Your Name - Квинт Лициний

Я молча извлек из портфеля справку и протянул ей.

— Куда-то влетел или подрался?

— Влетел. Поскользнулся, упал… — заучено повторил я.

— Садись на лавку, — махнула она рукой.

Я послушно уселся на длинную низкую скамью и опять воткнулся в темы по инглишу.

Первыми в зал ворвались ребята и сразу затеяли нечто похожее на регби, которое, похоже, искренне считали баскетболом. Ближе к звонку начали стайками впархивать девчата. С интересом изучил фигурки — трансформация в девушек началась у всех, вызывая стыдливую сутулость в попытках скрыть происходящие изменения.

Зря стесняются, конечно. Вон, пусть берут пример со Светки Кузенковой. Наша первая красавица вплыла в зал гордо распрямив спину и, как крейсер среди каботажных лоханок противника, принялась расстреливать суетливо задёргавшихся мальчишек залпами своих стервозных карих глаз. Попавшие под артобстрел ребята вздрагивают и отдёргивают взгляды, срочно начиная интересоваться всяко-разно важными вопросами — разволокненным концом каната, шнурками на кедах, баскетбольным кольцом…

Вот очередь дошла и до меня: приняв, видимо, на чистом инстинкте, максимально выигрышную при осмотре проекцию, Кузя взмахнула ресницами и влепила очередной залп из своих башенных орудий. Несмотря на всю готовность и жизненный опыт, меня слегка контузило — зачастило сердце и покраснели щёки, захотелось отвести взгляд. «Сильна, чертовка», — я постарался непринужденно облокотиться на стену и чуть насмешливо улыбнулся в ответ.

«Осечка», — недоумением отразилось у неё в глазах. На мгновение изумленно замерев, она парой лёгких шагов сократила дистанцию, чуть наклонила голову, прицельно улыбнулась и саданула в меня взглядом с прямой наводки.

Я, нагловато улыбаясь, облизал её взором с ног до головы.

Подойдя вплотную, она наклонилась, упершись ладонями в колени, и с веселым удивлением пристально осмотрела меня.

Странно, она же почти брюнетка, а у неё на носу россыпь мелких конопушек, правда, не рыжих, а тёмно-коричневых. Никогда раньше не обращал на это внимание.

— Ты, Соколов, как я посмотрю, много думать о себе стал, — чуть склонив голову на бок, ласково пропела она обвинительный приговор.

— Что ты, — не задумываясь, откликнулся я, — как можно думать о себе, когда есть ты? Кстати, только сейчас заметил, что у тебя есть веснушки. Забавные-е-е… — с придыханием протянул я, — Кузя, зачем ты их от меня прятала, а?

Такого сопротивления от учебно-тренировочной мишени Наташа явно не ожидала, и, недоуменно заломив брови, приступила к переоценке диспозиции. Так тебе, злорадно подумал я, разглядывая румянец досады на глянцевых щечках, это тебе не безоружные конвои топить в рейдерской атаке, на каждый крейсер найдется свой линкор.

Тут в спортзал влетела Зорька и, мгновенно оценив ситуацию, пошла на сближение, словно торпедоносец-камикадзе, взявший боевой курс.

— Аларм, — сообщил я вполголоса.

Кузя быстро оглянулась, слегка кивнула головой и, величаво распрямившись, так же вполголоса сверху вниз многообещающе бросила:

— Ты у меня ещё взрыднешь, Соколов, — подарила прощальную стервозную улыбку и горделиво удалилась.

Я с облегчением вздохнул. Все-таки она создает вокруг себя слишком высокую концентрацию женского начала, как Джессика из мультика про кролика Роджера. И это всего лишь конец восьмого класса…

Света подошла, гневно раздувая ноздри, и взглядом распяла меня в перекрестье прицела. Я нервно сглотнул и молча развел руками. От дальнейших разборок спас длинный свисток начавшей урок физручки.

Минут за пятнадцать до большой перемены я почувствовал нарастающий голод и решился на просьбу:

— Тамара Борисовна, а можно я в столовую пока пойду?

— Только прямо в столовую, больше нигде не шляйся, — у нашей физручки я на хорошем счету как спортивный мальчик.

Под завистливыми взглядами класса я стремительно дезертировал из спортзала. В буфете взял треугольный пакет витаминизированного молока на четверть литра, капустный салат и сдобную булочку с обсыпкой из сахарный пудры. Всё про всё — девятнадцать копеек. У прилавка с горячими блюдами протянул талон за двадцать четыре копейки:

— Добрый день, мне суп гороховый и бефстроганов с пюре.

— Соколов, — раздался из-за плеча смутно знакомый голос, — ты почему не на уроке?

