Дренг (СИ) - Борчанинов Геннадий
— Шагом! — крикнул я.
Строй двинулся вперёд. Мы стучали топорами о щиты, вселяя ужас в сердца врагов, надеявшихся на лёгкую добычу. В мой щит вновь ударила стрела, звякнув о металлический умбон.
— Мерсия и Крууленд! — заорал кто-то из саксов, пытаясь вернуть себе храбрость.
Их было чуть больше, чем нас, но я отлично видел — они не были воинами. Может быть, один из пяти или один из трёх, все остальные сражались, лишь потому что это было необходимо. Среди викингов те, кто не хотел сражаться, оставались дома, пахать землю, пасти скот или ловить рыбу, и это давало норманнам огромное преимущество.
— Вперёд! Их меньше, чем нас! — проорал сакс, но мерсийцы благоразумно не спешили бросаться на стену щитов.
Мы встали в две шеренги, и это значило, что даже если кому-то из саксов удастся прорвать первую, то воины из второй его тут же прикончат. А за нашими спинами маячили Сигстейн и Фридгейр, соскочившие с лошадей и тоже взявшиеся за оружие. Хоть они и были ранены, но всё же собирались сражаться до конца, если вдруг что-то пойдёт не так. А пока они успокаивали лошадей и выводили их из реки, прикрываясь щитами.
Из рядов мерсийцев вышел рослый мужчина, на голову выше меня, с двуручным топором в руках, напоминая вставшего на задние лапы медведя. Кьяртан, стоявший слева от меня, только усмехнулся. Большие шкафы громче падают.
— Мерсия! — заревел он, кидаясь на стену щитов и собственным примером увлекая за собой остальных.
Его двуручный топор вонзился в щит Гуннстейна, разбивая его в щепки, но строй не сломался, выдержал этот безумный напор, и в ответ ударили сразу несколько топоров и копий, не оставляя саксонскому богатырю ни единого шанса увернуться. Я видел, как чьё-то копьё пропороло его скулу, оставляя за собой широкую кровавую борозду, как кто-то ткнул мечом из-под щита, вскрывая бедренные артерии и словно пытаясь его оскопить, так что сакс взвыл по-бабьи, но вновь замахнулся топором.
Из-за его спины на наш строй налетели остальные, невольно его толкая и сбивая ему прицел, так что норманны успели ударить ещё раз, и этих ударов он уже не пережил, рухнув на колени с пробитым горлом. Строй не дрогнул ни на шаг.
В мой щит ткнулся чей-то тесак, мерсиец с перекошенным от ненависти лицом пытался найти брешь в нашей обороне. На нём не было шлема, это его и сгубило. Топор стесал с него кусок скальпа, ухо и кусок щеки, остановившись, только когда разрубил артерию и ключицу. Фонтаном брызнула кровь, сакс рухнул наземь, а его место занял следующий.
Драка превратилась в рутинный цикл. Закройся. Ударь. Закройся. Ударь. Но, растеряв первоначальный запал, саксонская атака захлебнулась и мерсийцы быстро откатились назад. Умирать никто не желал, и первые из саксов уже улепётывали вглубь болота, сверкая пятками. Оставшиеся вдруг поняли, что теперь они в меньшинстве и тоже драпанули со всех ног. У нас же для погони не было ни сил, ни желания.
— Да! Один даровал нам победу! — потрясая окровавленным копьём, прорычал Рагнвальд.
Мы радовались и смеялись, празднуя победу над двумя десятками саксов так, будто разгромили целую армию. В этот раз победа далась нам гораздо меньшей ценой, погиб только Хьялмар, став первой и единственной жертвой с нашей стороны. Он рухнул в реку и его уже унесло течением, поэтому мы лишь помянули его и принялись за дела живых. Мёртвым уже всё равно.
Раненых тоже оказалось не так много. Гуннстейну сломало левую руку, и это была единственная более-менее серьёзная травма из всех. Порезы, синяки и ушибы, как обычно, никто не считал.
Зато саксов на берегу осталось лежать не меньше десятка, и мы принялись обирать тела, раздевая мёртвых догола.
Я увидел, что Асмунд подошёл к саксу, которому я раскрошил лицо ударом щита, и намеревается его добить и обобрать. Этот мерсиец был ещё жив, хоть и прикидывался мёртвым.
— Эй, Асмунд! Это мой! — крикнул я. — Оставь его в покое.
