Ванька 3 (СИ) - Сергей Анатольевич Куковякин
Ивана за границу не брали. Не заслуживал он такого вследствие особенностей поведения в быту. Мог что-то и отмочить, выходящее за границы дозволенного коммунистической морали. Не брали, а парню очень хотелось не только на фотографиях родителей полюбоваться на Пороховые ворота, пройтись по Карлову мосту, проплыть на кораблике по Дунаю…
В медицинский-то институт он во многом поступать решил из-за того, что после его окончания была возможность стать судовым врачом и весь мир объехать. Ну, может и не весь мир, но хоть его какую-то часть.
Вот сейчас судьба ему это и компенсировала по полной программе. Сбылась, как говорится, мечта идиота. Через всю Россию Ванька Воробьев на поезде за казенный счёт прокатился, местами ещё и останавливался. Правда, из-за болезни, но всё же — не только проездом он на необъятных просторах родины побывал. Довелось ему и в Империи Цин землю потоптать. Сейчас вот он в Корее.
Всех нормальных пленных из Даляня в японский плен отправляют, а их группу по неведомой причине в Корею занесло. Может, ошибка какая вышла? Или поиск новых путей транспортировки военнопленных японцы отрабатывают? Ваньке Воробьеву об этом конвоиры не сообщали. Держали в полном неведении.
Люди вокруг Ивана были все им только в первый раз увиденные, знакомцев не имелось. В партии пленных, в которой он сейчас находился, никого из полевого госпиталя или из его бывшего полка не было.
Глава 26
Глава 26 Мысли в пути
Эх, мне бы, дураку, сразу объявиться…
Всё честно сказать…
Сказать, что так и так, никакой я не подпоручик, просто в полевом госпитале меня в офицерскую форму переодели…
Придумать что-то…
На войне чего только не бывает, не такие ситуации ещё случаются…
Я же что-то протупил, а потом уже было поздно.
Без разницы, как и кем там я у японцев записан, перед своими-то надо было открыться. Сейчас меня офицером считают, а я помалкиваю.
Дедушка говорил, что, молчи — сойдёшь за умного. Какой уж тут умный…
Прикинулся я контуженным. Сказал, что память у меня напрочь отшибло. Кто я и где служил, как воевал — ничего не помню. Совсем-совсем. Может я и не я… Наплёл всякого-разного с три короба. Ничего лучшего у меня не придумалось.
Мне поверили, головами покачали, пожалели. Да, сказали, бывает такое. Ничего, может со временем всё и образуется. Вернётся память.
Вот сейчас у меня хоть какая-то отмазка на будущее есть. Вскроется, что я не подпоручик, а я совсем и не при делах.
Ну, а что солдатская у меня награда — объяснимо. Может я из нижних чинов до офицеров дослужился. Подвиги какие совершил. Не помню — откуда у меня крест. Тут уж я никого не обманываю — чистая это правда, мне его в беспамятстве на грудь прикрепили.
Дорогой я всё больше отмалчивался, жаловался на головные боли, сам первый никогда разговор не затевал. Что-то спросят — чаще плечами пожимал. Ничего не помню, всю память отшибло…
Кто-то из офицеров каким-то образом узнал, что впереди по дороге у нас Пхеньян. Примерно ещё сутки до него ходу.
Тут нас чуть не освободили. Кто-то с японцами-конвоирами перестрелку начал.
Я прямо на дорогу быстро-быстро лёг, убьют ещё ненароком.
— Ыйбён…
Лежащий рядом со мной поручик, не один я такой умный, что-то непонятное произнёс.
— Армия справедливости…
Пояснил он уже на языке родных осин.
Да мне, хоть какая армия, лишь бы не убили.
Отбились японцы, не дали нас спасти.
Отряхнувшись, я поручика всё же спросил об этой армии.
— Это партизаны. Солдаты, уволенные из корейской армии, местное население… Не все горячую любовь к японцам тут питают… — объяснил он мне парой слов.
Помолчали немного, а затем поручик продолжил.
— В некоторых отрядах командиры из наших.
Этот поручик, молчун — типа меня, а тут, чудно даже, раз и разговорился. Даже военную тайну мне выдал.
— Они для нас информацию об японцах собирают.