— И вам добрый день, Татьяна Анатольевна, — повернулся я к забавному колобку на ножках и ткнул пальцем в лоб, — освобождение от физкультуры, Тамара Борисовна отпустили пообедать.

Директриса кивнула, принимая объяснение. Я забрал заказ, стянул с подноса с бесплатным хлебом один ломоть и устроился за столиком. Через минуту напротив уселась Тыблоко, и принялась возбужденно мешать чай. Чем-то она напоминала растрепанного воробья после насильственного купания в луже.

— У вас сегодня классный час последним?

— Да, Татьяна Анатольевна, — подтвердил я и, чуть помедлив, спросил, — что-то случилось?

— Случилось, — подтвердила она, злобно бросив чайную ложку на стол, звучно швырнула чаем и замолчала.

— Секрет? — вежливо поинтересовался я для поддержания разговора.

— Уже нет… Всё равно сегодня на классом часе будем обсуждать. Сокращают один девятый класс в этом году, — она виновато посмотрела на меня, словно это было её решение, — будем сливать А и Б… А кто послабее — в обычные школы пойдут и ПТУ.

— Ого! Вот это новость! — изобразил я, как мог, изумление. — Неожиданно. Восемь лет углубленно изучать английский язык, чтоб потом пойти в ПТУ. Это ж сколько на нас уже потрачено средств.

— А я о чем! Я в райкоме то же самое говорила, всё бестолку… Мол, не хватает людей рабочих профессий, нечего заповедники элитные устраивать, все равны, — Тыблоко злобно пыхтела, постепенно повышая голос, — решение принято, извольте выполнять.

Я задумчиво дегустировал суп — вкусно, однако, хоть добавку бери.

— Сейчас начнется, — задумчиво протянул, — дикая природа, борьба за жизнь.

— Ну, тебе-то особо беспокоиться нечего, если в последней четверти не съедешь по успеваемости… А так — да, начнется, родители побегут…, - она опять злобно шваркнула ложкой по столу и, помолчав, добавила с тоской, — ещё этот вопрос национальный, проклятущий…

Я поднял бровь, прося разъяснений.

— Ну что, ты не понимаешь? — с полтычка завелась она, — сколько у вас евреев на потоке? И слабых детей среди них нет. У меня запросили средний бал по ученикам восьмых классов — они все по оценкам проходят. Восемь человек на тридцать два места! Двадцать пять процентов…, - она с досадной махнула рукой, — и что мне теперь делать? Кого не брать из твоего класса? Левицкую? Сам знаешь, лучшая ученица, первое место на городе по русскому языку. Резника? Дыскина? Они не сильно далеко от Левицкой. Симцевич? Так в объединенный класс проходит с десяток хуже её по среднему балу. Оценки им за национальность я срезать не буду. Я так в райкоме и сказала.

Я с уважением посмотрел на директриссу. Во тетка дает, ей же до пенсии ещё лет десять пахать.

— Хм, — я задумчиво подёргал себя за нос, припоминая историю класса, — у меня для вас есть радостные новости. По слухам, — я акцентировал последнее слово, пристально взглянув в глаза собеседнице, — Симцевич собирается уходить в музучилище. Хочет заниматься музыкой, а талантища, что бы с этой фамилией без вопросов поступить в консерваторию, нет. Смысла сидеть здесь ещё два класса для неё нет.

— Это точно? — впилась в меня директриса.

— По слухам, — повторил я, — но похоже на правду. Это раз.

Я сделал паузу, и отправил в рот пюре с подливкой.

— Что, есть и два? — не поверила своему счастью Тыблоко.

— Угу, — промычал я, наслаждаясь ситуацией. Хорошо быть благим вестником, директриса смотрит влюбленным взглядом… Главное, паузу не затянуть, а то у неё на дне глаз белым ключом начинает закипать раздражение, — есть и два. Дыскин хоть и не Валдис, но в точных науках силен. Просто на фоне Чапелля он выглядит бледно, а так — вполне готов для математической спецшколы. Так что у нас не только Валдис уходит, но и Миша. По слухам!

— Ху, — выдохнула директриса с облегчением, как после стопарика водки, — это совсем, совсем другой коленкор. Спасибо, Андрей, помог. Тогда, — закатила она задумчиво глаза к сводчатому потолку подвала, что-то подсчитывая, — тогда всё складывается, и овцы целы, и райком почти доволен…

Где-то вдали прозвенел звонок, и мы быстро засобирались. Сейчас начнется половодье из оголодавших школьников, могут и в пол втоптать.

— Ты только, Андрей, это… — директриса замялась, подбивая слова.

— Могила, — заверил я.

— Ага, молодец, понимаешь. Особенно насчет евреев, никому.

— Понимаю, Татьяна Анатольевна, — кивнул я.