Герман Романов - «Засланные казачки». Самозванцы из будущего
– Оставь, вашбродь, добро зазря просыпешь! – Красноармеец сочувственно вздохнул и отобрал кисет. – Здорово мы тебе пальцы во дворе отдавили. Щас закручу.
Не прошло полминуты, как ему сунули в зубы хорошо свернутую самокрутку да еще предупредительно зажгли спичку, прикрыв пляшущий огонек широкими ладонями с корявыми от работы пальцами.
Он сделал глубокую затяжку, ожидая спасительной «расслабухи». Вот только первая затяжка тут же стала комом в горле – такой лютости от табака Родион никак не ожидал, это оказался горлодер какой-то. Прямо скрючило кашлем, и он согнулся – желудок чуть ли не вывернуло наизнанку, будто с голодухи, хотя вроде только сейчас миску мясного варева выхлебал.
– Кха! Кха!!
– Экий ты, – боец выхватил самокрутку и сунул себе в зубы, – чего добру пропадать!
И с усмешкой посмотрел на офицера.
– Это ж тебе не дамские папиросы курить, вашбродь?! То самосад ваш сибирский, ох и свиреп, зараза. Его по чуток тянуть нужно, пока в привычку не войдет. Еще дымить будешь?!
– Нет, – отчаянно взвыл Родион и утер рукавом губы под неодобрительный взгляд. Желание покурить у него напрочь отшибло, будто никогда и не было. Нет, такой табак он не хочет. И спросил с надеждой:
– А сигарет у вас нет или папирос, на худой конец?
– Сигарет? – удивленно протянул боец. – Нет, о таких не слышал. А папиросы уже давно не курят, забыли про них.
– Так в портсигаре много было…
– Его товарищ Либерман к себе забрал. Чудные там папироски. Твои, что ли?
– Это сигареты американские, «Винстон» называются, – Родион посмотрел на мужика с сожалением – деревенщина, про сигареты не ведают, пальцем подтираются да еще клоунами работают. Или совсем рехнулись, заигрались в гражданскую?!
Но говорить такое в безжалостные глаза матерого убийцы, а это он нутром почуял, не стал. Тот, словно поняв его опасения, усмехнулся, оскалил зубы. И Артемов торопливо добавил:
– Портсигар не мой, его. – Он показал рукою на лежавшего рядом в недвижности Пасюка. Красноармеец тут же, к его великому облегчению, уселся рядом с подъесаулом и медленно, но веско заговорил:
– Ты перед нами «ваньку» не валяй, вашбродь, и бесчувственной барышней, что в «положение» попала, не прикидывайся. Чай не такое видали, шестой год воюем. Реснички у тебя дрожат, а, значит, давно подглядываешь. И слюну ты глотал – кушать-то охота. Так садись и похлебай горячего, чашка вон твоя стоит, паром исходит.
– Дай окурок добить…
Хриплый голос Пасюка, неожиданно севшего на своей постели, обрадовал Родиона, который начал опасаться худого – били-то их зверски, могли все поотбивать к ядрене фене.
– Покури, вашбродь, если хочешь. – Красноармеец протянул дымящуюся самокрутку и спокойно, но с уважительными нотками в голосе, угрожающе протянул.
– Только не дури, вашбродь, и на нас не кидайся. Хоть ты умелец подраться, но и мы в этом деле тоже понимаем, не первый год воюем. А за дверью еще бойцы стоят, чуть что на помощь придут. И на наши винтовки не надейся, без патронов они. Если дернешься – убивать тебя не станем, но ноги и руки прикладами поотбиваем. Так что ешь без глупостей…
Помощник командира комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев
– Кто ж знал, товарищ Либерман, что этот револьвер не пульками, ядовитой дрянью стреляет!
Ермолаев виновато посмотрел красными, как у кролика, глазами. Нехорошо получилось – решили проверить захваченный у офицеров короткоствольный «бульдог», типично бабское оружие, как он знал, а тот не пулю в стенку послал, а сноп ядовитого газа.
Окна закрыты – холода ведь стоят. И от этой гадости не только они с Либерманом из кабинета, весь его комендантский взвод сломя голову бежал, очумевшим стадом, растирая ладонями глаза. Едкая пакость, до жути отвратительная, только сейчас Пахом кое-как проморгал очи.
А если бы раза два выстрелил, как Либерман ему приказал?
– Хорошо, что ты патрон с красной головкой не истратил, – чекист, напротив, был доволен проведенным экспериментом и светился самой счастливой улыбкой. Правда, картину радости на лице несколько портили такие же кроличьи, растертые пальцами и снегом глаза.
– Тот, наверное, заряжен совсем смертельным газом, который вдохнешь и сразу помрешь в одночасье.
