Тревожная весна 1918 - Александр Дорнбург
Теперь быстро зову двоих своих партизан и мы мигом переодеваемся. Срывая с возницы засаленную вонючую шапку и грязный тулуп и набрасываю их на себя. В сумерках мы, если не приглядываться, будем походить на убиенную троицу, и я тут же разворачиваю трофейную телегу. Подъехав к амбарным воротам, уверенно стучу в них. Я сразу юркнул в мертвую зону, чтобы из окон дома видно не было. Знакомой лошади и телеги будет достаточно. К тому же дождик окончательно прошел, зато легкий туман откуда-то взялся.
Почти сразу с той стороны послышались увесистые шаги, с лязгом откинулся засов, одна створка отворилась от толчка.
— Чего вернулись? Соскучились? — послышался хриплый голос.
Затем бравый красный интендант выглянул за ворота и с удивлением уставился в глушитель «Маузера», направленный в него. Высокий, в чистой новой форме, но волосы длинные, усы и бакенбарды. Прямо вылитая Богиня дискотеки из "Голубой Устрицы". Явный петушара! Так удивленный он и умер. В лице, прямо в скуле у него появилась дыра, он дернулся, но не упал, и тут же вторая дыра возникла у него во лбу. Я был спокоен, как ледышка. Убийство — это не удовольствие, а серьезное дело, требующее засунуть все свои эмоции куда поглубже.
Отправляю одного из своих бойцов позвать оставшихся партизан, другой пока возится у ворот и заводит захваченную телегу во двор. Сам же пока вылавливаю из кармана бекеши патроны и пополняю боезапас. Лишним не будет. Потом уверенно отворяю дверь в дом и захожу внутрь. Наглость – второе счастье! Воздух в комнате был отвратительным: запах давно немытых потных тел смешивался с запахами прокисших окурков и винного перегара. Стены были выкрашены в унылый зеленый цвет. Тут за липким столом с живописными остатками ужина сидело четверо грязных красноармейцев, и удивленно таращилась на меня, недоумевая, чего это я у них забыл. У "товарищей" от обильно выпитой сивухи уже наступила последняя стадия мании величия: когда ты самый умный, самый сильный, самый мужественный во всей вселенной, и твой рост два метра без каблуков.
— Ты чё, бык в загоне, приперся? — не среагировал один из принявших на грудь "товарищей" сразу правильно.
Его короткие рыжие волосы были жесткими от высохшего пота, а под правым глазом синел фингал. В руке полный стакан самогона. Этот бравый герой как будто только что выполз из куска тухлого мяса.
Я почти чувствовал его мерзкий запах, мне в лицо пахнуло зловонием. Так вот ты какой, прославленный пролетарский дух! Словно подтверждая опасения красногвардейца, издалека донесся треск ружейных выстрелов, надо же почти успел. Поднимаю Маузер и на противников обрушивается град пуль. Их я уже не жалею. Тут нормальных людей быть не может, вали всех, пусть Господь их сортирует в свободное время. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, хлоп-хлоп по две двойки в грудь каждому. Ноздри обжег запах пороха. Все кончено.
Черт, голова гудит, и в ушах звон, устал, как будто всю ночь вагоны разгружал. Мои партизаны рассыпаются по складу, обыскивая его в поисках уцелевших врагов, но, кажется всех большевиков мы здесь уже прикончили. Теперь срочно ищем пулемет, закрываем двери и ворота и готовимся отражать атаки красноармейцев и им сочувствующих. Скоро пулемет был найден и один и партизан, знакомый с "Максимом", подхорунжий Морозов с полудюжиной товарищей спешно оборудует пулеметное гнездо на крыше склада. Остальные бойцы ему в помощь за тягловую силу и в качестве огневой поддержки. Теперь нам остается только ждать развязки... Тут я уже на сегодня отвоевал свое... Навалилась какая-то слабость.
"Я в безопасности". Эта мысль унесла с собой страх.
Но тут лабиринт настоящий, вся война будет исключительно на удачу, кому больше повезет, и за спину к нам пройти труда не составит. И из защиты все больше деревянные заборы, которые любая пуля шьет легко и запросто, а нас тут всего одиннадцать... Хотя, если «товарищи» бездумно решат сюда войти на чистой борзоте – проблем особых не будет. Ничего, повоюем еще, повоюем. Мы уже неплохо их положили, уродов, очень неплохо.
Тем временем основная колонна дошла до ревкома. Там уже слонялись на улице и в коридорах двухэтажного здания остальные два десятка китайцев из "интернационального" отряда Шэн Сю-Чена.
Группа делает резкий рывок, а в это время двое часовых, расположенных у входа, тихо оседают убитыми. Взмахи кинжалов китайских друзей не оставили им шансов. Тела аккуратно придерживаются, чтобы они не падали слишком громко. Та же участь постигла еще двух красноармейцев разгружавших дрова с подводы у ревкома. И так же завхоза, приглядывающего за ними.
Моментально внутрь с клинками наголо уже ворвались охваченные жаждой крови узкоглазые бойцы из калмыков. Первую
