Михаил Ланцов - Маршал Советского Союза. Глубокая операция «попаданца»
– Это же… – дрожащим голосом начал что-то говорить Ягода, но просто бессильно опустил голову и уставился в пол, судорожно сжимая пальцами края картонной папки.
– Ты зарвался. Забыл о том, кто ты и зачем поставлен наркомом. На этом тебя и подловили наши общие враги. Подумай об этом, – продолжил Сталин. – Мог погибнуть и ты, и твоя жена, и твой сын, да и уже не молодые родители пострадать. А также очень много людей, последовавших твоему примеру. Или ты полагал, что если Партия нуждается в тебе как в ответственном и трудолюбивом сотруднике, то можно вконец распоясаться? Начать барствовать? Погрязать в разврате? Разлагать моральный облик советского чекиста и всего НКВД? Ты понимаешь, что своей глупой дуростью чуть не подвел под монастырь не только своих людей, но и всю страну? Ты едва не подвел меня. Ты слышишь меня, Генрих?
– Слышу… – подавленно ответил Ягода. За какие-то полчаса спесивый облик народного комиссара внутренних дел изменился чрезвычайно. Теперь на него было жалко смотреть. Генрих Григорьевич выглядел как совершенно забитая собака, над которой заносили палку для последнего удара… финального в ее жизни.
– Вот, – Сталин достал из стола лист приказа. – Ознакомься.
– Что это? – С нескрываемым ужасом спросил Генрих, пытаясь сосредоточиться на прыгающих перед его глазами буквах.
– Твой второй шанс. – Иосиф Виссарионович смотрел Генриху в глаза твердо и холодно. – И помни, товарищ Ягода, – произнес с нажимом Сталин, особенно выделяя слово "товарищ", – незаменимых людей у нас нет… – После чего Сталин ему кивнул, дескать, можешь покинуть этот кабинет. Но, когда Ягода на полусогнутых ватных ногах уже почти покинул кабинет, до его ушей донеслась финальная реплика разговора: – И чтобы я этого белого френча больше никогда не видел. – Генрих Григорьевич обернулся, как-то потерянно кивнул, что-то пробормотал и, видя, что Сталин вернулся к работе над какой-то бумагой, постарался как можно тише и быстрее выйти.
После чего минут пятнадцать пытался собраться с мыслями в приемной, выпив весь графин воды, что стоял у Поскребышева на столе, к неудовольствию последнего.
Впрочем, всего этого Абрам Аронович Слуцкий не знал, а потому очень сильно переживал из-за внезапных, по его мнению, перестановок в НКВД и, особенно, из-за Лаврентия Павловича Берии. Очень уж странно выглядело приглашение на должность руководителя ГУГБ НКВД пусть и опытного чекиста, но с периферии. В то время как карьера Николая Ивановича Ежова завершилась весьма курьезным образом – его коллегам сообщили, что он помещен в стационар для душевнобольных. Как и несколько весьма результативных коллег по ведомству. Абраму Ароновичу было из-за чего переживать.
– Здравствуйте товарищ Слуцкий, – спросил Сталин. – Вы подготовили отчет?
– Да. Конечно. – Спешно ответил Абрам Аронович и, увидев кивок, начал. – Информации по Испании у нас очень мало. Однако кое-что мы смогли проверить…
Через полчаса, завершив свой доклад, Абрам Аронович весьма основательно взмок от напряжения и того, с каким внимательным и холодным взглядом внимали его словам эти слушатели. Впрочем, никаких подвохов, которых он ожидал, не произошло. Его поблагодарили за проделанную в столь сжатые сроки работу и отпустили из кабинета.
– Что скажете, товарищ Берия? – Спросил Сталин нового руководителя ГУГБ НКВД после того, как комиссар государственной безопасности 2-ого ранга Абрам Аронович Слуцкий покинул кабинет.
– Сведения, предоставленные товарищем Тухачевским, продолжают подтверждаться.
Что удивительно. По той же Испании у него не было доступа к нашим источникам информации, а предоставленное им письмо его германского друга слишком пространно.
– То есть, вы считаете, что он недоговаривает?
– Или очень хорошо просчитывает ситуацию, – произнес Берия, поправив пенсне. – Я внимательно изучил его доклад о состоянии дел в РККА. Серьезный и весьма профессиональный подход. Думаю, человек, написавший подобную работу, вполне мог сделать правильный вывод из полунамеков и внимательного чтения иностранных периодических изданий.