– Так давайте проверим? По овцам в закутке выстрелим, а как помрут, то мы тогда…
– Сиди уж, проверяльщик на мою голову. Надо эти патроны все до единого нашим ученым дать, чтобы они научились нужное вооружение для республики советской делать. Ценности они теперь просто неимоверной, а ты стрелять для забавы хочешь, товарищ Ермолаев?!
– Никак нет, не подумавши я ляпнул.
Пахом сконфуженно поник головою, спрятав руки в карманах шинели. В доме было до сих пор холодно, несмотря на то, что несколько часов топились печи. Ведь выбитые окна только сейчас кое-как заделали, тщательно проветрив все здание.
– Ты следующий раз головою думай!
Чекист неожиданно взъярился свирепым бобром, что в здешних местах когда-то обитал. И тут же остыл, видно поняв, что несколько перегнул палку – ведь приказ стрелять для проверки именно он отдал.
– Ладно, что было, то было!
После некоторой, но томительной паузы, пройдясь немного по горнице, чекист подошел к столу. И пододвинул к Пахому знакомые награды, отобранные от пожилого офицера.
– А что по их поводу думаешь?
– Насчет «венка» скажу – дешевая подделка из жести, а настоящий знак из серебра. Тяжелый он, солидный – таким офицеров награждали, что на Кубань с генералом Корниловым пошли. А этот будто на коленке делали, из двух скрепленных жестянок. И лента на нем иная, а должна быть георгиевской, – Пахом говорил уверенно, знающе. Но, взяв в руки синий с белым эмалевый крест, на такой же двухцветной колодке, надолго задумался.
– С крестом сложнее. Металл похож на тот, что на капоты аэропланов ставят. Люминий вроде…
– Алюминий, – поправил его Либерман.
– Вам виднее, вы в гимназии учились.
Немедленно согласился Пахом, пожав плечами. Но, видя настойчивый взгляд чекиста, умолкать не стал, продолжил говорить дальше, тщательно подбирая слова.
– Что у них серебра с золотом нет, чтоб из этого алюминия кресты делать? Не слышал, чтобы его использовали для чеканки.
– Но зачем тогда офицеру такие подделки носить? Потерял он их, что ли, и дубликат себе справил?
– Дубли как?
Ермолаев опять задумался, катая языком незнакомое слово. Затем выдал свою версию.
– Многие офицеры настоящие ордена прячут, а носят вот такие подделки. Мало ли что может быть, в бою всякое случается, а потерять такой знак обидно. А крест казачий, иначе бы на нем скрещенные мечи были бы наложены, а здесь шашки.
– А войско какое награду учредило сию и за какие заслуги?
– Того мне не ведомо. Нужно поспрашивать офицера строго, пусть сам скажет правду.
– Поспрашиваем, и сейчас же, не откладывая в долгий ящик. Сходи сам за ним, – угрожающе протянул чекист, но тут, словно спохватившись, ткнул пальцем в третью награду.
– А как понимать прикажете вот эту медаль на георгиевской ленте, на которой адмирал Колчак изображен? Коего расстреляли всего месяц тому назад и в прорубь опустили?
– Сие серьезно. Его в феврале «разменяли», а они в его память уже медаль учредили, да боевую, на такой же ленте. И награждать стали. А раз эти с Иркутска…
– То там подполье уже крепкое, со связями, раз медалюшка эта на свет появилась. – Либерман скривил губы. – Вот потому мы его сейчас и поспрашиваем, и крепко. Ты уж сам за ним сходи, товарищ Ермолаев, да бойцов надежных рядом держи. Хоть связанный, но опасен, как бешеная собака, с таким настороже нужно быть!
Глава девятая. Александр Пасюк
В просторной комнате было всего два человека – молодой еврей в кожаной куртке, явно играющий роль чекиста, да один старый «знакомец», что заехал прикладом ему в зубы, но плохо – не прошло и дня, как подъесаул вырвал из его щеки этими же зубами клок мяса.
От кровожадных взглядов, встретивших его на пороге, Пасюк поежился, и стало ему очень даже жутко. За эти часы он уже понял, что эти умалишенные, полностью сдвинутые на Гражданской войне мужики ему ни за что не простят своих товарищей, что были его руками заколоты, да Артемовым пришпилены штыком к бревенчатой стене.
Им самое место в психиатрической лечебнице – так он давно решил, но кто их туда загонит?!
Такие морды прокурором да ментами пугать бесполезно, да и на любого судью с прибором положат, раз такими делами занялись.
– Садись, вашбродь, – чекист указал пальцем на стул, и Пасюк осторожно присел на самый краешек – он смертельно боялся этих сумасшедших, хотя старался не показывать страх. Да и больно было, когда лупцевали, и повторять горький опыт он не желал категорически.
– Будем говорить?! – не сулящим добра тоном осведомился еврей, а покоцанный им «знакомец», с перебинтованной мордой встал сзади, положив свои крепкие лапищи ему на плечи.
