Борис Орлов - Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу
— Но как же вы будете одна, Ваше величество? — посмели они все же высказать мне этот вопрос.
Своим ответом я раз и навсегда пресекла все дальнейшие разговоры на эту щекотливую тему, потому что произнесла единственно возможную в такой ситуации фразу:
— Я — не одна, я вместе с Господом…
Так что в последнее время у меня появилось гораздо больше времени на то, чтобы поразмышлять, повышивать, да просто посидеть, зная, что никто не ловит твой взгляд, не следит за малейшим поворотом головы. Вот такая вот радость. Знала бы об этом бедняжка Жозефа, вот бы удивилась! Какая она маленькая и худенькая, как птичка… Птичка-невеличка… Как знать, может быть, я куда охотнее жила бы ее жизнью — пусть бедной и нелегкой, но полной надежд. Пела бы псалмы и пропалывала репу. А надоело бы — так взяла бы, да и убежала, куда глаза глядят! Ведь когда не боишься своим поведением опорочить несколько королевских семей разом, все несколько проще…
Я не заметила, как задремала. И в полудреме мне привиделось лицо дорогого моего супруга, славного короля Ричарда. И оно было таким взбешенным, что и сомнений не оставляет — знает, все знает! И, как это ни странно, вся тревога моя вдруг разом утихла, будто не в грезе, а наяву я увидела, что мой удар достиг цели.
За ужином настоятельница-аббатиса пожаловалась, что сегодня на ночлег попросилась такая орда паломников, что всем едва хватило места. Но тут же принялась расписывать, в какое далекое путешествие они собрались. Не только пойдут посуху, но и поплывут по морю, и все ради того, чтобы поклониться благодатным мощам святой девы Эверильды…
Не могу сказать, что наслышана о ней, хотя имя вроде бы знакомое. И хотя мне не так уж и интересны подробности ее праведной жизни, я все же задаю вопрос:
— Имя ее мне знакомо, но не напомните ли, чем же так знаменита эта святая?
— О-о-о… — мать-настоятельница вздымает руки, не в силах выразить свои чувства словами, — …это воистину замечательная история! Дева Эверильда из Уэссекса была настоятельницей женского монастыря и много лет служила Господу в святости, чистоте и молитве, заботилась об инокинях и подавала им пример своей жизнью. Хоть до Англии путь и не близкий, но я наслышана, что к ее мощам вот уже пять веков стекаются паломники, а особенно паломницы, со всего света! Ведь святая Эверильда помогает будущим матерям и роженицам… Говорят, что она благословила всех женщин Эвен… Эвер… ох, ну что за названия у этих англичан, и за какие прегрешения дал же им Господь такой язык!.. одним словом, деревни рядом с монастырем, и с тех пор ни одна мать в этой деревне не умерла при родах! Представляете, Ваше Величество — ни одна! Мало того, тем женщинам, которые никак не могут понести — тут аббатиса к моему удивлению покраснела, — она помогает зачать дитя… Вот что значит слово ангельское перед Господом! Вот все эти женщины — она махнула куда-то в сторону, очевидно, подразумевая то крыло обители, в которой разместили паломников, — и торопятся припасть к мощам девы Эверильды и заодно омыться в святом источнике, который, поговаривают, забил неподалеку от монастыря сразу же после ее кончины.
— И многим женщинам удалось родить после омовения? — мне на самом деле становится интересно.
— Говорят, что многим… очень многим…
— О, эта дева воистину достойна восхваления! Кто более нуждается в чуде, чем женщины, отчаявшиеся подарить своему супругу наследника… — отвечаю я, стараясь попасть настоятельнице в тон.
И тут вдруг настоятельница бледнеет и замирает на полуслове. Что такое?
— Ваше Величество! — шепчет она вне себя от непонятного мне страха, — простите меня, умоляю вас, простите… язык мой — враг мой, и лукавый всегда рядом, чтобы смутить нас и заставить произносить недостойные речи… поверьте, у меня и в мыслях не было напомнить вам о вашем горе…
Так она обо мне? О, нашла о чем переживать… В моем случае никакой источник, подозреваю, не помог бы. Разве что миру был бы явлен еще один случай непорочного зачатия, в чем я очень сомневаюсь.
Ночью мне не спится… В голову лезут разные мысли: то Жозефа, то репа в огороде, то любимый супруг, то неизвестный нахал, назвавшийся его сыном… А, может, и правда — сын? Посмотреть бы на него, даже интересно, что за человек… Ну уж явно не хуже моего муженька, хотя наглец порядочный. Но где он, а где я? Разве что привет передать с паломниками, раз уж они в те края направляются? А что, это мысль… Очень красиво получится — вот тебе, сынок, от матушки благословление и сердечный привет!
