Здесь водятся драконы - Борис Борисович Батыршин
Он извлёк из-за обшлага кителя конверт, вскрыл его, достал листок дорогой веленевой бумаги и принялся читать:
— «По прибытии во Владивосток капитану второго ранга Казанкову следует принять под команду вооружённый транспорт „Манджур“, приписанный в настоящее время к Владивостокскому порту в качестве таможенного крейсера…» Не приходилось слышать о таком?
Матвей помотал головой.
— Оно и неудивительно. Корабль это скромный, не из тех что попадает в петербургские газеты. Парусно-винтовой барк, трехмачтовый с плоским дном, для облегчения действий возле необорудованных побережий, «Манджур» был, заказан ещё в конце пятидесятых годов, на верфи в Бостоне, Северная Америки. Его карьера началась с доставки из Североамериканских Штатов двух паровых молотов, землечерпалки и 500 пудов машинного масла в Гонконг, а оттуда в Николаевск-на-Амуре. В дальнейшем это неброское, но надёжное судно исправно тянуло лямку военного транспорта — возило по всему дальневосточному побережью и на острова грузы, солдат, переселенцев и строителей, снабжал воинские посты и поселения, и даже принимал участие в боевых действиях, хотя и опосредованно. Две медные десантные десятифунтовки и двадцатичетырёхфунтовая карронада, снятые с «Манджура» для усиления обороны военного поста в гавани Новогородской, весьма пригодились при отражении отряда Хунь-Чуньского фудутуна Цинской империи — полсотни солдат и казаков попросту не продержались бы без этих пушек против шести сотен вооружённых китайцев.
Казанков покопошился, устраиваясь в шезлонге поудобнее. Матвей молча внимал.
— Но самой славной страницей в службе «Манджура», которая, несомненно, войдёт и анналы флота Российского, стало основание Владивостока. Что, неужели и об этом не приходилось слышать?
Матвею оставалось лишь помотать снова головой.
— И чему вас только учат в гимназиях? — весело удивился офицер. — А ведь событие это наиважнейшее! Второго июля 1860-го года года «Манджур» под командованием капитан-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера высадил на северном берегу бухты Золотой Рог отряд солдат третьей роты 4-го Восточно-Сибирского батальона под командованием прапорщика Н. В. Комарова. С этого и началась история военного поста и поселения Владивосток, впоследствии разросшегося до города и главного порта России на Тихом Океане. И когда через год, в августе 1861-го в бухту вошел британский корвет «Энкаунтер», его команда увидела на берегу бревенчатые срубы, блокгаузы с орудиями и главное — развевающийся на высоком флагштоке российский флаг. Находившийся на борту «Энкаунтера» вице-адмирал Хоуп сказал тогда своим офицерам: «Увы, джентльмены, мы опоздали», признавая тем самым первенство России.
Матвей опустил голову — щёки его горели от стыда. к его глубочайшему стыду, он ровным счётом ничего и о «Манджуре», и о Николаевском посте. Об освоении Дальнего Востока ему, правда, кое-что приходилось слышать — по большей части на уроках географии, которая, надо это признать, не относилась к его любимым предметам.
— Ну да не беда, ещё успеется во всех деталях изучить… — смилостивился Казанков. — Вот прибудем во Владивосток, сейчас же в библиотеку! Хотя, времени на чтение у нас, друг ты мой Матвей, считай, не будет вовсе…
И он снова развернул телеграмму Остелецкого.
— Вениамин Палыч сообщает, что на «Манджуре» к нашему прибытию должны будут закончиться ремонтные работы. Так что принимаем судно, грузимся — и выходим в море. Хорошо, если недели две на берегу у нас выйдет!
— Выходим в море? — Матвей наконец справился с приступом самобичевания и снова обрёл способность воспринимать полученные сведения. — Что же, и мне с вами плыть?
— Идти, юноша, идти. — назидательно произнёс моряк. — Плавает сами знаете, что… Да, с этой минуты вы переходите в моё полное подчинение — если, конечно, не передумаете. Человек-то вы вольный, присягой и приказами не связанный, идти можете, куда в голову взбредёт и выбирать любое поприще, какое захочется. В тех краях, куда мы направляемся, толковые, образованные люди на вес золота, так что, несомненно, найдёте себе дело по душе. Но если всё же сочтёте возможность продолжать в том же духе, что и до сих пор — то, пока мы не прибыли к пункту назначения, займёмся вот чем…
V
Египет,
Александрия.
Барон Греве всегда пользовался репутацией человека вспыльчивого, но отходчивого и в общем, не злого. Слуги, как и те, кому пришлось в разное время служить под его началом, барона не боялись, зная, что если он и обматерит кого в запале, то будет это за дело, и тем кара и ограничится.После чего обруганный мог рассчитывать если не на прямое извинение, то на некий знак внимания, выполняющий негласно роль такового.
Но сегодня все — может, за исключением капитана и старшего помощника «Луизы-Марии», быстроходного грузопассажирского судна, использовавшегося четой Греве в качестве роскошной яхты, старались держаться от судовладельца подальше. Среди команды ползли шепотки — конечно, скрыть такое происшествие, как похищение супруги барона, случившееся в Александрии, было немыслимо. Рассказывали о трупах, оставленных налётчиками, о зарезанной служанке баронессы. По счастью, это была не горничная-мулатка, повсюду сопровождавшая баронессу ещё со времён её первого замужества — в вечер перед нападением на особняк, снятый Греве в европейском квартале Александрии, мадам Камилла отправила Лиззи на «Луизу-Марию», чтобы отобрать для хозяйки кое-что из обширного гардероба, хранившегося на яхте, и при госпоже оставалась лишь служанка-арабка, нанятая на время, для ухода за жилищем. Она-то и пала жертвой убийц — как и сторож, нанятый здесь же, по рекомендации сотрудников бельгийского консульства.
Сам барон категорически отказывался говорить на тему этого ужасного происшествия, сделав исключение лишь для секретаря бельгийского консула, доставившего на борт «Луизы-Марии» записку с выражением сочувствия от своего патрона, да троих чинов александрийской полиции, проводящих расследование этого прискорбного происшествия — этих барон едва не скомандовал выбросить за борт, когда один из незваных гостей задал неделикатный вопрос касательно частной жизни супружеской четы. Тем контакты с внешним миром и ограничились — если не считать маленького конверта, доставленного на борт с ежедневной почтой на следующий день после прибытия на судно самого
