Владимир Поселягин - Ганфайтер
Шериф был на месте, о чём мне сообщил один из его помощников. После того как он доложил о нас, мы прошли в его кабинет.
– Простите, как вас? – не расслышал он или сделал вид, что не расслышал, больно уж у него был удивлённый вид.
– Джон Маккена, переселенец, – повторил я.
– Хм, а я слышал рассказы, что вы двухметрового роста, атлетического телосложения, лет тридцати и великолепно стреляете из револьвера.
– Я ещё и крестиком вышивать умею, – хмуро сказал я.
«М-да, во даёт народная молва. Странно, что они меня еще суперменом не сделали», – подумал я, слушая, что говорит шериф:
– … так вы говорите, коня украли? – продолжал расспрашивать нас шериф.
– Да, я заходил в салун, там ещё драка шла, вышел через пять минут, а коня нет. У меня свидетели, – лаконично сказал я, указав на Ларкинса.
– Я Том Ларкинс, владелец ранчо «Цветущий луг». Я с двумя своими ковбоями подъезжал к салуну тогда, когда из него выскочил Джим Хоткинс с дружками, у его лошади было повреждено копыто, и он, вскочив на коня Маккены, ускакал в кабаре «Лилия».
– Где ваши люди? – спросил шериф, записывая наши показания.
– Снаружи, у лошадей, – ответил Ларкинс.
Сняв с нас показания и пригласив также ковбоев Ларкинса, шериф надел широкополый стетсон, почти такой же, как и у меня, только у моей шляпы края были загнуты вверх, у шерифовой же они были ровными, и направился на улицу. Мы последовали за ним.
Взяв троих помощников и нас в качестве свидетелей, шериф направился к «Лилии». Лошадь, которую мне пока дали, оказалась очень строптивой, и только после второго удара кулаком по голове она стала вести себя послушно, правда, почему-то скакала теперь только зигзагами, качаясь из стороны в сторону.
У салуна стояло почти два десятка скакунов, среди которых я сразу обнаружил своего Черныша.
Я особо не беспокоился, со стороны закона прикрыт, а что там дальше будет, увидим, главное получить своё. Ну и долги вору отдать, это естественно.
Черныш, увидев меня, радостно заржал, отчего у меня на лице невольно появилась улыбка, всё-таки за время путешествия мы успели изрядно сдружиться.
Показав шерифу доказательства – свои инициалы на внутренней стороне седла и шрам на ноге, подтвердил, что конь действительно мой. Тем более Черныш постоянно тыкался губами в мой карман, ища что-нибудь вкусненькое.
В салун я зашёл последним, никак не мог привязать даденную мне лошадку, которая, пока я радовался Чернышу, успела отойти от салуна к питьевой бадье. Наконец я не выдержал и рукоятью «кольта» треснул ее по голове.
– Пока я тебя верну, ты точно придурочной станешь, – вполголоса сказал я, привязывая удивительно присмиревшую скотину.
Когда я проходил в салун, то сзади услышал шум падения, а, обернувшись, увидел, что мой временный транспорт лежит на спине кверху ногами, демонстративно подрагивая ими.
Шериф с помощниками уже нашли в огромном, для подобных заведений, зале Джима Хоткинса и его дружков, которые оккупировали сразу три стола.
Причём у некоторых из них были такие же красные шарфы, что я уже видел.
– …именем закона вы арестованы за конокрадство, – услышал я окончание фразы шерифа, подходя поближе.
– Шериф, вы меня с кем-то путаете… – брезгливо скривив губы, сказал длинноволосый парень, с простым, каким-то не запоминающимся лицом.
Но моё внимание привлёк не он, а напряжённый парень рядом. Шериф тоже поглядывал на него, хмуря лоб, было видно, что он пытается вспомнить, где его видел.
– Так или иначе, но вы задержаны… – продолжил шериф.
Я быстро достал из-за пазухи листки бумаги с рисунками разыскиваемых преступников, которые взял в участке, пока мы ждали у шерифа в приёмной, и пролистал их.
«Точно. Это Вилли Харрисон, обвиняемый в убийстве, ограблении дилижанса и нападении на банк. О, неплохо. Двести долларов за голову», – порадовался я. Деньги мне были нужны, всё-таки в земельном управлении мэра Ноксвилла нужно будет заплатить за купленную землю, так что тех крох, что остались у нас после путешествия, надолго не хватит. На полгода максимум. А ведь ещё дом строить.
Пока я заинтересованно разглядывал рисунок, сравнивая его с оригиналом, в зале произошли некоторые изменения. Хоткинс, вскочив на ноги и сатанея от такой предъявы, пользуясь тем, что людей у него в три раза больше, чем представителей закона и свидетелей с пострадавшим, орал, брызгая слюной:
– … вы за это поплатитесь, шериф, мой отец входит в совет города и является самым крупным землевладельцем во всём штате Теннеси…
Мне это быстро надоело и, пользуясь тем, что шериф не успел открыть рот, чтобы отдать приказ на арест, я хмуро сказал:
– Не прикрывай спиной отца свои делишки. Натворил, так будь добр ответить.
