Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
В другом должны были сойтись хозяин ринга Шараф Усманов и армянин Ашот Казарян В сборной Узбекистана, как и в других командах союзных республик, хватало славян по происхождению, но в данном случае зал неистово болел лишь за Усманова. Понятное дело, представитель титульной нации, не за приезжего же им болеть.
На предыдущем этапе довелось посмотреть бои с участием этой пары полуфиналистов, и если Казарян понравился своей техничной манерой ведения боя, то Усманов брал напористостью, но при этом нередко использовал грязные приёмчики, которые рефери почему-то предпочитал не замечать. Почему — и дураку ясно, кому охота разбираться потом с местными поклонниками боксёра? Хотя народ и трусоватый, предпочитающий нападать сзади и скопом, но лучше не рисковать. А может, и проспонсировали рефери, и не только этого, судившего четвертьфинал. С узбеков, чья республика погрязла по уши в коррупции, станется. Хотя все южные республики были в этом плане «хороши», но у узбеков коррупция просто пёрла из всех щелей, неудивительно, что всё закончилось «хлопковым делом».
Пятничные полуфиналы начались с неприятного казуса — во Дворце спорта чуть ли не на час вырубилось электричество. Хорошо, что улице тепло, +17°, к тому же светило солнышко, и нам не пришлось пережидать в тёмной раздевалке, когда электрики устранят неисправность. Однако на всякий случай я сумку с экипировкой захватил с собой, так как раздевалка не запиралась: мало ли кому приспичит со спичкой или фонариком прогуляться по подтрибунным помещениям.
А может, пользуясь моментом, добежать до «Дома Книги»? Я отсюда видел его вывеску, ещё в первый наш приезд мелькнула мысль его посетить, но как-то было недосуг.
— Валерий Анатольевич, я в «Дом книги» сбегаю, — предупреждаю тренера и. не дожидаясь ответа, скорым шагом направляюсь к своей цели.
Слышал я о том, что в республиках, где предпочитают общаться на местном наречии, можно встретить в свободной продаже литературу, за которой в Москве или Ленинграде стоят километровые очереди, а теперь в этом убедился воочию. Моя любимая фантастика была представлена и в нескольких сборниках «Антологии», и в альманахе «На суше и на море». Ба, да тут ещё в букинистическом отделе и собрание сочинений Конан-Дойля в восьми томах! У меня разве что слюни не потекли. Тут ещё взгляд упал на книги «Ринг за колючей проволокой» и «Джексон остаётся в России». Ха, а ведь автор — нынешний президент федерации бокса СССР! Надо брать, пусть Свиридов между делом поставит автограф на своих книжках. И всё продается за такие смешные деньги, что я мог бы скупить тут полмагазина. Но как всё это тащить?
— Варченко, давай быстрее, свет уже дали!
— Валерий Анатольевич, как вы кстати, а то я один всё это богатство не дотащу.
Так и пришлось тренеру поработать в качестве носильщика, ему я вручил как раз перетянутый бечёвкой восьмитомник Конан-Дойля в чёрной обложке издания аж 1966 года, а сам тащил несколько томов фантастики, книги Свиридова и альманах «На суше и на море» за последние три года.
По традиции мы с Храбсковым разминались в спортзале, захватив опять же по традиции и свои вещи, не рискуя оставлять их в раздевалке. Разминались здесь не только мы, а все участники полуфиналов, и наш будущий соперник в том числе.
— Максим, не отвлекайся, — вернул меня в действительность голос Храбскова, когда я в очередной раз вместо того, чтобы бить по «лапам», начал подглядывать за разминкой киргиза. — Сейчас ты должен быть сосредоточен только на себе. Давай поработаем двоечку.
Наш бой с Далбаем стоял в программе дня предпоследним, после поединка узбека с армянином. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, и я порядком изнервничался в ожидании выхода на ринг. Как-никак в одном шаге от финала, и в двух от золотой медали. Бронзовую я уже себе обеспечил, так как её получают оба полуфиналиста без дополнительного боя. Но если прежний 15-летний Максим Варченко мог довольствоваться малым, то нынешний хотел всего по максимуму, оправдывая данное ему при рождении имя.
