Михаил Михеев - Гроза чужих морей
– Все это красиво звучит, но вам не кажется, что их капитан окажется сдерживающим фактором, который не позволит реализовать эту задумку?
– Это еще почему?
– Да потому, что он – отнюдь не тинэйджер, а человек с определенным жизненным опытом и, насколько я могу понять, вполне способен просчитывать и свои шаги, и их последствия. Хотя бы, как у них, военных, принято выражаться, на тактическом уровне.
– Он? Не смешите меня, профессор. Уж кто-кто, а он останавливать никого не станет.
– Вы уверены?
– Ну разумеется. Он ведь ксенофоб.
– В смысле?
– Да в самом прямом. Открою вам небольшую государственную тайну. Вы в курсе, что сейчас создается кадровый резерв? Как раз на случай переселения или, на худой конец, на случай войны. Так вот, одним из условий для успешного продвижения по карьерной лестнице является умеренная ксенофобия. У нашего капитана, как вы выразились, уровень ксенофобии при этом заметно выше, чем в среднем по группе. Отчасти, именно поэтому его туда и направили.
– Но почему…
– Да потому, что мы не можем позволить себе проиграть только потому, что будем проявлять великодушие. Доброта и милосердие к побежденным врагам слишком плохо кончаются, вспомните, сколько раз мы это уже проходили в своей истории. Нет уж. Военный должен быть немного ксенофобом, просто для того, чтобы его не тянуло развязать войну, но при этом и палец не дрогнул на курке, если придется стрелять, а перед ним окажутся, скажем, "мирные" жители. Грядет война на уничтожение, и если наш план не сработает, то, к сожалению, чтобы выжить в ней, нам многим придется поступиться. В том числе, извините уж за цинизм и откровенность, общечеловеческими ценностями вообще и русским великодушием в частности.
– И вы так спокойно об этом говорите?
– А что же я, плакать должен? Нет, дорогой вы мой профессор, это вам колбы да реторты, а мне – страну готовить к бойне. Помните, как там у Джека Лондона? Ешь, или съедят тебя самого.
– Вы страшный человек…
– Да и вы не лучше, профессор. Не забудьте, мы вместе с вами разрабатывали операцию, в ходе которой уже погибли и наверняка погибнут еще люди, которые ни мне, ни, что характерно, вам ничего не сделали. Так что давайте прекратим бесполезные рефлексии, они отдают цинизмом, и будем думать о том, как нам добиться успеха и спасти свой народ. Победить в войне, сами понимаете, мы сможем, только устроив глобальный апокалипсис, а лично меня перспектива жить в мире после ядерной войны не прельщает.
Дальний восток. 1904 год.
Командующий японским Императорским флотом адмирал Того был мрачен, и для этого, увы, были все основания. Война шла не так, как планировалось, и совершенно не так, как хотелось бы. Впрочем, что этим кончится, можно было предположить. В конце-концов, русские – это не китайцы, которых японский флот не так давно разгромил. Надо сказать, это было совсем не так просто, как казалось на первый взгляд, и лишь неверная стратегия, избранная китайским командованием, помноженная на общую слабую подготовку китайских моряков, позволила добиться столь впечатляющего успеха. Положа руку на сердце, в большей степени та победа была следствием не силы японского флота, а безграмотности тех, кто связывал руки китайским адмиралам своими нелепыми приказами, и вороватости китайских чиновников, с детской непосредственностью растащивших огромные суммы, предназначенные на перевооружение флота и подготовку моряков. На этом фоне отдельные образцы профессионализма, порой, даже таланта отдельных китайских командиров кораблей не играли роли, как бы храбро китайцы не сражались. Впрочем, с храбростью у них тоже были проблемы. Отдельные солдаты и матросы, даже экипажи кораблей дрались неожиданно мужественно, но в общей массе их храбрость оставалась ярким пятном на фоне общей серости. Нет, положительно китайцы – не те противники, победа над которыми могла бы служить показателем мощи Императорского флота.
Сейчас же ситуация была в корне иной. Русские – не китайцы, их так просто не возьмешь, это ясно было с самого начала. Да, они никогда не были морской нацией, но при этом по морям ходили давно, и периодически ухитрялись серьезно потрепать нервы любому, кто бросал им вызов. Достаточно сказать, что в открытом бою, когда силы были если не равны, то хотя бы сравнимы, русские пока что не потерпели ни одного серьезного поражения, при этом ухитряясь порой громить противников, количественно превосходящих их в разы. Да и вообще, русские были храбрыми солдатами. Адмирал когда-то слышал шутку о том, что русский солдат больше боится гнева своего командира, чем смерти в бою. Судя по тому, как развивалась война, так и было, причем это в равной степени относилось и к солдатам, и к матросам.