Сказано — сделано. Написать пару строк — дело нехитрое. Надеюсь, что читать по-французски он умеет, все-таки королевский отпрыск. Хотя, если пошел в отца, то и стихи должен сочинять… На всякий случай повторяю те же слова на латыни, и, подумав, добавляю несколько слов по-наваррски — пусть изучает «родной» язык… и запечатываю пергамент. Ну вот, дело сделано, осталось только поговорить с паломниками.
Очень кстати, что мои дамы уже спят… Как они устают со мной, бедняжки! Две из них, как и положено, почти у самых дверей, но спят они так крепко, что мне удается проскользнуть незамеченной. Во дворе монастыря деловито снуют паломники — они уже собираются отправляться в путь. В предрассветной дымке все фигуры кажутся безликими. Сколько тут женщин, подумать только! И все скоро будут уже далеко отсюда… Надеюсь, доберутся до источника и наплодят своим мужьям вскорости ребятишек. Свет фонаря вдруг выхватывает из темноты знакомое лицо — малышка Жозефа, ну и ну! Да она никак собралась сбежать? Вот уж не ожидала такой прыти — оказывается, она гораздо храбрее, чем мне представлялось утром! Глупая, конечно. И молодая. Слишком молодая. Но будь мне столько лет, сколько ей, я бы, по чести сказать, поступила бы так же.
Что-то так грустно стало, что даже письмо дорогому сыночку передавать расхотелось. Казалось, все вокруг, даже глупышка Жозефа, могут отправиться куда захотят. Все, кроме меня. А я так и буду только выполнять чужие приказания… И тут вдруг — назовите, как хотите, Божья ли благодать на меня сошла или наоборот, подстерегло дьявольское искушение, но я бросила пергамент в огонь, метнулась в свои покои, и уже совсем скоро шагала по дороге в толпе других женщин. Как кстати подвернулся под руку чей-то старый потертый плащ и другая немудренная одежда, развешенная у догорающего очага! Дай им Бог здоровья… Обувь у меня, конечно, будет побогаче, чем у большинства, но я очень ловко измазала ее в первой же луже. Капюшон на глаза, в руках торба, и вперед. Подхватываю Жозефу под руку:
— Решила отправиться в дальнюю дорогу?
Если бы не моя рука, девчушка бы упала тут же, как подкошенная… Глаза вытаращила, губами шевелит, а сказать ничего не может…
— Вот что, — говорю я ласково. — У тебя своя тайна, у меня своя. Но если проболтаешься кому — убью. Поняла?
Она молча трясет головой.
— Ну, вот и хорошо. Идем!
Мы продолжаем путь дальше, а на душе легко и приятно. Вот и я отправляюсь в паломничество. Других детей просить не буду, но за недавно обретенного сыночка спасибо деве Эверильде непременно скажу.
Мы без приключений добираемся до очередной деревни, но тут вдруг я вижу, как по вытоптанному двору около харчевни в тревоге мечутся мои придворные. Понимаю, что боятся не за меня, а за себя — что случись, не сносить им головы. Все-таки я хоть какая ни какая, но королева… Да и куда они денутся без должностей и денег, которые я им плачу? Ведь остались только те, кому пойти и вправду некуда. Вот и бросились вдогонку…
Ну, что ж, Беренгария, вот ты и сходила в паломничество, вот и сделала, что хочешь… Никуда, видно, мне от них не деться, так что придется придумать другую историю.
Выхожу вперед, благодаря Бога за то, что кругом стоит шум и суматоха, и паломникам не до меня, и сбрасываю капюшон. Придворные кидаются ко мне с криками, но я тут же приказываю всем молчать.
— Слушайте меня внимательно. Я отправляюсь в Англию. Путь неблизкий. Тем, кто откажется сопровождать меня, я разрешаю остаться в монастыре и дождаться моего возвращения. Но, главное, если не хотите пострадать от гнева моего супруга — никому об этом ни слова. Вы живы, пока сохраняете тайну. Проболтаетесь — мой муж вздернет вас на первом же суку, будьте уверены. Так что…
Свита в замешательстве — я никогда не говорила с ними в таком тоне. Ну, ничего, пусть привыкают!
— И запомните, что сейчас здесь, на постоялом дворе к паломникам присоединиться высокородная дама… высокородная дама… — в голове, как нарочно, ни одного имени! — хм… Беатриса… де Леоне. А наша добрая королева Беренгария продолжает возносить молитвы за стенами обители. Всем ясно?
Ответом мне служит почтительная тишина.
Глава 9
О тридцати трех богатырях и о правосудии божьем или «Спартак — чемпион!»