Что-то тут все всё знают, один я в неведении. А, забыл, я же контуженный…
Больше до Пхеньяна никаких происшествий не было. Как-то так само-собой получилось, что с этим самым поручиком мы рядышком пошли. Сколько дней врозь двигались, а тут как старые знакомые — плечом к плечу зашагали.
В дороге делать нечего, только ноги переставляй. Голова и язык свободны. Вот и обсуждают всё подряд между собой пленные офицеры. Одни мы с поручиком молчком идём. Надо сказать, что из этих разговоров я и узнал, что наших пленных морем отправляют. Не у меня сомнение зародилось о нашем пути следования. Кто-то, сейчас уже не помню, эту тему поднял. Ну, что всех из Даляня морем, а нашу колонну пешим ходом отправили.
Одна умная голова даже мысль высказала, что для нас кораблей не хватило. Столько японцы народа в плен взяли, что везти не на чем…
Ему чуть морду не набили за такие слова.
Может с нами что-то плохое хотят сотворить? Дома в кино я видел, как японцы над пленными всякие опыты ставили. Заражали их разными болезнями, но это, вроде, позже было. А, вдруг они эти работы уже вести начали? Такие дела открыто не делаются, в строгой тайне всё держится. Чаще проводятся на чужой территории, а не у себя в стране.
У меня даже мысли о побеге появились. Опять же, это я в кино видел. Ну, как пленные сбегают. Ведут их колонной, а они — раз — кто на конвоиров бросается, кто просто в лес бежит…
Но, там, в кино, дело летом происходило и на территории нашей страны. Сейчас же я в Корее и зима на дворе. Куда тут убежишь…
Глава 27
Глава 27 Неожиданная встреча
Мечтал я дома мир повидать, вот и повидал…
Ощущаю я теперь этот мир всеми органами чувств и не только.
Глазами своими собственными на него гляжу, вживую вижу, а не в телепередаче «Клуб кинопутешествий». Эта передача — моя самая любимая. Все три её части мне нравятся. Ну, или нравились, так вернее в настоящий момент, будет сказать. И про нашу страну в начале передачи, и про одну из зарубежных социалистических стран интересно было смотреть во второй части, а самая всегда мною ожидаемая — третья часть. Там рассказывали и показывали про самые удаленные уголки мира. Про места, где прибыль на первом месте и капитализм себе гнездо свил. Так дедушка про эти страны говорил.
Вот, например, показывают сюжет про Канарские острова. Многим ли из советских людей светит на Канарах побывать? Ответ очевиден. Тут же — вот они Канары, прямо на экране. Можно рукой потрогать.
Ладно, Канары, про те же боевые единоборства монастыря Шаолинь именно из этой телепередачи я узнал.
Про Корею в этой передаче тоже показывали, страной утренней свежести её называли. Это уж точно, свежести мне здесь хватает. И по утрам, и днём, и вечером, и ночью… Не то, что свежо, холодно тут нынешней зимой. Минус не велик, но с ветерком до костей пробирает. Полушубок только и спасает. Поручик, что рядом со мной сейчас идёт, в своей шинели мерзнет. Не знаю, как тут летом будет. Может и мечтают тут тогда об утренней свежести.
Северная часть Кореи, которую я своими собственными ногами промерил, для жизни нормального человека не сильно благоприятна. Гористая тут местность, для ведения сельского хозяйства мало пригодна. Народ беден. Сам я это сейчас каждый день наблюдаю.
— Тэдонган.
Опять что-то непонятное для меня произнёс молчун-поручик. Одно только словечко обронил.
— Что, тэ-дон-ган, — еле-еле я это слово и выговорил. В целом виде не получилось, только по слогам.
— Река…
А, понятно. Реку-то я и сам вижу. Это, наверное, она так и называется, а я с маленькой буквы это слово непочтительно произнёс…
— Называется так? — уточняю у знакомца-молчуна на всякий случай.
Поручик в ответ только кивнул. Наверное, запас слов для произнесения вслух у него на сегодня кончился.
— Пхеньян…
А, нет, ещё одно словечко мой соратник по плену соизволил вымолвить.
Ну, про Пхеньян, я знаю. Из того же «Клуба кинопутешествий». Это столица и крупнейший город КНДР. Тут же, что-то на столицу этот населенный пункт мало похож.
— Ивовая столица…
Опять
