. Если вспомнить, вот этот самый чиновник из отдела расследований, переодетый сейчас стражником, как-то уже ловил Жишена, бросил, еле живого после падения, в камеру с особо опасными преступниками. Не так уж давно, на этом самом месте, расследователь лично рапортовал о гибели Жишена в тюрьме, во время инцидента с поножовщиной. И чем кончилось? Смертью для всех в камере, кроме четырежды проклятого наемника! Чтоб ему, этому Жишену, в пятый раз, да вместе с его родственничками-приятелями, да вместе с обоими князьями-мятежниками!
Церемонный кивок показал двоим — прием окончен.
Не дожидаясь их ухода, женщина небрежно повернулась спиной и к начальнику, и к команде из отдела расследований. Ей не хотелось думать. Не хотелось чувствовать. Полуприкрыв лицо веером, она уходила назад, в комнату, где запахи, кружа голову, властно стирают из мыслей и тоску, и воспоминания.
Примечания
1
Он произнес «коморимасита — «комору» — закрыться, уединиться, а ещё — быть наполненным чем-либо
2
А правильно было «комаримасита» — «комару» — быть в затруднение