Тем временем Усманов к вящей радости зрителей всё-таки разобрался с Казаряном. Как это происходило — мне пересказал тренер, я в этот момент в раздевалке настраивался на свой бой. По словам Храбскова, узбек и в этом поединке проповедовал «грязный» бокс, и вновь судьи безмолвствовали. По очкам победу одержал Усманов, правда, сборная Армении собиралась подавать протест, но вряд ли им удастся что-нибудь доказать. Если только впоследствии, демонстрируя киноплёнку — хронику турнира с участием узбекских боксёров записывало местное телевидение.
Наконец-то судья-информатор объявил наши с киргизом фамилии, и мы отправились каждый в свой угол. До этого мне всё время выпадал красный, а вот сейчас синий. Хочется верить, что нарушенная традиция с углами не нарушит победную традицию.
Далбай начал без разведки, обрушил на меня град ударов и тут же отскочил назад и в сторону. Я занял центр ринга, постаравшись оттеснить соперника в угол, но тот выскальзывал каждый раз из западни, словно угорь из мокрых ладоней. Ближе к концу раунда он меня хорошо приложил по носу, который начал кровить, рефери пришлось прервать бой и подождать, пока врач остановит кровотечение с помощью ватки, смоченной перекисью водорода.
В перерыве Храбсков сказал, что так дело не пойдёт, да и я чувствовал, что проигрываю. Нужно было срочно что-то менять, и в результате экспресс-планёрки мы пришли к выводу: нужно бить противника его же оружием. То есть выманивать на себя, пусть он за мной бегает, а не я за ним. А уж как работать на контратаках — меня не нужно было учить.
Однако Саралаев не спешил брать штурмом мою крепость, публика начала посвистывать, закончилось всё тем, что рефери вынес нам обоим по предупреждению за пассивное ведение боя. Но я не изменил своей тактике. Со стороны это походило на сюрпляс в трековых гонках на велосипеде, когда соперники по заезду практически останавливаются и тот, кто не выдерживает первым — обычно проигрывает. Сейчас не выдержал киргиз, вероятно, боялся получить второе предупреждение со снятием балла, или просто ему хотелось побыстрее всё закончить. Тут-то, перед самым гонгом на второй перерыв, я его и подловил. Пропустил над собой его выпад левой прямой, с уклоном шагнул вправо и, выпрямляясь, как сжатая пружина, зарядил боковым правой в район между ухом и нижней челюстью.
Соперник рухнул как подкошенный, не подавая признаков жизни. Рефери, отогнавший меня в угол, не успев над ним склониться, тут же замахал руками, вызывая на ринг врача. Тут даже у меня в одном месте заиграло, воображение сразу же начало рисовать картины одну страшнее другой. К счастью, минут спустя поверженного боксёра удалось привести в чувство, вот только говорить он не мог, лишь мычать — я сломал ему челюсть.
Сломал челюсть, но, надеюсь, не жизнь, думал я, покидая ринг. Может, челюсть ещё нормально срастётся и Далбай сможет в будущем боксировать. А если и нет, то всегда можно найти какой-то другое, менее опасное для своего и чужого здоровья занятие.
— Фух, — выдохнул Сегалович и вытер платком со лба испарину. — Ну ты, парень, конечно, сейчас устроил… показательное выступление. Я, признаться, после первого раунда думал, что финала тебе не видать, как своих ушей, а ты вон чего сотворил! Ну здорово, здорово ты его подловил.
— Челюсть сломал, — напомнил я.
— Да ничего страшного, — махнул он рукой, — дело молодое, заживёт, как на собаке. Только месяц будет через трубочку питаться. Помню, в 43-м на фронте случай у нас был, тоже киргиз, так ему осколок снаряда целиком нижнюю челюсть снёс. Жуть, язык болтается, крови… Ну, отправили в эвакогоспиталь, а через четыре года мы приехали для участия в чемпионат СССР во Фрунзе (который я, кстати, выиграл), и там встречаю… Кого бы вы думали? Его, нашего киргиза! Он сам ко мне подошёл, говорит, увидел афишу, пришёл на соревнования, а тут я выступаю. Я глазам своим не поверил — у него челюсть была на месте. Шрамы, конечно, присутствовали, но по сравнению с тем, что я видел, когда его отправляли в госпиталь, это было просто чудо. Оказалось, что это чудо совершили советские хирурги, поставили ему трансплантат из гребня его же подвздошной кости. Вот на что медицина способна, а вы говорите — перелом челюсти.