Человеколюбием я не страдал. Наоборот, я планировал допросить этого сакса, а с человеколюбием это никак не вяжется. Нам требовался проводник по этому стране болот, и пусть даже это был мерсиец, а не восточный англ, здешние места он всё равно должен знать. В конце концов, они знали, где нас встретить и где поставить засаду.
Так или иначе, я разжился перевязью с длинным ножом, которую тут же нацепил на себя, новым шерстяным плащом с бронзовой фибулой в виде спиральки, и ещё кучей всякой мелочи, которая отправилась во вьюки с добычей.
— Сакс, — вдруг произнёс Торбьерн, разглядывая мой новый нож.
— Чего? — хмыкнул я.
— Нож твой, — пояснил кузен. — Сакс.
— Потому что у сакса отобрал? — не понял я.
— Нет, просто. Так называется, — сказал он, вытягивая сакс из ножен.
В длину он был сантиметров сорок вместе с короткой рукоятью, резко заострялся в конце, идеально подходя для колющих ударов. Торбьерн попробовал остроту ногтем, сбрил пару волосков на руке. Заточка имелась только с одной стороны, с другой был только широкий обух.
— Добрый нож, — оценил кузен, перекинул его в руке и протянул мне рукоятью вперёд.
— Ага, — буркнул я, возвращая оружие в ножны.
Все остальные тоже хвастались трофеями и распихивали добытое по мешкам и сумкам. Я же отправился к единственному саксу на берегу, который остался полностью одетым, и присел на корточки рядом с ним. Кажется, я сломал ему нос, расквасил губы и выбил несколько зубов. Лицо, умытое кровью, распухло. На вид ему было лет сорок, на голове обширные залысины, в бороде и усах виднеется седина. Он уже пришёл в себя и, видимо, пытался незаметно отползти в сторону, к кустам, но я ему не позволил.
— Сакс, — произнёс я.
Он посмотрел на меня снизу вверх, испуганно, как затравленный зверь, потом коснулся деревянного распятия на шее.
— Жить хочешь? — спросил я. — Как твоё имя?
— Кеолвульф, — прохрипел он пересохшим горлом.
— Кто вас послал, Кеолвульф? — спросил я.
— Перережь ему глотку, Бранд, да и делу край! — воскликнул Хальвдан. — Нам пора отсюда убираться, сейчас совсем уже стемнеет!
Кеолвульф покосился на громогласного Хальвдана, дрожа от страха. Пленный сакс полностью и целиком осознавал свою беззащитность.
— Т-тан Элфрик, — прогундосил он. — Нас послал тан Элфрик.
— Элфрик? — хмыкнул я. — Не Осберт?
— Элфрик, — кивнул Кеолвульф. — В… Вон он лежит.
Он показал на того богатыря, который пытался сломать наш строй. Его уже лишили оружия, браслетов и одежды, и молочно-белое тело ярким пятном виднелось в вечернем сумраке. Как и все остальные.
— И с чего бы тану Элфрику на нас нападать? — спросил я.
— Мы увидели ваш караван, — признался Кеолвульф.
Всё ясно. Те всадники вдалеке, это были не выжившие люди Осберта, это были люди Элфрика, принявшего нас за торговцев-северян. А что, неплохой план. Тем более, устроить засаду на границе с чужим королевством, это значит, ещё и отвести от себя подозрения, мол, я не я, это англы напали на простых путников.
— Ну-ка, Кеолвульф, напомни, что в Мерсии делают с разбойниками? — спросил я.
— Вешают, — прохрипел он, вновь касаясь распятия.
Я огляделся по сторонам, но не увидел ни одного дерева поблизости, только камыши, осоку, кувшинки и низкорослые заросли ивы.
— Тебе повезло, Кеолвульф, — сказал я. — Здесь негде тебя вешать. Ты знаешь эти места?
Сакс закивал.
— Вставай, — приказал я. — Будешь показывать дорогу. Но если вздумаешь с нами шутить, умирать ты будешь очень медленно и мучительно. Понятно?
— Д-да, — закивал Кеолвульф, неловко поднимаясь на ноги и отряхиваясь от налипшей грязи.
— Бранд, зачем тебе этот заморыш? — спросил Кьяртан.
— Он знает эти места, — сказал я. — Да и в конце концов, рабы тоже стоят серебра.
Кеолвульф хотел жить, я хотел, чтобы нас кто-то мог провести по болоту, а значит, наши цели пока совпадали. Да и к тому же, взрослый сильный мужчина на рынке рабов мог стоить от одной марки серебра до двух, а это уже почти полкило благородного металла.