– Хорошо, – кивнул Сталин. – Готовьте общий отчет о проверке сведений, предоставленных товарищем Тухачевским. Двадцать шестого у нас второй, расширенный этап слушанья по его докладу. Выступите. – Лаврентий Павлович кивнул, встал, собираясь уходить, и слегка замялся. – Спрашивайте, – в усы улыбнулся Сталин. – Вас Ягода беспокоит?
– Да. Я прочитал материалы, собранные по нему. Почему, несмотря ни на что, Партия его оставила наркомом? Он ведь совершенно опустился.
– Ягода очень хороший аппаратчик и хозяйственник. Мы, все-таки коммунисты, поэтому нам не следует сразу давить человека. Да, он оступился. Но не предал же.
Партия протянула ему руку помощи. Дала ему шанс исправиться. Если он не сможет взять себя в руки, то мы, безусловно, его снимем с столь серьезного поста, вспомнив все ошибки. А вы, товарищ Берия, как ответственный товарищ присмотрите за тем, чтобы товарищ Ягода не натворил глупостей, – произнес Сталин с хитрым, но очень многозначительным прищуром.
Глава 5
26 марта 1936 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.
Ход обширного и весьма напряженного второго слушания по докладу о состоянию дел в РККА растянулся из ожидаемых нескольких часов в неделю, с редкими перерывами.
Спали все участники тоже здесь – на ближней даче. Впрочем, никто не роптал. И даже более того, участники этой импровизированной конференции настолько увлеклись поднятыми вопросами, что сами проявляли особое рвение. Особенно в ситуации, когда Тухачевский ловко перевел ответственность на какие-либо сторонние силы.
Михаила Николаевича очень сильно выручила чрезвычайная усидчивость Агаркова, который в своей минувшей жизни не раз и не два оказывался на столь непростых "консилиумах", ибо опыт оригинального Тухачевского был в этом плане бесполезен. Было сложно, тяжело, но это дало свой результат. Да такой, что берясь за отчет, Тухачевский даже не мог поверить в то, что все зайдет настолько далеко.
Дело в том, что чрезвычайно напряженный марафон инициировал лично Сталин, для того, чтобы понаблюдать не столько за тем, что и кто будет говорить, сколько за тем, как люди поведут себя. Он, за все время, что шел "консилиум", задал всего три вопроса, да и то на бумажке, направив их Шапошникову. Ему, видите ли, было чрезвычайно интересно понять, действительно Тухачевский изменился, или он тщательно притворяется. А в дела чисто армейского плана он, как и раньше, старался не лезть, доверяя своим верным помощникам. Но Шапошников и Ворошилов потеряли концентрацию и собранность раньше, чем вышел из себя и начал совершать ошибки или проколы странно флегматичный Михаил Николаевич, спокойно и основательно отвечающий даже на откровенно дурацкие вопросы, задаваемые серьезно уставшими Ворошиловым с Буденным. Причем без какого-либо намека перехода на личности и указания на какие-то умственные недостатки.
– Итак, – наконец сказал Ворошилов, председательствующий в комиссии по рассмотрению доклада, – больше ни у кого вопросов к товарищу Тухачевскому нет? – Он покрутил головой, оглядывая уставшие лица своих коллег. – Отлично. Значит теперь можно подвести итог. – Климент Ефремович покосился на Сталина и увидев разрешающий кивок, начал обобщать выводы комиссии, предварительно поданные ему в виде записок от участников затянувшегося совещания.
Несмотря на то, что было предложено сто двенадцать дополнений и семьсот двадцать три небольших поправки, доклад не только удовлетворил руководство РККА, но и был рекомендован для специального издания. Комиссия решила, что командный состав армии и флота должен быть ознакомлен с его содержимым. Слишком уж основательным и всеобъемлющим он выглядел, да и с идеологической точки зрения являлся очень грамотным решением. Это оказалось настолько неожиданно, что на лице Тухачевского явственно отразилось удивление. Такого поворота событий он не ждал.
– Ну что же, – произнес не спеша и очень веско Сталин, – раз товарищи считают, что доклад товарища Тухачевского важен для ознакомления старшими командирами нашей армии, значит их нужно с ним ознакомить. Народ должен знать своих героев.
Как вы считаете, товарищ Тухачевский?
– Товарищ Сталин, – спокойным, уставшим голосом произнес Михаил Николаевич, – я считаю, что товарищи, внесшие без малого тысячу правок и дополнений не меньше меня заслуживают того, чтобы их имена вынесли на титульный лист доклада. Кроме того, без вашей инициативы и координации, он бы вообще не появился. Поэтому, я считаю правильным при публикации указать на то, что доклад подготовил коллектив авторов под вашим руководством, а не лично я. Ибо иначе это будет неправильно и неверно.
