Адвокат вольного города.2 - Тимофей Кулабухов
Тем не менее, за пару секунд, прямо на моих глазах — к коврику был пришит белый кусочек ткани с адресом в китайском квартале. Подозреваю что надпись сделана чем-то термоядерным, не поддающимся стиранию.
…
Убравшись подобру-поздорову от китайских товарищей, удерживая под мышкой коврик, скатанный в трубу, я добрался, наконец, до бизнеса гражданина Скарабейникова.
Но тут моё желание быстренько поговорить и даже «светануть» товаром потерпело неудачу.
Торговая точка юного купца оказалась очень оживлённым местом, шумным. Люди заходили, выходили, народа много, так не поговоришь.
— Сергей Константинович, теперь я к вам в гости. Хотел пообщаться, но, вижу у вас тут дым коромыслом, народ бродит, а разговор у меня неспешный, серьёзный.
— На тему? — пожал мне руку Скарабейников, перегнувшись через витрину.
Что за день такой, все меня быстро в оборот берут, прямо не окучить никого!
— Макры, конечно же. Помните, я вам когда-то давно пару красных макров, добытых на охоте, предлагал выкупить?
— Честно говоря, не помню, но, действительно готов купить. И?
— У меня сейчас чуть больше тех нескольких макров… Когда закроете лавку, уделите стари… — тьфу, чуть не сказал «старику», как я делал в прошлой жизни, — старому приятелю пятнадцать минут вечерком?
— К вам в офис? Могу только после закрытия своей лавки. После четырёх часов, благо вы тут недалеко находитесь.
— Ничего, меня устраивает, без проблем дождусь, я очень усидчивый… профессиональная привычка.
По дороге с рынка зашёл на местную почту.
Тут была очередь, время как тягучая чернильная клякса тянулось медленно, работница почты смотрела устало, хотя и сравнительно дружелюбно.
Также, как и в моём мире можно отправить конверт, письмо, бандероль, открытку, небольшую посылку.
Отстояв очередь, я получил бланк отправки бандероли и сжатые пояснения, как её отправить.
Я собирался отправить «своей матери» недавно купленные золотые часы. В том числе и потому что — для чего-то же я их купил? Я уже внимательно (и без зазрений совести) перечитал всю личную корреспонденцию предшественника и знал, что прежний Аркадий не питал тёплых чувств ко всем членам семьи, кроме своей матушки.
Но тут образовалась лёгкая проблема. Называется — почерк. Корявый наклонный почерк прежнего Аркадия мало напоминал мой. Как это ни странно (а опыт переселения душ у меня небогатый), в новом теле я писал приблизительно тем же почерком, что и в прошлой жизни.
Допустим, я напишу письмо в округлых выражениях, вроде — Дорогая мама, у меня всё хорошо, работаю адвокатом, дружу с Филиппом, снимаю по дешёвке офис, деньги лежат в банке, пока их не трогал, вот выписка, покажи отцу. Шлю тебе с честно заработанных денег часы, носи на здоровье. Погоды тут отличные, когда со степи не дет ветер. Родственникам большой привет.
Выписка у меня и правда есть, я специально снял до пятидесяти тысяч ровно, потом банкиры мне дали выписку (это стоило мне шесть рублей), потом «докинул» ещё несколько, но выписка-то осталась!
Беда в том, что мой почерк далёк от почерка Аркадия, такой длинный текст этот факт выдаст с головой. А тут нарисуются перспективы что меня разоблачат.
С другой стороны, как член большого семейства, я должен периодически подавать признаки жизни. Отсутствие писем от меня тоже будет воспринято подозрительно.
Надо что-то придумать.
* * *
Вечер.
Дверной колокольчик, починенный после нападения со стороны товарища Кита, послушно дзинькнул и в офис вошёл слегка усталый после насыщенного дня молодой торговец Скарабейников.
— Сергей Константинович, милости прошу, присаживайтесь.
Он привычно сел на стул и устало вздохнул, не говоря ни слова и предоставляя мне возможность говорить, раз уж позвал.
Я встал, запер на ключ офис, зашторил окна, а то мало ли какая шальная бабуся ворвётся, а мы тут макрами меряемся?
Только после этого достал саквояж, сместил все бумаги со стола в один угол и стал по одному доставать мешочки, приоткрывать и ставить на столешницу.
Он никак не отреагировал, лишь слегка улыбался, будто каждый день ему такими объёмами охотники сдают.
Когда я достал всё, то оперся о стол, скрестил руки и сказал.
— Я бы хотел всё это продать.
— Откуда гостинцы?
— Из лесу… в смысле, клиент расплатился за оказанные услуги.
— А документы?
— Есть… точнее сказать, сделаю, оформлю отгрузку со своего прииска.
— Но они определённо не с прииска, тут есть макры второго и третьего уровня, в том числе довольно ценные, животные и растительные.
— Не важно, главное документы есть. На сколько всё это тянет?
— Затрудняюсь сказать, — в противоречии со сказанным, по умному лицу Скарабейникова было видно, что цену он очень даже знает. — Вы ведь понимаете, что каждый макр по-хорошему бы поштучно оценить. Но могу точно сказать, тут десятки тысяч рублей, если говорить про розничную цену.
— За сколько вы бы у меня это купили?
— После некоторых раздумий он непроизвольно отзеркалил мой жест и тоже скрестил руки.
— В любом случае, у меня не будет на всю партию финансов…
— Подскажете кого-то из вашей братии, у кого будет нужная сумма?
— Послушайте, Аркадий Ефимович, любой торговец… ну, кроме меня, разумеется, купит это за двадцать пять — тридцать процентов от рыночной цены, чем здорово вас нагреет. Вы не найдете честного и щедрого торговца на большую разнотиповую партию. Что уж утаивать, на однотипную тоже. Были бы они у вас все патронные, вы бы могли продать их на одно из предприятий оборонной промышленности, были бы автомобильные…
— Я понял логику. Продал на автозавод. Они ценные, но очень разные. Это их плюс и минус одновременно.
— А в чем плюс?
— Их не отследить. Партию в три тысячи одинаковых не спрячешь, а на эти…
— Откуда вы говорите, ваш клиент их взял?
— Я не говорил. Собрал, он своего рода коллекционер. Так вы сказали, кроме вас никто честную цену не даст? А у вас денег нет? Патовая ситуация.
— Не совсем. Аркадий Ефимович, я готов взять их на реализацию.
— Как это? Поясните?
— Они выставляются у меня в лавке. Покупатель приобретает, платит мне. Я беру свой скромный процент, а вам отходит большая часть. Таким образом мы оба имеем постепенную продажу всей партии. За скорость не скажу, для