– А ты ещё кто такой? – посмотрев на меня налитыми кровью глазами, спросил парень.
«Золотая молодежь в действии», – мысленно вздохнул я.
– Хозяин коня, что ты украл… конокрад.
– Что-о-о?! Никто не назовет Джима Хоткинса конокрадом! – снова взбесился тот.
– Я только что назвал, – напомнил я ему, положив ладонь на рукоятку «кольта».
– Не стоит, Джим, он стрелок, – спокойно сказал Харрисон, глядя мне прямо в глаза. Из Хоткинса как будто выпустили воздух.
Выхватив «кольт», я навёл его на Харрисона и спросил у шерифа:
– Сэр, а за взятие преступника мне причитается награда, если при этом присутствуют представители закона?
– Нет, – ответил шериф слегка удивлённым голосом, но потом он, видимо, вспомнил, где видел этого типа, и воскликнул: – Харрисон!
– Тогда сами его и берите, – сказал я, убирая «кольт» в кобуру и обращаясь уже к Харрисону: – Встретимся в следующий раз, ушлёпок.
Дробовики, что держали помощники шерифа, были направлены на сидящих дружков Хоткинса, пока шериф лично надевал на него наручники. Харрисон тоже протянул руки и, после того как защелкнули на его руках браслеты, сказал:
– На твоём месте, парень, я бы бежал отсюда как можно быстрее… Хоткинс-старший обид не прощает.
– Утрётся, – ответил я безразлично.
– На выход, – скомандовал один из помощников.
– Шериф, когда их вешать будут? – спросил я.
– Завтра их отправят к судье, как он решит.
При этих словах оба арестованных захохотали. Задумчиво посмотрев на весельчаков, я сказал:
– Если судья их освободит, то я приду к нему требовать компенсацию, и будьте уверены, я её получу.
Утром меня разбудил поцелуй жены, потом ещё один. Ответив, я широко зевнул и спросил, открывая глаза:
– Что, вставать уже?
– Вставай, соня, завтрак готов, – сказала Агнесса, отходя от меня.
Выглянув из фургона, я осмотрелся. Караван уже давно проснулся, и сейчас те, кто ещё не успел разъехаться, занимались утренними делами. Спрыгнув на землю и немного походив босыми ногами по примятой тёплой травке, я присел на небольшую лавку, что стояла у фургона, и, потянувшись за первым сапогом, сказал:
– Не понимаю я вас, ранних пташек, как можно вставать в такую рань?
– Восемь утра, по-твоему, это рано, любимый? – спросила меня проходящая мимо Мэри.
– Для нас, сов, это рань ранняя, – ответил я, послав ей воздушный поцелуй, после чего направился к заднему борту, где был закреплён жестяной умывальник. За время путешествия я сделал наш фургон многофункциональным.
После завтрака я один отправился к судье. Меня вызвали к нему на десять часов утра в качестве потерпевшего.
Подъехав к мэрии, где находился офис судьи, я привязал коня рядом с другими и спокойно направился ко входу, с удовольствием поправляя ворот отстиранной рубахи. Я вообще был во всём свежем, постиранном, так что шёл, сверкая патронами на ремне. Даже непривычно. Во время путешествия было как-то не до стирок. Нет, они были, конечно, но я не сказал бы, что часто, не до того было. Так что, вчера у жён был банно-прачечный день.
Неподалёку от входа, где курили два судебных маршала, стояла пятёрка хорошо вооружённых ковбоев, с теми самыми красными шарфами. Догадаться было не трудно, что это отличительный знак людей Хоткинса.
«Ага, значит, папашка уже тут, ну-ну», – подумал я, мельком осмотрев компанию.
Соперников среди них у меня не было. Стрелков из револьвера можно сразу отличить по движениям и взгляду. Именно так я определил, что Харрисон – такой же ганфайтер, как и я. Один из ковбоев, которого я выделил, как более-менее опасного из пятёрки, положив ладони на рукоятки двух револьверов в низко опущенных кобурах, смотрел на меня из-под полей низко надвинутой шляпы.
До них было метров пятнадцать, и я, остановившись, пристально посмотрел на ковбоя, уже прикидывая, как буду их валить, так на всякий случай – что-то не нравилось мне, как парень, что смотрел на меня, отвернулся и заговорил с одним из своих.
Ещё раз окинув их пристальным взглядом, я приветливо кивнул маршалам и, открыв дверь, вошёл в фойе.
Меня уже ждали, и секретарь немедленно провёл меня в кабинет судьи. В кабинете было многолюдно. Кроме судьи, пожилого сухопарого мужчины болезненного вида, я заметил шерифа, Тома Ларкинса и троих мужчин, в одном из которых сразу определил Хоткинса, родственные черты не скроешь.