Именно поэтому Того и не хотел генерального сражения со всей русской эскадрой. Конечно, его новые корабли индивидуально превосходили большинство русских броненосцев, но при этом нельзя было забывать и то, что старья в японском флоте тоже хватало. Русским надо было даже не победить в сражении – достаточно им было разменять свою эскадру на три-четыре японских броненосца, и это стало бы для Японии равносильно подписанию смертного приговора. Огромная страна, Россия и флот имела соответствующий. Здесь, на Дальнем востоке, была лишь малая и далеко не самая современная его часть. Того прекрасно понимал, что, случись нужда, русские перебросят с Балтики еще десяток броненосцев, и чем тогда прикажете их встречать? Это еще при условии, что англичане выполнят данное обещание и сумеют не допустить выхода в море кораблей с Черного моря. В свете последних событий Того вполне резонно сомневался, что они смогут или, во всяком случае, захотят выполнить данное слово. А ведь могло получиться и так, что русские сражение выиграют. Во всяком случае, шансы на это они имели неплохие и могли позволить себе рисковать, в то время как Япония имела сил на одно большое сражение, не более.
Тем не менее, японцы все же решились испытать прочность самурайского меча на русском оселке. Отчасти это было связано с тем, что русские сами упорно нарывались на драку. Нельзя бесконечно демонстрировать гордому и воинственному народу, что его считают если не обезьянами, то чем-то очень близким к ним, а русский император с достойным лучшего применения упорством занимался именно этим. Его, конечно, можно понять – после того, как его, еще цесаревича, во время визита в Японию едва не зарубил японский полицейский, нелюбовь к японцам для него стала вполне естественной, но любовь любовью, а государственный деятель должен мыслить рационально, хотя бы не распространяя мнение об одном человеке на весь народ. Тем не менее, Николай продолжал упорно провоцировать войну, делая все, чтобы она стала неизбежной. Да и то, что русские наложили лапу на абсолютно ненужную им, но крайне необходимую Японии Корею, а потом еще и натурально выжили японцев из Китая, вдобавок, ухитрившись из-под носа у японцев увести по праву принадлежащий им Порт-Артур, любви к русским в Стране Восходящего Солнца тоже не добавляло.
Однако даже не будь русский император столь недальновиден, война разразилась бы в любом случае. Для Того не было секретом, что Япония живет в долг, и платой за огромные займы должна быть война с Россией. Поэтому японский флот практически с момента его создания был ориентирован на эту войну. Однако адмирал, понимая всю неизбежность грядущей войны, хорошо понимал также и то, что легкой она в любом случае не будет. Он не боялся, ибо не пристало истинному самураю бояться противника, однако его состояние можно было описать, как опасение. Разумеется, он предпочел бы иметь под рукой более мощный флот, но он также понимал и то, что новых кораблей не будет – на них просто нет денег. Ну что же, самураю не пристало жаловаться на остроту своего меча. Однако и рисковать зря всем флотом, а с ним и будущим Японии Того решительно не хотелось, и генерального сражения с тем соотношением сил, которое имелось на начало войны, ему тоже хотелось бы избежать.
Именно поэтому был разработан план внезапной ночной атаки русских кораблей на рейде Порт-Артура. Увы, блестяще разработанный план, как это часто бывает, оказался весьма посредственным по исполнению. Ни одного русского броненосца потопить не удалось, хотя два из них, да еще и крейсер впридачу, были повреждены японскими самодвижущимися минами. Тем не менее, основную свою задачу миноносцы выполнили, позволив японскому флоту захватить инициативу, а последовавшая вскоре гибель на собственных минах еще двух русских кораблей опосредственно закрепила этот успех.
Однако дальше ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Вначале попала в засаду эскадра контр-адмирала Уриу, посланная для того, чтобы захватить или уничтожить стоящий в Чемульпо "Варяг". Все, и командиры иностранных стационеров, базирующиеся в Чемульпо, и агенты японской разведки в один голос утверждали, что в порту стоял именно "Варяг", и что он вышел навстречу японской эскадре. Однако почему-то эскадра встретилась с кораблем неизвестной конструкции и неизвестной же огневой мощи. Впрочем, хотя возможностей его до конца установить не удалось, они в любом случае оказались более чем солидными, как минимум не уступающими возможностям первоклассного броненосца. Во всяком случае, японская эскадра была уничтожена, а сам Уриу тяжело ранен. Даже удивительно, что он вообще остался в живых, с такими ранениями не живут, однако Уриу выкарабкался, очевидно, просто из чувства долга, чтобы сообщить, что же произошло. Правда, сделав это, он тут же испросил разрешения сделать сепукку, но Того строжайше запретил ему даже думать об этом. Традиции хороши, когда речь идет о цементировании нации и сплочения ее вокруг единого центра, но никак не на войне, когда страна попросту не может позволить себе терять лучших адмиралов.
