Шелест 4 (СИ) - Константин Георгиевич Калбанов
За оградой меня встретили ещё трое охранников, во главе с десятником, у которого на бедре и животе обнаружились кобуры с пистолетами. Наверняка так же заряжены «Пробоями». Впрочем, об опасности появления одарённых я уже говорил…
— С выздоровлением, Пётр Анисимович, — приветствовал меня Успенский, едва я вошёл в его кабинет.
Иван Артёмович поднялся из-за стола, и пройдя ко мне навстречу протянул руку. Интересно, это он сейчас играет, или и впрямь рад видеть меня в полном здравии. Ведь не может же не понимать, что сейчас идёт буквально по лезвию бритвы, и стоит мне почувствовать фальшь, как он поплатится за это своей головой.
Увы, но как бы теперь я не пытался нанести ему «Повиновение», у меня ничего не получится. Они с «Верностью» являются взаимоисключающими.
— Благодарю, Иван Артёмович, — пожимая руку, ответил я, глядя ему в глаза.
— Если позволите, Пётр Анисимович, сначала расскажу я, а после уж вы станете спрашивать.
— Я слушаю, — опускаясь на стул, сделал я приглашающий жест.
— Чаю? В кладовой дома обнаружился отличный чай, замешанный на различных травах и кусочках сушёных фруктов и ягод, просто великолепный вкус.
— Пожалуй я выпил бы кофе.
— И с этим всё в порядке. Марфа, чай и кофе, — повысив голос, распорядился он.
Успенский утверждал, что женщины порой куда предпочтительней в его работе, а уж в делах связанных с канцелярской работой, так и подавно. Поэтому у него в штате хватало молодых девиц.
Выделяя на их выкуп деньги я даже заподозрил экспедитора в том, что он приобретает их с определённой целью. Но ошибся. Так на прослушке были задействованы исключительно девицы. А чтобы облегчить им работу, я лично нанёс им узоры «Выносливости» девятого ранга, которые затем подправил на десятый. Успенский же одарил их «Повиновением», уж больно много секретов им было доверено. Да об одном только наличии «Поводков» знают лишь я, Мария и Успенский, ну и его слухачи.
— Если позволите, я коротко и по существу, — заговорил Успенский, опускаясь за стол. Когда я понял, что «Повиновение» больше не действует, признаться меня это сильно озадачило. Сорвал с себя рубаху и стал смотреться в зеркало не веря своим глазам.
— Отчего же. Это ведь всего лишь означает то, что я погиб, — пожал я плечами
— В том-то и дело, что нет. Всякий раз после смерти хозяина узора, его носитель теряет сознание, порой на несколько часов. А тут просто понимаю, что поводка больше нет, сам же при памяти. Поверьте, вы далеко не первый кого вынимают с того света, и ни разу я ещё не слышал, чтобы наложенные им узоры исчезали.
Хм. А ведь и впрямь, так оно и есть. Да я и сам на практике убедился в этом, в доме убиенного мною курского дворянина Егорова, когда его пёс затих в будке. Похоже причина в моём подселившемся к этому телу сознании и едином информационном поле Земли. Не суть важно. Я сделал жест Успенскому, чтобы он продолжал.
— Так вот, поначалу я решил, что это просто моя особенность, закурил и крепко задумался как быть дальше. Первым порывом было сообщить Шешковскому о творящемся здесь. Но жизнь научила меня, для начала остыть и выкурить трубочку, а если кровь продолжает бурлить, так и вторую не помешает. Пока курил и прикидывал варианты, ко мне прибежал Игнатов, сообщивший, что вас доставили в палатку целителя. А когда мы дошли до неё, то узнали, что вы живы, и спасли вас ваши компаньоны. То есть, никто из нас сознания не терял, но как минимум я и Игнатов своих узоров лишились. Приплыли.
— Вы поняли, что в это попросту никто не поверит, и вас обвинят в измене, — улыбнулся я.
— Именно так и было бы. И тогда мы призадумались уже с Игнатовым на пару. По всему выходило, что злого умысла против престола или государства у вас нет, наоборот, все ваши действия направлены только во благо. Разве только желая избежать помех, вы походя преступаете закон. Впрочем, я не осуждаю. Поначалу-то, обретя независимость суждений, мы с Михаилом как раз полагали иначе. Но после четвёртой совместно выкуренной трубки, кровь поостыла, в голове туман развеялся, и появилась ясность мысли.
— То есть, простили меня? — склонив голову на бок, поинтересовался я.
— Не простили. Но по здравому рассуждению, поняли. Как сообразили и то, что вы не остановитесь, и либо уничтожите нас, либо опять посадите на поводок. Поэтому пришли к единственно верному решению, уйти со службы в Тайной канцелярии, и поступить на службу к великой княгине Долгоруковой, дав ей вассальную присягу, и приняв узор «Верность». Ну и заодно предложили создать свой Тайный приказ, благо, по сути, он уже имелся.
Поверил ли я ему? А какие варианты? И дело даже не в принятом им узоре «Верность». С одной стороны, он оказался между двумя берегами. Вернуться обратно, погибнуть, ну или, как минимум, пройти через семь кругов ада. Остаётся пристать к другому, тем более, что это не противоречит его убеждениям.
— От амулетов «Поводков» избавились, Иван Артёмович? — поинтересовался я.
— А вы не проверяли? — удивился он.
— Не до того было.
— Не избавился. Не вижу в этом смысла, коль скоро собираюсь служить верой и правдой. Опять же, благодаря этому вы Марии Ивановне жизнь уже спасли, глядишь, в случае беды и меня горемычного не оставите.
— Хм. Надо бы подумать, получится ли наводить «Портал» по «Маяку».
— Чтобы поспеть, пока мне уши не отрезали? Было бы неплохо, — даже оживился экспедитор.
Впрочем, какой он теперь экспедитор. Не в том плане, что я сейчас начну формировать КГБ и величать всех безопасниками. В конце концов, как ты не назови главное, чтобы работало. Просто он уже на должности дьяка. Интересно, озаботилась ли этим Мария. Сомнительно как-то, коль скоро проторчала столько времени подле моей койки.
— А ещё, эдак не сильно запыхаешься в погоне
