Кирпичики 2 - Сергей Тамбовский
— Добрый день, Алевтина Игнатьевна, как поживаете? — справился я.
— Спасибо, твоими молитвами, — ответила она и тут же перешла к делу. — Про Куриленкова я естественно всё знаю. Что будем делать в связи с этим, господа хорошие?
— Будем работать, драгоценная Алевтина Игнатьевна, — подал голос Гена. — АМТ конечно большая и уважаемая контора, но комсомол у нас пока никто не отменял. Раздел уставного капитала, конечно, подлежит пересмотру.
Далее последовал битый час переговоров, касавшихся узкоспециальных финансовых вопросов, и закончившийся по большому счёту без результата. Алевтина уперлась рогом и не шла ни на малейшие уступки. Я в общем всё больше помалкивал, предоставив разливаться соловьём Гене. Он и разливался, а потом выдохся и вопросительно посмотрел на меня.
— Я так полагаю, что продолжение нашей увлекательной дискуссии следует перенести на более благоприятное время, — передал я пас Алевтине.
— Да, я тоже так думаю, — согласилась она. — Давайте на той неделе во вторник например в это же время.
— Договорились, — я встал и подал руку Алевтине, она её с удивлением пожала. — Было очень приятно побеседовать. — И мы с Геной вышли на улицу.
— Я не понял, — начал в сердцах выговаривать мне он, — чего ты сорвался-то? Я её почти дожал…
— Я с Алевтиной десять лет в одном подъезде прожил и знаю про неё немного больше, чем ты, — возразил ему я. — Пусть подумает и помучается, через пару дней станет сговорчивей. А сейчас бесполезняк.
— Ну смотри, если что, я на тебя всё свалю, — просверлил меня глазами Гена, а затем убрёл по направлению к станции метро.
А я решил заглянуть к Сане-кабельному, надо ж утрясти вопрос с лотерейным автоматом было. Он жил в нашем же районе, но на другом его конце — пешком все сорок минут, на троллейбусе пятнадцать. Обычная хрущоба на первом этаже, но он как-то сумел отгородить себе часть подвала и прорубил туда вход прямо из своей квартиры. Как в деревенский погреб. В этом погребе у него и располагались все кабельные причиндалы. Открыл он после первого же звонка.
— Аааа, это ты… хорошо, что пришёл, — и я не успел ничего ему сказать, потому что вместо этого он вывалил на меня ворох своих проблем. — Ко мне тут это… крыша приходила — денег хотят…
Я молча спустился в его подвал, осмотрел оба крутящихся видеомагнитофона — судя по контрольной картинке на древних телевизорах (Саша их как тестовые приспособил) крутился тут первый Терминатор, шедший у нас под более кассовым названием «Киборг-убийца», и первый же «Чужой» имени бравой сержантши Рипли.
— Сколько абонентов-то сейчас у тебя? — уточнил я зачем-то этот вопрос.
— У нас вообще-то, — поправил он, — мы же вроде одна команда.
— Ну да, — поправился я, — у нас сколько абонентов числится?
— Триста двадцатого вчера оформил, — с гордостью объявил он.
— По два червонца с носа это… это 640 в месяц. А сколько эти ребятишки требуют?
— Тридцать процентов от оборота.
— Однако… — задумался я, — заявки у них серьёзные. А кто они такие-то, как представились?
— Да вот, один из них визитку даже оставил, — и Саня выудил белый прямоугольничек откуда-то с книжной полки (да, тут и полка была, заставленная, впрочем, не книжками, а кассетами), — изучай.
Изучать тут особо было нечего — посередине крупными буквами было выдавлено «Магомед», а чуть ниже шли шесть цифр телефона.
— Что-то я про него слышал, про этого Магу, — задумчиво пробормотал я. — Эти ребята что, кавказской национальности были?
— Да не, вроде наши люди, блондины оба.
— И что ты им ответил?
— Они дали время подумать до завтра. Не позднее шести вечера я должен позвонить по этому телефону.
— А если не позвонишь?
— Тогда, сказал старший из этих двоих, для начала они мои видики раскурочат, а дальнейшее будет зависеть от моего поведения.
— Ну поздравляю, — пожал я руку ошеломлённому Сане, — вот она и нарисовалась, твоя… наша то есть крыша.
— И что теперь делать? — пробормотал он.
— Как что, соглашаться… но перед этим поторговаться неплохо бы — не 30, к примеру, процентов, а хотя бы 20, и не с оборота, а с прибыли.
— Ты же вроде обещал все эти вопросы через свой комсомол утрясти? — жалобно спросил он.
— Ну так ты же отказался с ними сотрудничать. Тем более, что у комсомола сейчас свои заботы — про Куриленкова-то, надеюсь, слышал? А чечены, насколько я знаю, дают реальную крышу, все вопросы безопасности решают в минимальные сроки — за ними, как за каменной стеной будешь. Только не надо химичить и утаивать выручку, они это очень не любят. Так что получится только себе дороже.
— А я краем уха слышал, что менты эти вопросы могут разрулить, и даже по более низкому ценнику, — продолжил Саша.
— Можно, конечно, попробовать, но туда же просто так не придёшь «здрасьте, порешайте мои проблемы», нужны знакомства — а у тебя они есть? Вот, и у меня тоже. К тому же ленивые они все, выезда на стрелку не добьёшься, так что я бы из двух зол выбрал то, что сейчас у тебя в руках.
А в руках он как раз крутил визитку этого Магомеда.
— Хорошо, я тебя понял, — с натугой ответил Саша, — но может на следующую встречу с этими друзьями мы хотя бы вместе пойдём? Чего я один за всех-то отдуваюсь?
— Конечно, просигнализируй, когда надо будем — вместе и поговорим. Теперь про рекламу и маркетинг… если ты не против…
Саша был не против и следующие полчаса я ему втирал, что и как надо поправить в его маркетинговом хозяйстве, чтобы поток подписантов не иссякал, а наоборот ширился и высился.
— Объявления же можно в конце концов передавать, или текстом или голосом, это без разницы. Не может же быть, чтобы у такой толпы народа, которая наши боевики смотрят, не было ничего, что хотелось бы донести до широких масс — кошка там пропала или пенсионную книжку кто потерял или одёжный шкаф кто желает продать. Но настоящая золотая жила не здесь, а в разделе «Знакомства» притаилась. Сотни же одиноких женщин вокруг живут, и каждой хочется чуточку душевного тепла и внимания — только дай намёк, что это возможно, так они завалят тебя брачными объявлениями. Даже если по рублю брать за каждое, озолотимся.
— Да, самое главное же из головы вылетело, — вспомнил вдруг я. — Завтра же лотерейный автомат приезжает — а мы с тобой намечали его здесь разместить.
— Извини, дружбан, — твёрдо
